Госпожа его сердца

– Так вот, как я уже говорила, Роузвуд и доход с земель перейдет Джеймсу. А мои личные средства я планирую завещать тебе, дорогая.

Так неожиданно Лиззи стала наследницей огромного состояния. Она потянулась, чтобы крепко обнять свою бабушку, и от избытка чувств они обе еще долго не могли говорить.

– Любопытно, почему женщины всегда плачут, когда они счастливы? – подал голос Джеймс.

Лиззи выпрямилась и принялась утирать слезы. Теперь, когда первая волна радости прошла, ее мысли переключились на Джеффри.

– Это горькая радость, – сказала она. – Я безмерно благодарна вам за готовность сделать для меня так много. Но, конечно, лорд Сомервилл никогда не одобрит подобный план.

– Быть может, тебе стоит самой спросить у него, прежде чем делать выводы, – мудро заметила леди Торнборо.

Лиззи недоверчиво на нее посмотрела:

– Как же я могу это сделать? Он не выказывал никаких признаков желания общаться со мной.

Губы леди Торнборо расплылись в добродушной улыбке.

– На самом деле нет ничего проще. Он ждет тебя под старым дубом.

Осеннее небо было ярким и ясным. Лиззи почти бежала по дорожке, то есть шла так быстро, как только могли позволить ее многочисленные юбки и обувь, не пригодная для таких прогулок.

Она замедлила шаг и затаила дыхание, остановившись на вершине холма. Осмотревшись, увидела Джеффри, стоявшего у изгороди. Глядя в ее сторону, он улыбнулся и распахнул ей объятия.

Лиззи подбежала к нему, и он крепко обнял ее и прижал к груди.

Джеффри сейчас чувствовал себя по-настоящему счастливым. Просто держать ее в объятиях, без лжи и без барьеров между ними – это казалось величайшим чудом. Ведь он был так близок к тому, чтобы ее потерять…

– Лиззи, – прошептал он, – моя любимая Лиззи.

Она вздохнула у него на груди.

– Как прекрасно слышать, что ты зовешь меня моим настоящим именем. Я так долго была Рией, что уже не надеялась обрести собственное имя.

– Лиззи… – Он коснулся губами ее волос и тихо засмеялся.

– У меня такое смешное имя? – спросила она.

– Вовсе нет, милая. Я просто думал про себя, что роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет [3].

Она тоже рассмеялась.

– Знаешь, я люблю, когда мужчина немного поэт.

– Кроме того, – добавил Джеффри, – есть еще одна очень важная причина, по которой я так рад называть тебя Лиззи Пул. Это значит, что я могу просить тебя выйти за меня замуж. Выйдешь?

Лиззи замерла, потом попыталась отстраниться, покачивая головой, не веря в происходящее. Но Джеффри прижал ее к себе и повторил слова, которые преследовали его с того дня, когда Лиззи произнесла их в гостиной леди Торнборо.

– Много ли на свете по-настоящему счастливых людей? Много ли союзов, заключенных по любви – страстной и беззаветной? Много ли мужей, которые боготворят своих жен? – Он осторожно смахнул слезинку, капнувшую на ее щеку. – Милая, я надеюсь, ты любишь меня страстно и беззаветно.

Лиззи всхлипнула и пробормотала:

– А ты… боготворишь меня?

Барон усмехнулся:

– Конечно, я отношусь к тебе не совсем так, как к нашему Господу, однако я верю, что Он не покарает меня за то, что я лишь повторил слова своей возлюбленной.

– Я – твоя возлюбленная? – Она не смела поверить этим словам.

– Милая, ты так и не ответила на мой вопрос.

– Но… после всего, что я сделала…

Он вытащил из кармана носовой платок и начал утирать ее слезы.

– Лиззи, мы оба совершали поступки, за которые нам должно быть стыдно. Но это лишь доказательство нашей человеческой природы.

– А как же… мое прошлое и мое весьма сомнительное происхождение? – Она посмотрела на него взглядом, полным боли и неизбывного страдания.

И этот ее взгляд отозвался болью в сердце Джеффри, ведь он знал, что ее печаль родилась от его слов.

– Лиззи, у меня было много времени подумать о тех ужасных словах, которые я тебе говорил.

– Я их заслужила, Джеффри.

– Нет! – Он прикоснулся пальцем к ее губам. – Выслушай меня до конца. Столкнувшись лицом к лицу с жестокой истиной, я понял, что только одно стояло между мной и женщиной, которую я люблю больше всего на свете.

В ответ на ее немой вопрос Джеффри добавил:

– Это был я сам. Я ненавидел себя за то, что пал, как мне казалось, настолько низко, что предал те идеалы, которые отстаивал раньше с такой гордостью. И эта ненависть к самому себе ослепила меня.

– Ты самый достойный человек, которого я знаю, – возразила Лиззи.

Он со вздохом покачал головой:

– Увы, это не так. Мне надо получить прощение – как и тебе.

– Не все в нашем мире готовы прощать правду, узнав ее, – заметила Лиззи.

– Хайтауэр умер, – продолжал Джеффри. – Теперь никто, кроме нашей семьи, не знает темных деталей твоей истории. Ты жила честно в Австралии со своим братом до того, как приехала в Англию. Это все, что следует знать посторонним.

Он прикоснулся к ее щеке своей теплой ладонью и смахнул слезинку большим пальцем.

– Что же касается твоего происхождения, то для меня ты – внучка леди Торнборо. Этого должно быть достаточно и для всех остальных.

Джеффри немного помолчал, потом вновь заговорил:

– А если этого все же недостаточно, то тебе нужно только согласиться стать моей женой. Тогда ты станешь баронессой, а это уж наверняка заставит молчать всех сплетников.

Она всхлипнула, и ее глаза вспыхнули от счастья.

– Лиззи, ты поступила очень смело, решив приехать в Лондон.

Она снова всхлипнула:

– Смело – или глупо?

– Пересечь океан, как это сделала ты, не зная, что ждет тебя здесь… Ты очень рисковала. Благодаря тебе я узнал о смерти Эдварда. Ты ответила на вопросы, терзавшие меня долгие годы, и дала мне шанс мысленно воссоединиться с братом. Ты сильная женщина, Лиззи Пул. Твердолобая, упрямая, но совсем не глупая.

Лиззи засмеялась, коснувшись своего шрама на виске.

– Да, кажется, моя твердолобость спасла меня уже не раз.

Он сжал ее руку:

– Но сердце твое – нежное. В нем живет добродетель и благородство.

– Добродетель? – переспросила Лиззи с недоверием. – Уже долгие годы никто не говорил мне, что я добродетельна.

– Любовь моя, однажды я уже был к тебе слишком строг и осудил тебя. Поверь, больше я не повторю такой ошибки. Я буду защищать твою честь и достоинство от любых нападок.

Она поднесла к губам его руки.

– Ты уже это сделал.

Прикосновение ее губ к его рукам было таким трогательным, что у него вырвался глубокий вздох. Он тотчас привлек ее к себе, прижал к своему сердцу и нежно поцеловал.