Обещай мне чудо

– Ты хочешь стать фермером, Глейн, ткач? – мягко спросила она.

– Что? Фермером? Нет, нет, мэм. – Он протянул к ней свои мозолистые руки. – Эти руки не фермера, мэм! Я ткач, мэм. Как мой отец до меня и его отец прежде него.

– Тогда зачем тебе нужна земля в долине Карабас?

Грубоватое лицо ткача осветилось улыбкой.

– Поля для отбеливания! – Он склонился к ней, пальцы его впились в шляпу, нервное напряжение, казалось, рассеялось, глаза его загорелись. – Только представьте! Пришла весна, акры и акры прекрасного льна белеют на жарком солнце. – Руки его ласкали воздух, словно перед ним уже был лен. – Длинные белые полоски льна аккуратно протянулись между столбиками, отмечающими границы участка. И каждое утро слышится всплеск водяного колеса, поднимающего бадьи, полные воды, чтобы увлажнять полотно, когда оно высыхает…

Катарина подняла руку, пытаясь остановить поток слов ткача.

– Хозяин Глейн, в долине Карабас действительно можно найти такие земли, и даже расчищенные. – Он засветился улыбкой, на которую она ответила печальной усмешкой. – Однако это не мне теперь решать.

Лицо ткача исказилось.

– Но вы мадам фон Леве… да?

Она кивнула, затем встала, взгляд ее скользнул по подмастерью, неподвижно стоявшему за спиной Глейна, словно мальчик был постоянной принадлежностью постоялого двора. Изящным жестом она указала на Александра, заставив того настороженно прищуриться.

– Вот полковник фон Леве. Это его вы должны спросить, хозяин Глейн. – Она посмотрела прямо в глаза Александру холодным, отчужденным взглядом. – Ему решать, что произойдет с долиной Карабас будущей весной.

– Милорд! – глубоко поклонившись, начал ткач. – Милорд, сестра жены брата моей жены… – бубнил ткач, и его слова становились все громче, чтобы заглушить смех Шмидта. На Александра повеяло холодным сквозняком. Его взгляд обежал комнату, затем устремился к двери. Катарина исчезла.

Глава 14

Дыхание Катарины вырывалось плотным облаком. Подмастерье мастера Юнстлера мчался стремглав впереди нее и чуть не скрылся из вида, но остановился на углу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу в ожидании, когда она поравняется с ним. Затем ринулся в переулок, и она поспешно устремилась вслед за ним.

Чем дальше продвигалась она, тем мрачнее становилось зрелище. Деревянные домишки, серые и облезшие от дождя днем, во тьме казались зловещими, словно добродушная старушка, которая вдруг превратилась в старую ведьму.

Постепенно замедляя шаг, она уже едва передвигала ноги, осторожно ставя одну ногу перед другой. Где же мальчишка? Она напряженно всматривалась в ночную тьму. Почему она подумала о старушках и ведьмах? Это заставило ее вспомнить о Грендель и о книге, которую она читала.

А также заставило подумать об Александре и о тех годах, когда он брал уроки у Грендель, прежде чем бежал на войну. Катарина готова была держать пари, что он вынес намного больше знаний и не только о том, во что верит человек. Опасные знания.

«Магия такого рода не совсем в духе Грендель», – сказал он прошлой ночью. Она отбросила воспоминания о продолжении сна, сказав себе, что ей теперь, по крайней мере, нет необходимости ломать голову над тем, какого рода магия в духе Грендель. О голубом огне, горящем без дров, о ярко пылающем порохе, о взрывах, которые совсем не обжигают, короче говоря, то была алхимия. Иллюзия.

Куда запропастился этот проклятый мальчишка? В поисках опоры Катарина вытянула руку и коснулась стены дома справа от нее, она почти ожидала, что обнаружит руны, высеченные на дереве, но это оказалась вполне обычная доска, хотя настолько видавшая виды, что она даже сквозь перчатку ощущала структуру дерева.

– П-с-с-т, – раздался звук справа, всего в нескольких дюймах от ее руки. Невидимая обитая кожей дверь распахнулась, и она отскочила назад, мигая от яркого света.

– Сюда! – настойчивым шепотом позвал мальчишка, при этом ухмылка его была столь же широкой, как и его физиономия.

Катарина услышала снисходительный смешок мастера Юнстлера, донесшийся из-за спины мальчишки.

