Охотник на ведьм (ЛП)

— Зряшная трата времени. Я уже пробовал.

— Возможно, вы правы, но я неплохо умею управляться с инструментами.

Богс пожал плечами.

— Как хотите.

Александр опустил шило в карман, надеясь, что не выдал вздохом своего облегчения.

Богс поднялся на ноги.

— Ну, мне пора, — сказал он, нахлобучивая на свою темноволосую голову шляпу. — Счастливо оставаться.

Александр пробормотал что-то неразборчивое, лишь бы скорее от него отделаться, но Богс все не уходил.

— А может попользоваться пока вот этим? — Он достал из сумки еще одно шило, которое показал открыто, уже не таясь. — Уколю им одну-другую, они завопят, а я признаю их невиновными. — Он ткнул шилом воздух. — Тоже неплохая забава может получиться, а? — И, хохотнув над своей шуткой, он вышел на улицу.

Шило лежало в кармане Александра точно живое, волнами излучая зло, которое было страшнее, чем то, что творил Сатана, чернее всего, что могла наколдовать ведьма, ибо это было зло, которое один человек причинял другому.

Из прихоти. Из похоти. Из жадности.

Позади спустился по лестнице Форбс, а его слуга ушел седлать лошадей.

— Ты готов?

Богс скрылся за поворотом. Александр медленно встал, сдерживая рвущиеся наружу эмоции.

— Я только что узнал нечто интересное. — Удивительно, насколько сдержанно прозвучал его голос. — И это может изменить наши планы.

Судья нахмурился.

— Наши планы? Я даже не знаю, в чем они состоят. Я согласился поехать с тобой, но…

Внизу начали собираться постояльцы, заказывая эль и еду.

— Давайте поднимемся наверх. — Вместе с Форбсом он вернулся в опустевшую комнату и плотно притворил дверь. — Скажите, вы когда-нибудь видели испытание шилом?

Судью пробрала дрожь — реакция порядочного человека.

— И не единожды.

— То есть, вы своими глазами видели, как игла входит на два, на три дюйма в плоть, а ведьма не испытывает боли?

— Видел, видел. — Его опять передернуло, точно он сам почувствовал прикосновение шила. — К чему вообще ты клонишь?

— А само шило вы когда-нибудь рассматривали вблизи?

— Естественно. Обычно перед началом его передают нам на проверку.

Александр достал из кармана инструмент Богса и положил его на стол.

— Проверьте вот это.

Форбс взглянул на шило, потом на Александра, но не двинулся с места.

— Оно бывало в употреблении? — Он сглотнул. — Им кололи ведьм?

— Всех ведьм до единой из тех, что недавно были задушены и сожжены на рыночной площади. Ну же, проверьте его. Будьте покойны, его протерли.

Несмотря на это заверение, судья с осторожностью взял шило двумя пальцами и поднес к глазам, а потом с пораженным видом перевел взгляд на Александра.

— Здесь какая-то бороздка. Впервые вижу нечто подобное.

— Нажмите на острие, только аккуратно.

Вытянув указательный палец, Форбс поднес его к шилу и остановился. Перевернул инструмент острием вниз и прижал его к столешнице.

Игла, поддавшись, ушла во внутреннюю полость почти на дюйм, а потом застряла.

— Где ты это взял? — Это был голос судьи. Тот, что доносился со скамьи и задавал вопросы, которые вели к признанию подсудимой виновной.

— У Богса. Он сейчас скачет в Эдинбург, чтобы раздобыть себе новое, поскольку это сломалось. — Он забрал шило и еще раз продемонстрировал, как оно работает. — Вот так и проверяют ведьм. Игла уходит внутрь, а со стороны кажется, будто она пронзает кожу.

— Неудивительно, что они ничего не чувствуют! — Он снова взял инструмент, уже лишенный мистической силы, и сжал обе его части, двигая их взад-вперед. Его лицо налилось гневом, а после раскаянием. — Выходит, сожженные нами женщины…

Яневедьма.

Александр кивнул, глядя, как чувство вины пронизывает судью до костей, где оно останется — как и у него самого — до конца его дней.

— Но зачем ты, один из них, раскрываешь мне ваши секреты?

