Огненный столб

— Давай скажем, — спокойно произнес он, — что после смерти твоего отца я посчитал разумным убрать моих женщин с пути зла. Я бы сделал то же самое и для тебя, внучка, если бы это было возможно.

Анхесенпаатон склонила голову, изящно, как всегда, даже в таких чрезвычайных обстоятельствах.

Тутанхатон все еще держал царицу за руки, переводя взгляд с нее на ее дедушку, который приходился ему дядей. Его воспитывали строго и держали среди нянек и учителей; Нофрет даже не знала, что он в Ахетатоне, хотя мальчик вряд ли остался бы в Фивах, раз его старший брат стал царем. Тутанхатон уже не был тем пухлым загорелым малышом, которого она помнила. Для своего возраста он был высоким, стройным, крепким и красивым, каким и обещал вырасти. Он походил на Сменхкару, но Сменхкару, одаренного быстрым умом.

— Защитит ли тебя то, — спросил он, — что ты выйдешь за меня? На следующий год я буду учиться драться на мечах. Я уже умею немного стрелять из лука.

Царица не улыбнулась, как улыбнулась бы ребяческим фантазиям любая другая женщина, и ответила ему вполне серьезно:

— Это защитит нас обоих. Тебя, потому что ты станешь царем. Меня, потому что никто не может стать царем, если я не выйду за него замуж.

— К тому же, — вмешался господин Аи, — царь-ребенок может представлять меньшую опасность, чем взрослый мужчина.

— Опасность? — спросила Тутанхатон. — Какая же в нас опасность?

— Огромная, — ответила царица. — Мой отец убил всех богов. Потом его брат отказался вернуть их и даже думать об этом.

— Это неправильно, — возразил Тутанхатон. — Я знаю, что боги существуют. Они разговаривают ночью, когда все думают, что я сплю. Они вовсе не мертвы и не спят. Некоторые очень сердятся.

— Да, и некоторые достаточно сердиты, чтобы убить царя, — царица привлекла его к себе, обняв за плечи, то ли успокаивая, то ли ища успокоения.

Тутанхатон крепко обнял ее.

— Нас не убьют. Я не позволю.

— На все воля богов, — ответила Анхесенпаатон.

Часть вторая

ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ АМОНА

31

Казалось, они только и делают, что карабкаются к царской гробнице, — сначала с Эхнатоном, потом со Сменхкарой и Меритатон, что пиры во дворце Ахетатона — только погребальные пиры, а звуки раздаются только скорбные. Но когда цари были уложены на вечный отдых, оплакивание закончено и обряды заботы о покое умерших предоставлены жрецам, появился новый царь, возросший в Двух Царствах, и состоялась царская свадьба, и это было обещание чего-то нового. Царь был прежде всего еще ребенком, а его царица — немногим старше. Он мог оказаться более податливым, чем его братья.

Анхесенпаатон правила за него. Господин Аи руководил министрами и давал советы царице и юному царю. Сам царь, кажется, был склонен поступать так, как ему говорили, учиться всему, чему мог научиться, и не перечить предложениям своих советников.

Нофрет, однако, не совершила той ошибки, которую совершали многие, полагавшие, что его легко подчинить. Некоторые из них хотели бы разорвать Два царства, но господин Аи обладал достаточной спокойной силой, руководя советниками, а Анхесенпаатон училась искусству царственного управления у его сестры Тийи. Они устояли. Двор следовал за ними по разным причинам, но преимущественно из лености.

Остальной Египет, оказалось, был готов ждать и проявлять терпение. Царь, по настоянию советников, не заперся за стенами Ахетатона, как оба его брата, но выезжал с царскими процессиями, путешествуя вдоль и поперек по Двум Царствам, позволяя народу видеть с вое лицо и демонстрируя свое присутствие в стране. Он всегда возвращался в Ахетатон и проводил по крайней мере часть года во дворце, построенном его братом.

