Анжелика в России

— Праздник обещает затмить все предыдущие…

— У меня создается впечатление, что «сказать или не сказать» мне о моем муже решается на самом верху, — прошептала Анжелика хозяйке дома.

— Я думаю, что де Помпон все же вспомнит, — тихо ответила мадам Скаррон. — Я поговорю с ним. Наберитесь терпения, дорогая.

Однако в тот день де Помпон так ничего и не вспомнил. Огорченная Анжелика вернулась в свой отель. Ночь она провела дурно. Постоянное напряжение, расчеты, построенные на неясных, обрывочных данных, лишили ее аппетита и сна. С нетерпением ждала она утра, чтобы опять отправиться к мадам Скаррон.

Утро над Парижем поднялось свежее, ветреное. Синее небо, обласканное ветрами, сияло над прекрасным городом. Улицы оживились. Анжелика с балкона своего отеля наблюдала за муравьиной возней внизу и на соседних улицах. Ехать с визитами было рано. Она уже хотела вернуться в кабинет и разобраться с последними счетами и отчетами управляющих (после визитов к мадам Скаррон и неожиданных известий она совсем забросила все хозяйственные дела, всю коммерцию), но тут обратила внимание на посыльного, который спешил к кованым воротам ее резиденции. Посыльный передал ей плотный конверт, перевязанный шелковой бордовой лентой. Это было послание от мадам Скаррон. Вдова писала, чтоб Анжелика оставила все дела и немедленно ехала к ней, на улицу Вожирар.

Анжелика была там через полчаса. У мадам Скаррон опять был де Помпон, он выглядел недовольным, как будто его только что принудили к чему-то помимо воли. Но манеры министра оставались так же безукоризненны, как и вчера.

— Он что-то знает и все расскажет, — шепнула мадам Скаррон Анжелике, как только та вошла. — А вот и наша гостья, господин министр! — добавила она громче.

— Я навел справки, мадам, — суховато сказал маркиз де Помпон. — Не берусь судить… Мне всего лишь кажется… В общем, наши агенты доносили о каком-то прихрамывающем французе, который в России, а именно — на Урале, делает опыты по превращению свинца в золото…

— Я еду! Немедленно… — воскликнула Анжелика, не давая министру закончить фразу.

Де Помпон, казалось, был немного растерян, горячность Анжелики выбила его из колеи.

— Я просил бы вас, мадам, отложить свой отъезд до предстоящего праздника в Версале, — помешкав, сказал он. — У нас могут быть сведения, весьма интересные для вас, к этому времени мы ждем очередной почты из России.

— Как долго мне придется ждать?

— Совсем не долго.

— Вы уверены, что речь идет именно о вашем муже? — спросила у Анжелики мадам Скаррон.

— Да, уверена, — сжала Анжелика ее руку и вновь обратилась к де Помпону. — Прибытие этой почты так важно? Вы ждете известий именно о нем? О, я так и знала, что за ним следят…

— Буду, с вами откровенен, мадам, — де Помпон поигрывал тростью, тщательно подбирая слова. — Существуют различные юридические формальности, тонкости, детали… Решение того судебного процесса, насколько мне известно, остается в силе… Впрочем, я думаю, что все будет улажено. Но нужно время.

— Вы ничего не теряете, дорогая, — принялась успокаивать Анжелику мадам Скаррон. — Вам все равно понадобится время на сборы. Россия — ужасная страна. Мне кто-то рассказывал: холод, голод, медведи на улицах… Это очень опасно, и если уж вы решились ехать, надо все самым тщательным образом обдумать и приготовить. Поверьте мне, на это тоже уйдет время…

— Да, вы правы, милая мадам Скаррон, — опомнившись сказала Анжелика, все еще сжимавшая руку хозяйки дома. — Путешествие обещает быть долгим и не безопасным. К нему надо готовиться.

— Вот видите…

— Я согласна, господин министр, — быстро сказала Анжелика де Помпону. — Ждите вашу почту и дайте мне знать, если в ней будет что-либо интересное. Но пеняйте на себя, если она придет позже того, как я соберусь. Прощайте, господин министр. Прощайте, моя дорогая. Вы мне очень помогли. Благодарю вас.