— Об этом Скоби никогда мне не рассказывал, и не дарил ничего подобного, в отличие от остальных. — Осознание было горьким. Что, если бы он стал задавать вопросы? Смог бы он выяснить правду раньше? Смог бы предотвратить хоть сколько-нибудь смертей? — Он, наверное, понял, кто я. Мне пришлось купить шило самому, и оно точно такое же, как те, что вам показывали. — Он предъявил судье свое медное шило.

Форбс ударил им по столешнице. Игла не шелохнулась.

— Однако с его помощью ты выявил ведьм.

Он отрицательно покачал головой, зная, что шило почти все время пролежало у него в кармане. Понимая, что даже в том случае, если бы он его использовал, то женщина, не спавшая четыре дня, измученная, избитая, исколотая, вряд ли отреагировала бы как нормальный человек.

— Признания в Кирктоне были получены без этого испытания. — К его несказанному облегчению.

— И вы все… то есть, все остальные, они тоже используют эту уловку?

— Все, кто учился у Скоби. Насколько я понял со слов Богса.

— Но это значит… — Он запнулся. — Прошлой весной в одном только Ланарке казнили дюжинами, я был там, я заседал во главе суда и… — Закончить он не смог.

— Вы приговаривали к смерти невиновных.

Судья резко сел и уронил лицо в ладони.

Александр взял сломанное шило, которое Форбс вонзил в стол. Оно почти обжигало пальцы, настолько сильным было чувство вины. Нет, он не пользовался фальшивым инструментом, но одна женщина уже умерла, а над тремя другими нависла смертельная опасность — и все из-за него, из-за того, что совершил он, все это время воображавший себя Божьим воином.

Он перекатывал шило в пальцах, зная, что это меняет все. И ничего.

Судья поднял голову. Раскаяние на его лице сменилось решимостью.

— Вернешься назад без меня. Я еду в Эдинбург. Скоби необходимо остановить.

— Но вы нужны мне. Нам надо забрать этих женщин, увезти их куда-нибудь, приостановить это безумие…

— Скажешь, что поговорил со мной, и я разрешил их забрать. Я выпишу тебе ордер. Возможно, этого хватит.

— Возможно? «Возможно» меня не устраивает. Эти женщины, они прошли через такое…

Маргрет.

Нет, признание в том, что он хочет спасти любимую женщину, не убедит судью в его здравомыслии.

— Говоришь, обвиненных трое?

Он кивнул.

Форбс покачал головой, и Александр понял, что дискуссия окончена.

— Каждый день задержки увеличит это число десятикратно, пока Скоби и его братия рыщут по стране. — Он потянулся к шилу. — Это я забираю с собой.

Александр нехотя передал ему шило, понимая, что его делу оно не поможет. В Кирктоне им не пользовались.

Форбс наскоро нацарапал ордер и скрепил его печатью.

— Сразу после поезжай в Эдинбург. Мне понадобятся твои свидетельские показания против него.

— Как только освобожу невиновных.

На лицо Форбса набежала тень сомнения.

— Падеж скота и смерть ребенка еще можно объяснить естественными причинами. Но ты упомянул одержимую девицу.

Он кивнул.

— Пусть дознаватели бывают мошенниками, — молвил Форбс, — но настоящие ведьмы все равно существуют. Твои женщины могут быть виновны.

— О, я вовсе не оспариваю, что среди нас орудует Дьявол, — торжественно заверил он судью, когда тот вручил ему ордер.

Орудует да только не через тех, на кого обычно думают люди.

***

Настоящие ведьмы все равно существуют.

В конечном итоге ничего из того, что он мог предпринять, этого убеждения не изменит. Ни его бешеная гонка обратно в Кирктон, ни горячая речь перед священником и графом об уловке Скоби и его предстоящем аресте.

Он застал их обоих в башне, сидящими за обеденным столом, и все время, пока объяснялся перед ними, мог думать только о том, что где-то над ним сидит в заточении Маргрет. Он хотел быть с нею, обнимать ее, пока она оплакивает гибель матери.

Но вопросы о ней не принесут им обоим ничего хорошего.

Закончив, он выложил на стол подписанный Форбсом ордер с разрешением перевезти обвиненных женщин в Эдинбург. Помолчав, Диксон покосился на Оксборо и, наконец, заговорил: