Обещай мне чудо

Улыбка, полная сладкой горечи, приподняла уголки губ Катарины при виде мягких седеющих волос человека, чьей незаконной дочерью она была. Как он состарился за четыре года, прошедшие с тех пор, как она видела его в последний раз…

Грусть защемила ее сердце, сожаление о том, что могло бы сложиться иначе, и обрывки мечтаний затрепетали в ее мозгу, как пламя свечи с плохо подрезанным фитилем. Она отбросила прошлое. Теперь только будущее имело значение. Будущее Изабо.

Катарина задула все свечи, кроме тех, что стояли на столе, затем взяла очки из разжавшихся пальцев отца. Ее внимание привлекла карта, лежавшая у него под локтем, она попыталась осторожно передвинуть руку, чтобы получше рассмотреть ее. Отец зашевелился, и она отступила в тень.

– Господин герцог, – позвала она, заставив свой голос прозвучать более низко, подождала, пока герцог окончательно проснется, затем снова обратилась к нему, сопроводив свои слова поклоном и взмахом шляпы.

– Да? Да? Кто это? – спросил он, вглядываясь во тьму.

– Простите, что прерываю… ваши занятия, господин герцог, – отозвалась она, – но слуга сказал, что вы будете рады получить этот маленький подарок от моего хозяина. – Продолжая оставаться в тени, она грациозно протянула ему холщовую сумку. – Кролики, господин герцог. Только что пойманные в обширных поместьях моего хозяина.

Герцог оживился при упоминании о подарке.

– Хороший подарок, сэр! Хороший подарок. Так вы говорите, от кого он?

Он помассировал виски, словно пытаясь отогнать усталость.

– Мой повелитель и хозяин, – выдавила Катарина, чуть не задохнувшись, произнося это слова. – Могущественный и влиятельный маркграф Карабас.

– А! – воскликнул герцог, пытаясь сделать вид, что знает, о ком идет речь. – Маркграф Карабас! Конечно, конечно. А, насколько я помню, он невысокого роста…

– В действительности он довольно высокий, господин герцог. По правде говоря, он выше, чем большинство людей, а плечи такие широкие, что он может заполнить дверной проем.

– Конечно! Он черноволосый…

– Скорее блондин, я бы сказал, добрый господин. У него золотистые, словно пронизанные солнцем волосы.

– Теперь я помню, да, да. Он оставался дома и защищал свои земли.

– Законченный воин до кончиков ногтей. Одно поле битвы за другим! И с такой храбростью! И безграничным мужеством! Мой хозяин Карабасский лев!

– Похоже, он превосходный парень.

– Так и есть, милостивый государь! И всегда хранит верность друзьям, – добавила она, пристально вглядываясь в его лицо. – Когда им угрожает опасность.

В близоруких глазах герцога промелькнул проблеск понимания.

– А сейчас?

– Ходят слухи, что опасность приблизилась и к вашей милости. Подступила очень близко. Возможно, притаилась под крышей.

Молчание в ответ. Катарина откашлялась.

– И мой хозяин, маркграф Карабас, желает вам только крепкого здоровья, господин герцог.

– Правда? Рад это слышать, молодой человек. Да, да, предайте маркграфу Карабасу, что я более чем доволен слышать все это. Более чем доволен. Но скажите ему, что беспокоиться не о чем. У нас всего лишь небольшая семейная ссора. Все находится у меня под контролем.

Он беззаботно помахал рукой, одновременно вглядываясь во тьму.

– Но опасность может оказаться смертельной! Его светлость маркграф Карабас призывает вас к осторожности и к действию.

– Прямо сейчас? Посмотрим. Посмотрим. Я должен все обсудить со своими… советниками. – Он принялся похлопывать по усыпанному бумагами столу – явный признак того, что разговор окончен. – И пожалуйста, поблагодарите его светлость маркграфа Карабаса за превосходный подарок, хорошо?

Катарина склонилась в изящном придворном поклоне. Услышал ли он? Обратит ли внимание на ее предостережение? Она незаметно положила его очки на полку у двери и вышла.

Она пошла назад тем же путем, каким пришла. Голова ее, охваченная надеждой на успех и сомнениями, кружилась, словно потерявшее равновесие веретено. Он признал существование маркграфа Карабаса! Но воспринял ли ее слова?