Кивнув склонившемуся в поклоне министру и по-дружески обняв мадам Скаррон, Анжелика покинула гостеприимный дом воспитательницы королевских детей. Путь предстоял не близкий, и надо было хорошо подготовиться и все обдумать.

Огромная страна на востоке Европы, по количеству населения немногим уступавшая Франции, долгое время оставалась абсолютно неизвестной для французского двора. В Париже не было русского посла, в Москве никто официально не представлял Францию. В начале века Луи де Курменен подписал в Москве с русскими торговый договор. Во Франции был неурожай, и несколько лет хлеб покупали в России. Потом нужда в русском хлебе отпала. Сам же Курменен, человек молодой и горячий, ввязался в заговор Гастона Орлеанского против кардинала Ришелье и вместе с другим непримиримым врагом кардинала, маршалом Монмораси, сложил голову свою на плахе.

Русские миссии время от времени посещали Париж, но постоянной связи не существовало. Доходило до конфузов. Молодой французский король как-то написал письмо русскому царю Михаилу, а оказалось, что тот двенадцать лет как помер. В целом отношения складывались неприязненные, и все из-за того, что русские постоянно воевали с поляками, традиционными союзниками Франции. Одно посольство из Москвы прибыло в Париж как раз с целью объяснить причины очередной такой войны и прощупать отношение к этой войне в Европе. Послов, князя Константина Мачекина и дьяка Андрея Богданова, король принял, но без надлежащих почестей. Говорить с послами было затруднительно. У короля Людовика имелось два переводчика с русского языка, но один, к несчастью, умер, а другой, пообщавшись с русскими, запил и сошел с ума. Пока искали, кто бы мог перевести, посольство жило в Сен-Дени в скромненькой гостинице «Королевская шпага». Министр финансов, господин Сервьен, денег на содержание послов выделил мало, но московиты на многое и не претендовали, в праздниках и увеселениях не участвовали, заперлись у себя в гостинице, ели и пили. Как-то от скуки стали шуметь, задрались меж собой. Хозяин вызвал городскую стражу. Московиты встретили наемников-швейцарцев, как дорогих гостей, посадили за стол, поили, кормили, продержали до полуночи, и, наконец вполпьяна отпустили.

Меж тем нашелся переводчик, единственный в Париже учитель русского языка, поляк, пятнадцать лет проживший в России. Послов вызвали, вручили письмо Людовика царю, скромные подарки и, попеняв, что не надо бы воевать с поляками, отпустили в Московию.

Второе посольство прибыло через тринадцать лет, после победы русских над поляками, и послы, соответственно, держали себя победителями. Анжелика присутствовала на приеме и помнила случившийся тогда инцидент с семиградским князем. Посол, стольник Петр Потемкин, оказался человеком любезным, общительным и в какой-то мере светским. Блистая шитым жемчугом кафтаном и сафьяновыми рыжими сапогами, он появлялся всюду: в Версале, Лувре, Венсене, Тюильри, посетил мануфактуру гобеленов, несколько раз бывал в театрах. Но уезжал опять-таки со скандалом, обидевшись, что в письме к царю французский король перечислил не все царские титулы. Письмо подправили, но Потемкин заметил подчистку, расшумелся еще больше и отказался принять участие в обеде, который давала французская сторона. Документы переписали наново.

Разглядывая одетых в одни меха московитов, Анжелика решила, что в России царит вечная зима. И теперь готовилась сделать соответствующие распоряжения перед дорогой.

Как и всякий раз перед резкими изменениями в жизни, перед новым, для многих — безумным, предприятием, голова Анжелики уже была полна идей, а сердце — надежд. Она заказала себе несколько прелестных шубок, предчувствуя, что в далекой северной стране ей и летом придется ходить по колено в снегу, и изящный мужской костюм для езды верхом, серебристо-серый с бежевой отделкой. Помимо этого пришлось перебрать весь гардероб, и отобрать платья, в которых не стыдно было бы появиться при русском дворе.

К вечеру слегка утомленная, но удовлетворенная сделанными приготовлениями Анжелика велела собраться всем слугам.

— Я еду в Россию, — сказала она, оглядывая настороженных слуг. — Путь труден и опасен. Мне нужны люди, на которых я могла бы положиться. Поэтому я возьму с собой только добровольцев. Кто поедет со мной?