Египет смотрел, ждал и был терпелив. Снова открылись храмы, и жрецы безнаказанно поклонялись богам, хотя ни Сменхкара, ни Тутанхатон не отменяли законов, направленных против этого. Только двери храма Амона в Фивах оставались запечатанными.

Жрецы Амона явились в Ахетатон в первый год царствования Тутанхатона — явились, присмотрелись и удалились, не привлекая к себе ничьего внимания. Они не просили аудиенции и не стали, хотя этого боялись многие, обрушивать новые проклятия на нового царя. Ясно было, что жрецы собираются выждать и посмотреть, как этот царь-ребенок будет управляться со своим царством.

Ахетатон умирал. Он был болен еще задолго до того, как покинул его через двери дома очищения, а при Тутанхатоне вообще заметно поблек. Придворные еще вынужденно оставались здесь, как и чиновники, жившие и умиравшие по воле царя, но кровь города — простые люди, заполнявшие стены и заставлявшие его петь, — эта кровь вытекала прочь. Силы Атона было недостаточно, чтобы удержать их, и он не мог даровать жизнь и существование городу, выстроенному в пустоте.

На четвертом году правления Тутанхатона жрецы Амона вернулись и Ахетатон, где царь жил со времени разлива реки. Они привезли с собой дары и просьбу, которая на самом деле была требованием. «Возвращайся в Фивы, — сказал главный из них, склоняясь низко к ногам юного царя. — Возвращайся туда, где ты родился, в город своих предков. Покинь навсегда это бесплодное пустынное место. Позволь ему кануть в песок, из которого оно поднялось под солнцем, для чьей славы было создано».

Он говорил это в большом зале дворца, перед блистательным двором, стоя непреклонной фигурой в простоте белого полотняного одеяния и чисто выбритой головы. Царь, сидя рядом со своей царицей на возвышении среди разнаряженной толпы придворных, молча смотрел на жреца. Тутанхатон уже не был ребенком, но не стал еще и мужчиной: мальчик, превращающийся в юношу, с лицом, подобным маске из золота, прекрасным и непроницаемым. Но царь пока не умел управлять своими глазами, и когда он переводил взгляд со жреца на сопровождавших его, в них сверкал острый ум.

По большей части просителям отвечала Анхесенпаатон или господин Аи в звании регента. Но сегодня царица молчала, сидя в напряжении — от злости или от безразличия, — Нофрет, стоявшая рядом в толпе служанок, не могла определить.

Господин Аи пошевелился, как будто собираясь заговорить. Царь поднял руку, приказывая ему оставаться на месте.

Тутанхатон наклонился вперед и опустил посох и плеть, которые держал крест-накрест, как подобает царю. Он положил посох на колени и поигрывал хвостами плети, пропуская их между пальцами. Они были драгоценные и с виду бесполезные, все в золоте и лазурите, но Нофрет подозревала, что ими можно нанести весьма болезненный удар, прежде чем камушки рассыплются.

Царь прекрасно это знал и не был склонен к лишним разговорам.

— Я редко бывал там, — сказал он, — хотя много путешествовал по Двум Царствам.

— Повсюду, кроме Фив, — заметил жрец.

— Фивы не рады нам. Там пытались убить моего брата. Могу ли я быть уверен, что так не попытаются убить меня?

— Фивы будут рады тебе, во имя Амона.

Царь снова сел. Может быть, он о чем-то раздумывал, может быть, и нет. Немного погодя он заговорил снова:

— Предположим, я сделаю так, как вы просите. А вы что сделаете для меня?

— Мы будем служить тебе, — ответил жрец.

— И запретите проклинать меня? Какая милость. — Тутанхатон перестал играть плетью. — А если я откажусь?

— Это твое право. Можешь оставаться здесь, в пустом городе, где остались только придворные и их рабы. Или возвращайся в город, который живет так же, как жил тысячи и тысячи лет.