Когда она уже подходила к ближайшей к лестнице открытой двери, то услышала, как за закрытой дверью что-то упало, раздался грохот и детский крик, сдерживающий крик боли.

Она уже протянула руку к щеколде, когда рычание безумца отозвалось в ее душе, Балтазар. Рука ее замерла в воздухе над позолоченной ручкой в форме лебединого крыла; еще одно мгновение, и она оказалась бы лицом к лицу с братом.

– Как моя покойная сука-жена могла произвести на свет такое жалкое созданье… Ладно, пусть похнычет! Может, превратится в девчонку, кем ему и следовало быть. Тогда он принес бы мне хоть какую-то пользу. – Голос брата замирал по мере того, как он продолжал свой путь.

Катарина, ослабев, приникла к двери. Она неудержимо дрожала, спина ее скользнула по ее поверхности, и она осела на пол. «Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже», – словно молебен, звучало у нее в голове. Она сидела, совершенно опустошенная, лишенная всех прочих мыслей, всех прочих чувств. Ничего в душе. Ничего, кроме ненависти.

И так продолжалось до тех пор, пока подавленный плач не нарушил тишину ночи. Фредерик Август. Рыдание вырвалось у нее из груди, она вскочила и распахнула дверь.

Восьмилетний мальчик, стройный и хорошо сложенный, со светло-каштановыми, как у матери, волосами и голубыми глазами, медленно, преодолевая боль, поднимался с пола. Рядом валялись перевернутый стол, разбитая ваза и расколотый стул.

– Фредер… – начала она, протягивая к нему раскрытые для объятий руки, но его вид, свидетельствующий о перенесенном им потрясении, заставил ее замолчать. Она выпрямилась и отвесила ему глубокий поклон, взмахнув перед собой шляпой с плюмажем. – Милорд, – сказала она, и голос ее прозвучал сдержанно, вполне подходяще для солдата, за которого она себя выдавала. – Считаю себя обязанным предупредить вас, что каждый раз, как вы вступаете в борьбу со столом, вы обречены на поражение.

Она поставила стул, затем по-товарищески протянула руку племяннику.

– Все дело в ножках. Четыре к двум. Поединок всегда получается неравным.

Он посмотрел на нее с мальчишеской циничной усмешкой, но руку принял и позволил помочь ему встать на ноги. Он со спокойным видом пытался остановить кровь, сочившуюся из пореза на руке, и одновременно, прищурившись, внимательно разглядывал ее.

– Я вас знаю? Ваше лицо кажется мне знакомым.

Она поджала губы, как бы погрузившись в раздумье, затем покачала головой.

– Не думаю, милорд, – она рассеянно указала на его порезанную руку, а потом безуспешно попыталась поставить на место стол. – Может, следует позвать кого-нибудь, кто приведет все в порядок?

Он пожал плечами, и по его лицу промелькнула гримаса боли, но он поспешно подавил ее.

– Капитан Хазард все приведет в порядок.

Катарина улыбнулась ему:

– Показывайте дорогу.

Но Фредерик Август не двинулся с места.

– Вы здесь недавно? – прищурившись, спросил он. Еще раз взмахнув шляпой, она поклонилась и сказала:

– Я… Александр фон… Грендель. На службе у маркграфа Карабаса.

– Карабас! – воскликнул он, и глаза его затуманились печалью. – Моя мама погибла в Карабасе. И тетя. Вы знали их? Они были очень красивые. Особенно мама… – Нахмурившись, он добавил: – Я думаю, что она была красивая. Я был совсем маленький, когда она… когда она уехала.

Ее обман потерял все свое очарование, но она не осмелилась открыться племяннику, опасаясь подвергнуть его риску.

– Карабас – большая долина, – уклончиво ответила она. – Мне очень жаль.

Мальчик выглядел разочарованным. Кивнув, он сказал:

– Да, наверное, это так. Я до сих пор скучаю по ней… и по моей тете… но я не смею даже произнести вслух их имена.

Они направились к помещениям, занимаемым капитаном Хазардом, оба старались производить как можно меньше шума, спускаясь по лестнице и продвигаясь по анфиладе комнат.