Незримый гений (СИ)

— Как ты смеешь, сукин ты сын! Я не могу больше этого выносить! Я просто больше не могу справляться со всем одна! — Руки Брилл обвисли в его хватке, тело устало обмякло. — Я не могу сражаться со всеми. Я слишком устала, чтобы бороться.

— Ты никогда не устанешь слишком сильно, чтобы перестать бороться.

— Эрик, ты знаешь, я никогда не прогоню тебя, пока ты сам хочешь остаться.

Да, часть его знала это, но было приятно слышать эти слова от Брилл. Он вздохнул и отпустил ее руки. Вдруг их близость стала весьма, весьма очевидной. Эрик мог разглядеть каждую серебристую ресничку, бросающую тень на веки Брилл, мог ощутить на шее каждый ее выдох.

— Да, я знаю. Простите. Правда, — наконец ответил он, и свинцовый холод его страха растаял. Эрик поднял руки к ее лицу, едва не дотронувшись до нее, но отстранился. Если он не будет сохранять дистанцию между ними, то вскоре…

Когда Эрик отошел, Брилл залилась румянцем. Забавно, казалось, будто она едва ли не в трансе. У Эрика возникло побуждение поцеловать ее полуоткрытые губы, и он отодвинулся еще дальше.

— Вы выглядите уставшей. Вам нужно немного отдохнуть, — тихо заметил он, надеясь, что голос не выдаст проносящиеся в его голове мысли. Когда Брилл просто кивнула в ответ, он не решился оставить ее. Тень одиночества и потерянности вновь омрачила ее лицо.

— Теперь вам нет нужды делать все самой. Я ведь здесь, — сам испугавшись вырвавшихся слов, Эрик кашлянул.

Но сожаление об этой открытости покинуло его, когда лицо Брилл вновь озарилось улыбкой.

Она оттолкнулась от стены и выпрямилась.

— Да, я знаю.

========== Глава 20: Кровь и цветы ==========

Брилл подскочила в кровати, вся в липком поту, дрожа так сильно, что стук ее зубов разносился по комнате. Несмотря на одеяла, укрывающие ноги в несколько слоев, ее знобило, можно сказать, даже вымораживало. Брилл знала, что в комнате тепло, но кожа все равно казалась натянутой, как барабан, и покрылась мурашками. Страх бился у Брилл в горле, сдавливая и выбивая воздух из легких. Она не могла дышать, не могла пошевелиться, парализованная этим страхом. Крепко стиснув зубы, она отчаянно старалась заглушить трепещущий в горле крик. Проникающий через окно спальни неверный свет зимнего солнца ничуть не помогал утихомирить бешеный стук ужаснувшегося сердца или отогнать ползущий вверх по позвоночнику холод.

Когда паника пошла на убыль, Брилл почувствовала, как в висках заколотились первые молоточки мигрени.

Минула неделя со дня рождения Арии. Каждый однообразный день протекал обыденно, даже скучно. Единственные исключения из этого правила происходили всякий раз, когда в дверь звонил Эндрю. Его визиты всегда были далеки от обыденности. В каждый из прошедших семи дней он не забывал прислать ей какой-нибудь подарок: последним подношением стал благоухающий букет оранжерейных цветов.

Брилл начала страшиться стука дверного молотка, возвещавшего о приходе посыльного — каждый подарок всегда предвещал прибытие его отправителя часом позже. Ария отказывалась покидать свою комнату, так же как Эрик отказывался выходить из библиотеки. У Брилл ум за разум заходил, когда она пыталась усмирить дочь и одновременно справиться с непредсказуемыми капризами Эрика.

Несмотря на относительную нормальность дневных часов в течение последней недели, ночи были совсем другой историей. Каждое утро Брилл просыпалась в ужасе от какого-то неизвестного кошмара. Она резко вскакивала, вся в липком поту, с сердцем, старающимся пробить грудную клетку. На самом деле было странно, что она не могла вспомнить, что ей снилось. Брилл думала, что должна была бы запомнить нечто столь пугающее. Но, очевидно, это был не тот случай.

Свесив ноги с края кровати, Брилл на мгновение понадеялась, что тревожащий ее сон может быть последствием перебранки, устроенной Эриком и ею в ночь праздника. Она и забыла, как это может ранить: его грубые слова выбили почву у нее из-под ног. Конечно, Брилл знала, что причина ее срыва заключалась не в словах Эрика. Дело было большей частью в ее собственном эмоциональном состоянии на тот момент.

