КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ (СИ)

Нет, нет, не нужны такие «или». Нужно наверняка знать, что он не выдаст. Лучше было бы, если выдавать некому было.

Тийне эта мысль придала немного сил и она, слегка успокоившись, снова огляделась по сторонам. Странный пир продолжался; пожалуй, трезв был один Чет – ах, нет, гости принца Зара тоже. Вон, сидят, злобно зыркают глазами. Среди гостей Тийны не осталось ни одного здорового – по мере опустошения бочек с вином каждый из них возомнял себя героем и вступал в бой с принцем, и тот быстро и безжалостно калечил смельчака. Впрочем, это было уже не так уж и трудно – сонки, итак не отличающиеся трезвостью, напились в дымину, и держать оружие в руках уже практически не могли. Теперь победитель и побежденные вопили песни, собравшись посреди зала и уткнувшись головами. За столом остались лишь те, кого ноги уже не держали совершенно да те, кто попросту уснул. Ну, и сам царь – он сидел бледный и молчаливый, глядя безучастно на вакханалию, и позади него стоял Шут – вот еще головная боль! Он был спокоен; смотрит на Зара, не отводит глаз. Тем лучше – может, удастся выскользнуть незамеченной, перехватить этого дурака-советника?

На её удачу, в толпе празднующих снова возникла свалка, и принца сшибли с ног. Правда, он тотчас же поднялся и плечом отпихнул своего обидчика, снова вытащив свой меч, но одного этого эпизода хватило, чтоб Шут – почему-то его внимания Тийна боялась больше всего, – дернулся и прыгнул вперед, словно хотел принца защитить. Глядя в спину Шута, Тийна ужом соскользнула с трона и отступила назад. В свалке раздался хохот, обидчик принца получил оплеуху и покатился по полу, и Шут сделал еще один шаг вперед, а Тийна – назад. Если ей удастся выйти в тень, за арки, отделяющие зал от коридоров, она сумеет догнать советника, и …

- Моя госпожа куда-то собралась?

Сладкий ядовитый голос этого зародыша крокодила настиг её почти у самого выхода, когда ей казалось, что спасение уже рядом, и сердце её вновь гулко бухнуло о ребра. Первосвященник! Как она о нем забыла?! Его горячее дыхание опалило ей шею, и Тийна скорее почувствовала его черные мысли, чем угадала их. Он все это время прятался где-то в темноте и наблюдал за ней, кровожадный паук! Именно за ней; он видел, как она разговаривала с советником – от него не укрылось и то, как она мучила его. И, возможно, этот гаденыш испытал своеобразное удовольствие, такое, какое испытывают дурные извращенцы, подглядывая… Тиерн стоял тихо, даже не касаясь её, но ей казалось – он тискает, мнет её.

- Ты кого-то искала, моя госпожа? – продолжал он. – Может, советника? Я видел, как он ушел от тебя с каким-то поручением. Зачем утруждать себя, принцесса? Скажи мне, и я передам ему.

Догадался, гаденыш!

Чувствуя, как земля рушится, уходит у неё из-под ног, Тийна даже дышать перестала. Что он потребует взамен своего молчания? И будет ли он молчать – он не позволит убить царя, он будет теперь шантажировать её, это не глупец-советник.

- Так что передать советнику? – коварно повторил Тиерн.

Поганец, подумала Тийна, тебе это даром не пройдет.

- Ничего, – ответила она, обернувшись к Первосвященнику. – Отчего ты решил, что я ищу советника?

Лицо Тиерна непроизвольно дернулось, на миг, только на краткий миг на нем отразилось нечто гадкое и возвышенное одновременно – то была страсть, но страсть порочная, такая, которая лишь рушит и калечит, но столь сильная, что калечит обоих, и он уже был её жертвой. Затем он совладал с собой, и лицо его вновь приобрело обычное выражение, угодливое и сладкое.

«И этот тоже, – удивилась Тийна. – Моё заклятье подействовало и на него тоже. Так какого же демона я боюсь? Я всесильна; да, лучше в это верить. Я знаю, он бы сломал меня, он уничтожил бы меня, это я вижу в его глазах, но такова его любовь. Такая же, как и у меня… А ведь он похож на меня, и его-то я должна понимать лучше всех. И что, неужто я не смогу победить этого маленького человечка?»