– Мои мальчики очень любят, когда вы в городе, мадам, – сказал он, проводя ее в помещение для работы в задней части дома.

Стройная женщина с аккуратно подобранными под чепец светлыми волосами, не молодая и не старая, стояла и улыбалась.

– Вы умеете их развеселить, мадам.

– Надеюсь, вы простите меня, миссис Юнстлер. Вы всегда были так добры ко мне.

– Ни слова об этом, – добродушно сказала женщина. – Мы всегда к вашим услугам, мадам Катарина. Эта привычка перешла к нам от наших матерей.

– Хорошая привычка, – вставил сапожник, затем снова усмехнулся. – Хотя время от времени это заставляет их ругаться по пустякам, – добавил он, махнув рукой в сторону застенчивого юноши, который, взгромоздившись на табуретку, сортировал и раскладывал вновь приобретенную кожу. – Деммин весь вечер дуется, потому что я послал за вами его брата.

Катарина рассеянно улыбнулась Деммину. Все ее внимание было обращено на аккуратно сложенную одежду, увенчанную шляпой со скромным плюмажем, которую она заметила на скамейке рядом с молодым человеком.

– Вы уверены, что мне это впору? – спросила она, затем поспешно стянула перчатки, взяла шляпу и, взмахнув ею, попыталась сделать придворный мужской поклон.

Мальчишка, который привел ее в мастерскую, рассмеялся:

– Выглядит так, будто вы зачерпываете ею воду.

Отец бросил на него сердитый взгляд, а мать предостерегающе прошептала:

– Биллем.

– Ух, мэм, – сказал он с чопорным поклоном. Его раздосадованные родители глубоко вздохнули. Катарина тихо засмеялась и успокаивающе похлопала мастера Юнстлера по руке.

– А ты можешь мне показать, как это делается? – спросила она мальчика. Этого поощрения оказалось достаточно. И вскоре сапожник, его жена и оба сына одевали ее, превращая в молодого человека благородного происхождения, но обладающего весьма скромными средствами, если не сказать обедневшего.

Ее собственные ограниченные средства и недостаток времени привели к тому, что пришлось переделать подержанную одежду. Сапоги для верховой езды потрескались, и сапожнику пришлось сотворить маленькое чудо, чтобы реставрировать их. Черные шерстяные бриджи довольно элегантно прикрывали верх сапог, куртка из буйволовой кожи сидела достаточно свободно, чтобы спрятать те характерные признаки женственности, которые нуждались в сокрытии, она предпочла не спрашивать о происхождении двух заштопанных дыр, одной спереди, а другой – сзади, пришедшихся как раз напротив сердца.

Единственная задержка произошла, когда миссис Юнстлер молча протянула ей полоску простого льняного полотна и Катарина заколебалась, прежде чем взять его. И хозяйка, и ее муж вспыхнули, а Деммин зарделся как маков цвет – это и подсказало Катарине, для чего ткань предназначена. Тогда она взяла ее с улыбкой и скрылась за занавеской, чтобы раздеться и подвязать грудь.

Она предстала перед ними совершенно преобразившаяся и отвесила элегантный, в совершенстве исполненный придворный поклон. Младший захлопал в ладоши и засмеялся, Деммин снова вспыхнул и улыбнулся, а их отец, скрестив руки на груди, кивком выразил свое одобрение. Миссис Юнстлер забормотала себе под нос что-то о более длинных, чем всегда, молитвах.

Катарина принялась прихорашиваться, затем с гордым видом ходить по комнате, но вдруг резко остановилась.

– Подарок! – воскликнула она. – Я не могу пойти без подарка в знак уважения.

Сапожник и его жена переглянулись.

– А кролики подойдут? – спросила миссис Юнстлер.

– Вполне, – ответила Катарина.

Жена сапожника похлопала ее по руке и сказала:

– Деммин может отвести вас к Еудо, пивовару. Он проводит слишком много времени в оленьем парке герцога. Когда-нибудь, помяните мое слово, он выпьет слишком много эля и не сможет убежать от гончих сынка. Но сегодня он в состоянии предоставить вам кроликов. – Она стиснула руку старшего сына. – Скажи ему, чтобы он продал мадам Катарине кроликов, иначе его ожидает не слишком приятный визит самого капитана Хазарда.