Неугасимый огонь

Софья кивнула, она поняла, что он сам, того не желая, обо всем догадался.

– А где сейчас идальго? Как ты меня разыскал?

– Он все еще там, празднует. И, наверное, перепил. Там было много народу и многие неожиданно оказались моими друзьями и все стали пить. Людям свойственно говорить за кубком вина то, что им говорить не следовало бы. Кто-то упомянул о женщине, живущей у Пуэрто де Толедо, которая…

Он осекся, поняв, что лучше замолчать. Софья посмотрела на него, потом отступила в сторону, давая ему пройти.

– Входи, не можем же мы разговаривать на улице.

– Ничего не изменилось, – ответил Карлос.

– Все изменилось, – не уступала Софья.

– Потому что ты решила, что я тебя бросил четыре года назад?

– Ты же меня бросил.

– Нет. Почему ты этого никак не хочешь понять? – Карлос неподвижно, будто восковая фигура сидел на небольшой кушетке, покрытой розовой накидкой.

Он, как и Софья, привык за эти годы к роскоши, роскоши чужаков, но все еще не мог связать окружавшую его здесь роскошь с Софьей. Сложно было вот так, взять и поверить в то, что он сидит с ней в этом уютном небольшом доме и она хозяйка этого дома. Чужаки переделали ее до неузнаваемости, теперь почти невозможно даже представить, что большую часть своей жизни она Провела вместе с цыганами.

– Я ушел потому, что мне нужно было много денег, чтобы отвоевать тебя у Пако, – повторил он. – Я не бросил тебя, я хотел соблюсти наши законы.

– Может быть. Но все равно это одно и то же, Карлос. Ты ушел, а я должна была выйти за этого борова, а потом он убил моего ребенка. Как ты считаешь, что я должна теперь чувствовать?

– Я понимаю, что тебе ненавистен Пако, но меня ты не обвиняй, ведь ты меня обвиняешь. Что мне было делать, Софья, скажи?

– Ты мог бы взять меня с собой, а вместо этого ты убежал, оставив меня одну, а потом произошло то, о чем ты уже знаешь.

– Я же думал, что они подождут два года. – Карлос запустил руку себе в волосы, – это был жест отчаяния. Его волосы сегодня вечером были гладко зачесаны назад. – Пока Хоселито мне не сказал, что ты вышла замуж, мне и в голову не могло прийти, что Зокали нарушит наш закон и сократит время помолвки.

– Зокали думал о деньгах и ни о чем другом. Всем вам от меня что-то было надо. Лишь один человек, как потом выяснилось, относился ко мне действительно не так, как все. Это Фанта. – Софья встала с кушетки и начала расхаживать по комнате. – Только Фанта заботилась обо мне. Сейчас я не могу пойти туда и разыскать ее, они меня до смерти забьют камнями, лишь только увидят. Ведь весь табор поверил в то, что я убила Сару. Что ты на это скажешь, мой бравый матадор? Вдумайся во все это. Они меня вырастили, стали моей семьей, моими близкими и все равно считают, что я была способна убить свою собственную дочь.

– Фанта умерла, – едва слышно сказал Карлос. – Год тому назад.

Софья остановилась:

– Когда?

– Год назад. Иногда я вижусь с Хоселито. Он мне и рассказал.

Она тяжело опустилась на маленькую козетку, обитую зеленым муаром и закрыла лицо руками.

– Год назад. Фанта была самым мне близким человеком, как мать. Она умерла год назад, а я это узнаю только сейчас. Вот во что превратилась моя жизнь, Карлос. Плыву себе по течению одна, как брошенное в воду бревно.

– Нет, Софья, ты не одна, – он подошел к ней и взял ее руки в свои. Они были податливые и холодные как лед. – Ты моя, Софья. Ты всегда была моей. Выходи за меня замуж. Я – самый великий матадор Испании. У тебя будет все: драгоценности, красивые наряды, дом. Мы сможем…

Она выдернула руки и усмехнулась.

– Карлос, а тебе не приходило в голову, каким образом я оказалась в этом доме? Тебе не приходило в голову, в качестве кого я появилась на корриде с Пабло Луисом Мендозой? Он твой хозяин или как там. Но ведь тебе, надеюсь, известно, что он не просто меценат начинающих тореро, а и самый богатый человек в Испании.

– Мне это известно, но… – Он осмотрелся, будто все это, весь этот дом он видел впервые, потом посмотрел на нее.