Собрав все свое умение, она чуть улыбнулась одним только уголком губ, но от этой улыбки Тиерн затрясся, словно в лихорадке. Еще немного – возможно, если бы не так близко был принц, такой опасный и свирепый, – Тиерн, возможно, не вынес бы взгляда этих прекрасных, словно бы тающих, влажных, затуманенных глаз и накинулся бы на неё прямо здесь. Эта мысль приятно пощекотала нервы, и Тийна вдруг подумала, что, возможно, нужно как-нибудь позвать его к себе в спальню и как следует подразнить…

- Думаю, – медленно произнесла она, – что советник недоброе задумал. Проследил бы ты за ним, а? В один прекрасный момент он может натворить нечто такое, отчего… трон останется без правителя, и тогда… ну, ты понимаешь? Я не смогу сесть на трон, Суд Правящих мне этого не позволит; но я могу уехать с моим женихом в Пакефиду, и тогда…

- Еще раньше ты можешь выйти за него замуж, и тогда царем станет он, – возразил Тиерн, улыбнувшись, – и ни один суд не сможет отрицать законности его правления.

А ведь он прав, сообразила Тийна. А еще… Суд Правящих! А что, если не будет никакого Суда Правящих? И некому будет оспаривать законность её правления! Что, если ..?

- Так проследи же за советником, – сладко пропела Тийна.

«И убей его, как только этот дурак убьет царя, – сказали её глаза. – Тогда ты будешь выглядеть героем, который пытался спасти правителя и вступил в схватку с убийцей».

- Непременно, – в тон ей ответил Тиерн, чуть поклонившись.

«Конечно, я убью его, – ответили его глаза. – А потом приду к тебе, девочка моя, и не думай, что ты сможешь от меня отвертеться».

Тиерн скользнул в темноту, и его не стало видно, словно он слился с нею… Паук! Он вообразил, что всевластен! На Тийну накатила веселая волна ярости, вместе с которой должен был прийти и приступ, но приступа не последовало, и это еще больше развеселило её. Неужели духи исцелили её и от этой напасти?! Это было бы замечательно…

Но прочь мысли!

Тиерн тоже дурак; он все знает, и думает, что она будет сидеть, сложа руки и ждать, пока он явится к ней со своими гадкими притязаниями? По нему видно, что он задумал – нацепил бы на неё ошейник и заставил бы ползать перед ним на коленях. Только в своих скотских мечтаниях он не заметил того, что задумала она.

Пусть советник убьет царя! Пусть Тиерн убьет советника и явится к ней за оплатой его молчания – к тому времени он будет ей не страшен. Чем он может пригрозить ей? Судом Правящих? Не будет никакого Суда!

Пусть безумные, пусть страшные и сильные, но Палачи тоже смертны; не раз звонил Страшный Колокол, и в ночи выносили тело почившего. Отчего ночью? Не оттого ли, что боялись, что при свете дня люди увидят высохшее тело немощного старца и перестанут бояться?

- По-моему будет, – тихо прошептала Тийна. – Коли хочу я, чтоб наступил Век Тийны Великой, надобно и стать великой. Были в древности королевы, что вдохновляли простых смертных на великие подвиги, и те сражались, словно были равны богам! Неужто я не смогу?! Боги при рождении обделили меня всем, кроме разума. Теперь же я прекрасна, и одного моего взгляда достаточно, чтобы обворожить кого угодно. Я смогу поднять солдат за собой! Я чувствую, как ярость накатывает на меня, но она не принесет мне припадка и не разрушит моего тела, как прежде. Она выжигает все слабости во мне, горит, как пламя. Я смогу зажечь такую же ярость в сердцах людей, и они пойдут за мной! А если нет – что ж, тогда смерть мне, и поделом. Лучше умереть, чем дальше оставаться таким же ничтожеством, как и прежде.

**************************************

…Утро. Ворота в казармы открылись так, словно в них ударили тараном, и возникло смятение. Полуодетые люди вскакивали со своих лежанок, беспорядочно хватаясь за что попало, лишь бы иметь в руке хоть что-то, палку ли, камень, саблю, чем можно было б защитить свою жизнь.

Но драться им не пришлось – во двор казарм вошла процессия, странная и величественная одновременно. Четверо дюжих сонков несли паланкин – раньше его украшали цветные яркие занавеси, которых теперь не было. Был лишь голый стул, лишенный безжалостной рукой всяческих украшений. Главным его украшением была Тийна, облаченная в подобранные наспех латы (наверняка их нашли в сокровищнице, ранее принадлежащей Андлолорам, а может, и самому юному принцу Крифе) – она сидела прямо, возвышаясь над толпой, гордо подняв голову, увенчанную гривастым шлемом, и в руке её было знамя, наскоро смастеренное из яркого белого атласа, обшитого золотой тесьмой. Грубо и неряшливо на белом фоне был нарисован желтый яркий цветок, схожий с цветком на щеке Тийны, и в этом небрежном рисунке было столько величия и угрозы, что солдаты замолкали, опускали вооруженные руки, в суеверном страхе глядя на страшную свою госпожу. Такие знамена взвивались над великими пожарами! Под них вставали великие герои, еще не зная того, что будут великими; и грубые голоса труб пели о том же, трубачи изо всех сил надували щеки, славя прекрасную воительницу.