Госпожа его сердца

– Ты же слышала, – сказал ей Джеймс. – Не надо заставлять тетушку ждать.

Лиззи выпустила его руку и кинулась к леди Торнборо в объятия, чуть не опрокинув ее кресло.

– Во имя всего святого… – пробормотала, задыхаясь, пожилая дама.

– Мне так жаль! – воскликнула Лиззи, осыпая ее щеки поцелуями. – Бабушка, я так вас люблю. Я очень сильно любила Рию, она была мне больше чем сестра. Я сделаю все, что в моих силах, буду правильной, послушной и…

– Возможно, – прохрипела леди Торнборо. – Но для начала ты могла бы перестать меня душить.

Эта просьба заставила Лиззи образумиться и умерить свой пыл. Она ослабила свои объятия и сделала шаг назад.

– Так-то лучше, – сказала леди Торнборо, поправляя шаль и указывая на кресло рядом. – Присядь, дитя. Нам есть о чем поговорить.

Все еще ошеломленная, Лиззи села. А леди Торнборо взяла листок бумаги, лежащий на столике рядом с ней. Она поправила очки и внимательно перечитала текст, затем устремила на Лиззи строгий взгляд серых глаз.

– У меня есть письмо, Элизабет. Письмо твоего отца.

– Моего отца?..

– Да, твоего отца – Герберта Торнборо. – Леди Торнборо подняла руку, не давая Лиззи возможности задать вопрос. – Ты думала, что переписка между Гербертом и твоей матерью, доказывающая истинность твоего происхождения, была утеряна. Это не так. Она хранится у меня.

Не может быть! Как долго леди Торнборо знала правду о ее, Лиззи, рождении? Неужели все знали правду, но позволяли ей играть роль Рии?

– Эти письма, – продолжила леди Торнборо, – находились на хранении у моего поверенного в Лондоне.

– Я не понимаю… – пробормотала Лиззи. – Ведь Рия говорила, что письма были в Роузвуде. Она сама их видела.

– Я нашел их после бегства Рии с Эдвардом, – объяснил Джеймс. – И я знал, где Рия прятала свой дневник, поэтому там искал в первую очередь.

– Значит, она не хранила от тебя секретов, Джеймс? – спросила Лиззи.

Он с улыбкой кивнул:

– Ни единого.

– Но ты не нашел ее дневник. Я обнаружила его в самом дальнем углу застенка.

– Верно, не нашел. Зато я нашел кипу писем. Прочитав их, я решил передать все тетушке.

– Что было необычно мудро с твоей стороны, – добавила леди Торнборо и тут же заметила: – Я сказала Джеймсу тогда, что его открытие не ко времени, ведь оно не имело никакого отношения к бегству Рии. Письма отражали лишь один печальный момент семейной истории, который нужно было оставить в прошлом.

– Так вы знали?.. – Несмотря на раскаяние, сейчас в Лиззи вспыхнуло чувство горькой обиды. – Вы знали о моем существовании и все же сочли за лучшее просто забыть об этом?

– Именно так я сказала Джеймсу, – заявила леди Торнборо. – Впрочем, письма были лишь доказательством связи между Гербертом и твоей матерью. В них ничего не говорилось напрямую о ребенке. Я поступила мудро, не просветив Джеймса насчет всей правды, поскольку он не смог бы держать это при себе.

Джеймс тяжело вздохнул:

– Хотел бы я отрицать, но боюсь, что в этом – весь я. Да, тетушка была права.

Лиззи вопросительно посмотрела на пожилую даму:

– Но вы знали обо мне?

Леди Торнборо показала ей бумагу, которую держала в руке.

– Этот документ твой отец оставил своим адвокатам, прежде чем скончался. В нем с неоспоримой ясностью описываются обстоятельства его романа с Эммой Пул, а также положение, в котором она оказалась. Пишет он и о том, что позволил своему камердинеру взять на себя вину за сложившуюся ситуацию. Он также объясняет, что камердинеру была передана определенная сумма денежных средств для обустройства в Лондоне. А еще Герберт пишет о том, что всегда проявлял к тебе живой интерес, хотя и издалека.

«Издалека…» – мысленно повторила Лиззи.

– В этом документе, – продолжала леди Торнборо, – он указывает, что после смерти Сэма Пула тебя должны уведомить о выделенном для тебя ежегодном доходе. Проблема заключалась в том, что в момент его кончины тебя не было в Англии.

