Земные радости

Услышав приближение Бекингема, садовник стащил шляпу и пнул ногой мальчишку; тот упал на колени. Герцог взмахом руки отослал мальчишку прочь и обратился к Джону:

— Отвезешь меня на лодке?

— Конечно, милорд, — согласился садовник.

Он сразу заметил и темные тени под глазами Бекингема, и бледность кожи. Герцог выглядел как ангел, высеченный из самого чистого мрамора, но лицо статуи кто-то захватал пальцами, вымазанными в саже.

За веревку, с которой капала вода, Джон подтащил ближе маленькую лодку и держал ее, пока герцог не забрался туда и не откинулся на подушки.

— Я устал, — коротко сообщил Бекингем.

Джон оттолкнулся от берега, сел и нагнулся над веслами, не вымолвив ни слова. Они приблизились к острову, где была насыпана горка, точно такая, какую они запланировали с самого начала. Медленно гребя, Джон обогнул остров. Белый шиповник и розы в беспорядке свисали до самой кромки воды; цветы кивали своим отражениям в неподвижной водной глади. Несколько уток выбрались из укрытия и закрякали, однако Бекингем даже не пошевелился, услышав шум.

— Ты вспоминаешь Роберта Сесила? — лениво осведомился он. — В мыслях или в молитвах.

— Да, — с удивлением признался Традескант. — Каждый день.

— Как-то на днях я встретил человека, который рассказал мне, что, когда он впервые посетил дворец Теобальдс, никто не мог найти сэра Роберта. В конце концов Сесила обнаружили в сарае, где он ел с тобой хлеб с сыром.

Традескант коротко хохотнул.

— Да, было такое дело. Ему нравилось наблюдать, как я работаю.

— Он был великим человеком и великим государственным деятелем, — продолжал Бекингем. — И никто не думал о нем хуже из-за того, что сначала он служил королеве, а потом ее наследнику. Но я… — Бекингем помолчал. — Что тебе известно, Джон? Меня ведь презирают? Потому что я был никем и появился ниоткуда? Потому что я добился положения при дворе благодаря хорошенькому личику?

Герцог ожидал, что слуга будет все отрицать.

— Боюсь, так многие считают, — подтвердил Джон.

Бекингем резко выпрямился, и лодка закачалась.

— И ты говоришь это мне в лицо?

Джон кивнул.

— Ни один человек в Англии не осмеливался говорить мне такое! — возмутился Бекингем. — Да я мог бы приказать вырвать тебе язык за дерзость!

Весла Джона ни на мгновение не прервали свой спокойный ритм. Садовник ласково улыбнулся своему хозяину.

— Вы упомянули о сэре Роберте. Ему я тоже никогда не врал. Я не собираюсь дерзить вам, и я не сплетник. Если вы откроете мне тайну, я сохраню ее. Если вы спросите меня, что новенького, то я поделюсь с вами. Зададите вопрос — я честно отвечу.

— Сэр Роберт доверял тебе? — полюбопытствовал Бекингем.

Традескант кивнул.

— Когда делаешь сад для какого-то человека, то понимаешь, что это за личность, — объяснил он. — Вы проводите вместе много времени, следите за тем, как растет сад. Мы с Сесилом оба менялись, вместе трудились над обликом Теобальдса, потом переехали и вместе делали Хэтфилд. Сэр Роберт и я. С нуля. Мы часто гуляли по саду и общались.

— А я какой человек? — допытывался Бекингем. — Раньше ты работал на советника короля. Ты служил Сесилу, теперь служишь мне. Что ты думаешь обо мне? Что ты думаешь обо мне в сравнении с сэром Робертом?

Джон склонился к веслам; лодка быстрее заскользила по воде.

— Думаю, что вы еще очень молоды, — отозвался он. — И нетерпеливы, как бывают нетерпеливы молодые люди. Мне кажется, вы честолюбивы, и никто не может предсказать, до каких высот вы подниметесь и как долго будете оставаться на вершине власти. Возможно, вы и получили место при дворе из-за внешности, но сохранили его благодаря уму. И сохраняете по сей день, потому что вы красивы и умны.

Бекингем расхохотался и снова откинулся на подушки.

— Красив и умен! — воскликнул он.

Традескант посмотрел на темные спутанные волосы и длинные темные ресницы, отбрасывающие тени на гладкие щеки.

— Да, — просто произнес он. — Вы мой господин. Я уж и не надеялся, что снова найду господина, которому буду предан душой и сердцем.

— Ты любишь меня так же, как любил лорда Сесила? — уточнил Бекингем, внезапно насторожившись и бросив искоса взгляд из-под ресниц.

Садовник с чистым сердцем улыбнулся своему хозяину.

— Да.

— Я буду держать тебя при себе, как делал сэр Роберт, — заявил Бекингем, планируя их будущее. — И люди увидят, что раз ты любишь меня так же, как любил его, значит, я не хуже его. Они сравнят нас и станут считать меня еще одним Сесилом.

— Возможно, — согласился Традескант. — А может, они просто решат, что я человек, которому повезло работать садовником в самых лучших садах. Тот, кто хвастается, что может читать в сердцах других людей, страдает гордыней, милорд. На мой взгляд, лучше бы вы следовали собственному мнению, а не размышляли над тем, что о вас подумают другие.

МАРТ 1625 ГОДА

Джон заработался допоздна. По замыслу вода должна была стекать с одной террасы на другую, и герцогу пришло в голову, что на каждой террасе нужно поселить разные породы рыб, в нисходящем порядке по цвету. Следовательно, в самом верхнем, ближнем к дому бассейне должны плавать золотые рыбки — короли среди рыбок. Сад вокруг тоже должен быть весь золотым, и все это великолепие должно располагаться под окнами королевских покоев, там, где останавливается король Яков во время своих визитов. Традескант разослал письма командирам всех кораблей военно-морского флота с поручением привезти ему семена или корешки любых желтых или золотистых цветов, которые они увидят по всему миру. Герцог Бекингем велел самым высоким флотским чинам, включая адмиралов, сходить на берег и искать желтые цветы, с которых Джон Традескант мог бы собрать семена.

Идея была хороша, подобный садовый уголок стал бы прелестным комплиментом его величеству. Но золотые рыбки Традесканта были так же неуловимы, как ласточки зимой. Что только он не делал с этим ручьем — рыбки все равно ухитрялись проскальзывать вниз по течению и смешивались с другими породами. На одном уровне — серебристые рыбки, наследующем — радужная форель, а на четвертом уровне пятнистый карп, который всех их сжирал.

Традескант пытался разгородить уровни сеткой, но рыбки запутывались и гибли. Он попробовал построить низенькие дамбы из камней, но тогда вода застаивалась и ручеек переставал журчать и переливаться с одного уровня на другой, как ему полагалось. И что еще хуже, когда вода застаивалась или текла слишком медленно, она становилась зеленой и мутной, полностью скрывая рыбок.

Следующей задумкой было создание небольшого заборчика из маленьких стеклышек, который вода могла преодолеть, а рыбы — нет. Это решение было расточительно дорогим — использовать драгоценное стекло для причуды. Традескант долго хмурился, потом взял маленькие кусочки стекла, тщательно скругленные по краям, чтобы не поранить рыб, и поставил их в ряд с небольшими зазорами для воды. Закончив работу, садовник распрямился.

Ноги ломило от пребывания в холодной воде, спина затекла, поскольку он трудился согнувшись. Пальцы онемели от холода — был всего лишь март и по ночам еще случались заморозки. Джон деловито потер руки о штаны из домотканой ткани. Кончики пальцев посинели. Уже смеркалось, и он с трудом различал результаты своих усилий, но слышал музыкальный плеск воды, стекавшей вниз в следующий бассейн на следующей террасе. Тут одна золотая рыбка подплыла к стеклянной преграде, ткнулась в нее носом и вернулась назад к центру пруда.

— Вот ты где у меня, — проворчал Традескант. — Поймал тебя, маленькую мерзавку.

Искренне порадовавшись собственному успеху, он надел на голову шляпу, собрал инструменты и направился к своему сарайчику, чтобы почистить инструменты и оставить их там, а самому пойти домой обедать. Вдруг раздался шум; садовник остановился и напряг слух. К парадной двери во весь опор мчалась лошадь, стуча копытами по долгой, эффектной, извилистой подъездной аллее.