На Софье было шикарное платье, отороченное снизу черными кружевами. Светло-голубой шелк ее платья очень шел к ее синим глазам. Волосы были гладко зачесаны назад и собраны в узел, перехваченный ниткой жемчуга. Еще больше жемчужин украшали ее брошь, приколотую к груди. Он схватил ее за плечи и принялся трясти.

– Сегодня вечером умные люди открыли мне глаза, но я им не поверил. Но это так и есть? Он твой любовник? Этот помешанный горбун купил тебя? Из-за него ты здесь?

– Все это не совсем так, как ты представляешь. – Софья оттолкнула его руки и встала. – Но, в конечном счете, да. Карлос, а как еще, скажи на милость, я сумела бы выжить? Что вообще может делать женщина без семьи, без денег, без протекции? Ей остается быть либо шлюхой, либо куртизанкой, либо обзавестись богатым тайным покровителем. Я имела счастье попасть в третью категорию.

– Шлюха, – процедил Карлос сквозь зубы. – Ты можешь выдумать любое объяснение, чужаки тебя научили языком молоть, но все равно ты шлюхой и останешься.

Софья наотмашь влепила ему пощечину. Кольцо с бриллиантом, которое было надето у нее на пальце, рассекло ему кожу на щеке. На лице выступила кровь.

– Да как ты смеешь… Да у тебя мозгов меньше, чем у твоих быков! А храбрости и того меньше. Как был ты трусом, трусом и остался, Карлос.

Он схватил ее мощными руками, как клещами. Под его натиском она чуть не падала.

– Шлюха! Шлюха несчастная! Обманщица, лгунья, змея-чужачка. Жаль, ей-богу, жаль, что я не оставил тебя бандитам. Жаль, что Эль Амбреро не сожрал тебя живьем!

В этот момент перед Софьей будто раздвинулся занавес и ее глазам предстал весь ужас пережитого тогда. Она непонимающе уставилась на Карлоса и вся безвольно обмякла на его руках.

– О, Боже мой… Пресвятая дева… Это Эль Амбреро был тогда в горах… – Тело ее затряслось от рыданий. – Я помню… Я все помню, Боже мой. Это была женщина, и он ей отрезал грудь и сожрал, потом ребенка…

– Прекрати! Ради Христа, прекрати! Софья, не вспоминай! – Он рывком прижал ее к себе, все его мысли о мести куда-то испарились. – Та ночь была такой страшной… Ужаснее тех воспоминаний в моей жизни ничего не было. Я никогда не мог тебе рассказать о тех кошмарах. Я радовался тому, что ты ничего не помнила. Прости меня, что я об этом заговорил, прости меня, Софья. О, Боже мой, как же я тебя люблю. Неважно чем ты жила и кто ты – ты все еще моя, я тебя спас и ты принадлежишь мне.

Он все говорил и говорил. Она его не слышала. Софья лишь подчинялась силе его рук, которые обвили ее. Теперь она вспоминала, как эти руки несли ее тогда, спасали ее много лет назад. Она и сейчас так уцепилась за Карлоса, будто в этом мире ужаса ничего, кроме него, не существовало. В ее ушах стояли крики обреченных на гибель людей, ее ноздри чувствовали запах горелой плоти. Как наяву видела она перед собой огромного человека на огромном белом, без единого пятнышка, коне, а на его бороде человеческую кровь…

– Держи меня, Карлос, не отпускай, – умоляла она. – Не отпускай…

– Тише, успокойся, никто тебя не тронет. Я здесь, мы вместе и никто тебя не обидит. – Впервые в жизни он поцеловал ее в губы.

Даже солоноватый привкус ее слез показался ему сладчайшим нектаром. Карлос чувствовал, как ее мягкое тело словно таяло от близости с ним. Он ощущал спадающий шелк ее одеяний, изгиб бедер и вздрагивающие под его руками ягодицы.

– Ты моя, моя, – шептал он. – Моя и моею останешься.

Они, в объятьях друг друга, медленно опустились на ковер и он овладел ею. Карлос взял ее так же, как и спасал тогда, унося из пылающей Мухегорды по холмам, спотыкаясь о камни, в спешке, страхе, повинуясь инстинкту предков и живя лишь настоящим.

– Что еще ты помнишь? – позже спросил он, лежа подле нее в темноте и спрятав лицо в ее пышных, темных, как эта ночь, волосах. От них исходил благоухающий запах листьев лимонного дерева.