Это соответствовало действительности. Одним из самых горьких сожалений Лиззи было то, что ее отец умер, когда она находилась в Австралии.

– Деньги хранились в специальном фонде – на случай если тебя смогут отыскать.

– Он откладывал для меня деньги? – недоверчиво спросила Лиззи.

– Да. Несмотря на то, как все это выглядело, он очень заботился о тебе.

Сердце Лиззи в волнении подпрыгнуло – ее отец и в самом деле о ней заботился! Возможно, его мрачный вид в тот день, когда они случайно столкнулись, говорил не об отвращении, а скорее о тоске по невозможности растить свою дочь самому, о горечи вынужденного решения отдать ребенка на воспитание чужому человеку.

Леди Торнборо пристально посмотрела на нее:

– Полагаю, ты потребуешь деньги, не так ли?

Лиззи с трудом удалось сформулировать ответ. Все это время она притворялась наследницей чужого состояния, не зная, что имела право претендовать на свое собственное. Мысль о ежегодной ренте казалась заманчивой, но ее беспокоило и кое-что еще…

– Как я могу пойти на это сейчас, после всего произошедшего? Мне пришлось бы всем раскрыть правду о том, как я обманывала вас и лондонское общество.

– Конечно же ты боишься последствий.

– Нет. Я готова принять позор и осуждение, я его заслуживаю. Но как при этом можно избежать скандала для вас? Вот моя главная забота.

Леди Торнборо улыбнулась.

– Нам весьма на руку твои травмы, моя дорогая. В медицинском заключении доктора Лейтона будет написано, что после дорожного происшествия ты страдала редкой формой амнезии. Все вокруг принимали тебя за Рию, и ты сама поверила в это. Но после второго удара по голове к тебе благополучно вернулась память.

– Ей-богу, тетушка!.. – воскликнул Джеймс, хлопнув себя по колену. – Я в восторге от вашей изобретательности!

Лиззи с сомнением посмотрела на леди Торнборо:

– Думаете, кто-нибудь в это поверит?

Леди Торнборо с улыбкой кивнула:

– Мне – поверят. За моими плечами почти семьдесят лет, прожитых безукоризненно честно. Кроме того, у нас есть официальный диагноз доктора Лейтона. Никто не посмеет нам противоречить.

Джеймс щелкнул пальцами – будто продумывал стратегию какой-то игры.

– Мы должны также сказать, что после обнаружения ошибки нельзя было сразу открывать тебе правду – по крайней мере до тех пор, пока ты не встанешь на ноги и не окрепнешь. Мы боялись еще сильнее навредить твоей и так уже измученной психике.

– Замечательная идея, – весело сказала леди Торнборо.

– Но мы все равно навлечем позор на имя Торнборо, – настаивала Лиззи. – Ведь придется публично признать, что ваш сын, сэр Герберт…

– Очевидно, Герберт сам желал это признать, – со вздохом перебила леди Торнборо. – Я не могу сказать, что мне приятно давать обществу пищу для злословия, но сплетни возникнут неизбежно. Горькая правда в том, что скандал для нашей семьи не в новинку. Добавлю также, что все стороны, чья репутация задета этими обстоятельствами, уже мертвы. – Она протянула Лиззи руки и улыбнулась. – За исключением нас с тобой, разумеется.

Лиззи опустилась на колени возле кресла бабушки и взяла ее за руки.

– Я вижу только один выход, – вновь заговорила леди Торнборо. – Я хочу официально признать тебя своей внучкой, и тогда мы сможем получить твою годовую ренту. – Глядя на Джеймса, она добавила: – Но Роузвуд по-прежнему достается наследнику мужского пола. Этого я не могу изменить.

– Я приложу все усилия, чтобы позаботиться о поместье, тетушка, – заявил Джеймс. – Я знаю, вы не считаете меня вполне пригодным для этого, но я искренне желаю исправиться.

Леди Торнборо решительно проговорила:

– Будем надеяться, твои благие намерения не выветрятся со сменой погоды. Тебе есть чему у меня поучиться, но тебе лучше с этим поспешить, потому что я буду не вечно выполнять за тебя твои обязанности.

– Пожалуйста, не говорите так! – воскликнула Лиззи. – У нас впереди еще долгие годы вместе, я знаю!

Пожилая дама похлопала Лиззи по руке.