По-видимому, Эндрю извлек на свет божий все ее слабые места. Брилл всегда было не по себе после его визитов — хотя она знала, что ее реакция определенно не связана с поведением Эндрю. Если уж на то пошло, он любил ее до безумия. В действительности он бы никогда не осудил ее.

Когда Эндрю той ночью откланялся, Брилл, как обычно, ощущала себя опустошенной. В тот момент, захлопнув дверь за его удаляющейся фигурой, она ощутила, как подступает давящий груз лет. Она как наяву увидела простирающиеся перед ней десятилетия одиночества, и ею овладела неуверенность в будущем.

Брилл чувствовала себя разбитой от непреходящей, пробирающей до костей усталости. И когда она тихо вошла в комнату Арии и стала свидетельницей трогательной сцены, как Эрик читает ее дочери, это еще сильнее напомнило Брилл о том, чего у нее больше никогда не будет — товарища, любимого, мужа. Но боже, как ей этого хотелось. И как она ненавидела Эрика за то, что он поколебал ее решимость прожить жизнь одной, за то, что напомнил ей о ее потере.

Теперь Брилл знала, почему так бурно отреагировала на его колкость. Почему ударила его. Оглядываясь на случившееся, она сожалела, что в гневе подняла на него руку. Брилл тогда утратила над собой контроль, а это она ненавидела.

И, вдобавок ко всем этим неприятностям, Коннер до сих пор не вернулся из своего сольного тура по Англии. Он должен был вернуться в тот вечер, когда явился Эндрю, но вместо этого Брилл получила письмо, в котором Коннер извинялся за свое отсутствие. Она знала, что, скорее всего, брат проводит время в каком-нибудь лондонском пабе, выпивая или пытаясь приударить за хорошенькими девушками.

Погруженная в эти невеселые мысли, Брилл провела рукой по своим спутанным волосам и встала. Глубоко внутри себя она знала, что ее сны — нечто большее, чем простая реакция на тревоги. Брилл не была идиоткой: она осознавала, что направленность ее снов более зловещая, нежели обычные кошмары, и была уверена, что вскоре произойдет что-нибудь ужасное.

Брилл подпрыгнула, когда ее босые пятки коснулись ледяного пола, и осторожно зашагала к шкафу. Стоя на одной ноге и отогревая вторую о голень, она обдумывала, что надеть сегодня. Не в силах долго выдерживать пробиравшийся под ночную сорочку холод, она быстро сорвала с вешалки первое попавшееся платье.

Вернувшись и поглядев на себя в зеркало после надевания необходимых слоев одежды, Брилл изумилась собственному выбору. Яркое бархатное платье цвета абрикоса, с верхней юбкой, подхваченной сзади и образующей водопад пенных кружев цвета экрю. Это было напоминание о прошлом, когда она была молода и беспечна, но Брилл помнила, какой хорошенькой ощущала себя, надевая его в качестве новобрачной.

Вообще-то она была ошарашена тем, что все еще могла в него влезть. Очевидно, рождение ребенка не настолько изменило ее фигуру, как она полагала. Хотя Брилл признавала, что с усилием протиснулась в горловину и что лиф, конечно, стал немного тесноват.

Платье все еще было красивым, но вряд ли практичным. Брилл со вздохом потянулась, чтобы расстегнуть пуговицы на спине, но раздавшийся в коридоре грохот заставил ее замереть. Нахмурившись, она опустила руки и направилась к двери в одних чулках, забыв по дороге надеть туфли.

Брилл толкнула дверь как раз вовремя, чтобы мельком заметить улепетывающую из коридора Арию – та волочила за собой посланный Эндрю букет цветов. Брилл шагнула вперед, чтобы догнать дочку, но резко затормозила, когда ее правая нога опустилась на осколки разбитой вазы.

Не успела она осознать происходящее, как ей в пятку глубоко впились бритвенно-острые осколки. Пылающая боль охватила ногу, и Брилл с испуганным вскриком отскочила назад. Отчаянно ругаясь на нескольких языках, она запрыгала на здоровой ноге, оставив за собой кровавый след, когда попыталась встать ровнее.