Именем королевы

На мгновение он потерял ощущение реальности. Холмы и море были столь величественны, что Пиппа казалась беззащитнее осеннего листа на ветру.

И в одно мгновение он вспомнил строчки из письма графини, посвященные Оливеру де Лэйси.

В юности лорд Вимберлийский имел репутацию безрассудного человека. Перепады его настроения случались очень часто. Кое-кто, даже его единородные братья и сестры, готовы были поклясться, что он вынашивал мысли о самоубийстве.

Яго и Донал Ог были слишком заняты своим спором и не обратили внимания на то, как Айдан стремительно покинул зал.

Мрачное обаяние океана овладело Пиппой. Теперь она чувствовала себя окрепшей, и ей хотелось лучше разглядеть бушующие внизу волны.

Она подошла к краю тропинки, ведущей на вершину утеса. Скат был усыпан огромными серыми валунами, вокруг которых пробивались трава и дикие цветы. Ирландия действительно оказалась намного красивее всего, что ей доводилось видеть. Она поражала дикой красотой и суровым нравом, не ведающим компромиссов, прямо как Айдан О'Донахью.

Тропинка закончилась у большой расселины меж двух холмов. Пиппа стояла, раскачиваясь, на вершине, вдыхая резкий соленый воздух и подставляя себя ветру. Удары волн о скалу где-то внизу дополняли картину. Мельчайшие брызги воды долетали до нее и оседали на лице и на волосах.

Она карабкалась вверх, пробивая себе дорогу сквозь потоки воды на палубе. Она больше не видела няню, не слышала ее бесконечного «Пресвятая Мария, Пресвятая Мария». Моряков тоже нигде не было видно. Только пес и она. Больше никого.

Она высунула голову через квадратное отверстие, и на нее обрушились ливень, удары грома и разрывы молний, которые делали ночь похожей на день. В очередной раз сверкнула молния. При свете ее она успела разглядеть мужчину в полосатой рубашке, того, который незадолго до этого кричал, чтобы задраивали люки и спускали паруса. Он лежал на палубе. Лицо его было серым, губы почернели, а глаза оставались широко раскрытыми, как у головы оленя в охотничьем домике у папы.

Она крепко вцепилась в трап, а пес пытался удержаться на своих длинных и тощих лапах. Судно начало крениться и скрипеть, взбираясь по одной стороне волны, что была выше гор. Наконец оно поднялось на самый верх волны и, казалось, замерло в одной точке в ожидании падения, а затем рухнуло вниз.

Бочки сорвались с креплений и, падая одна за другой, как кегли, крушили все на своем пути. Опять сверкнула молния. Вдали показался мыс, больше похожий на большую скалу или, возможно, башню во дворце, где жила ее крестная мать.

Она попыталась вспомнить, как зовут ее крестную мать, потому что ей очень нужна быта ее помощь. Но вспоминала только ярко-рыжие волосы крестной, ее черные глаза и громкий командный голос. Все называли ее ваше величество.

Затем она уже ничего не помнила. Огромная деревянная бочка сорвалась с креплений и устремилась в ее сторону, словно кто-то подталкивал ее.

Она не успела выдохнуть, как упала на землю. Сил кричать не было, поскольку тяжелое тело накрыло ее и вдавило в травяной покров.

Она все-таки пришла в себя.

– Господи Иисусе! – выдохнула она. – Что вы тут вытворяете?

О'Донахью Map придавил ее всем своим телом к земле. Она слушала, как бьется его сердце возле ее груди. В каком-то смысле это обрадовало ее. Ведь он всю дорогу бежал, чтобы увидеть ее.

– Ответьте же! – спрашивала Пиппа с напускным возмущением.

На самом деле она не испытывала никакого возмущения. Она вообще ничего не испытывала. Пиппа все еще находилась под влиянием… чего? Видения? Ожившего сна? Подлинных воспоминаний?

Затем образы поблекли и растаяли.

Айдан начал подниматься, упершись руками в землю по обе стороны от нее.

Ветер трепал его черные волосы, на солнце поблескивала прядь, оплетенная нитью с бисером. Да, Айдан был воплощением Ирландии во всем ее блеске и нищете. Как эта земля, он оставался суровым и красивым, диким и не поддающимся дрессировке. Ей ужасно захотелось запустить руки в его волосы.

– И часто вы наскакиваете на ничего не подозревающих женщин? – спросила она. – Это такой ирландский обычай?

– Мне показалось, ты стоишь слишком близко к краю. Хотел остановить тебя прежде, чем ты упадешь или…

– Или прыгну? – уточнила она. – Во имя истины, с какой стати я решилась бы на такой шаг?

– Ты не решилась бы?

– Это решение для сумасшедшей или трусливой. С чего бы мне захотелось умереть? Жизнь, конечно, трудна. Иногда – невыносима. Но в целом настолько интересна, что я не хотела бы пропустить ни одной минутки.

Айдан довольно хмыкнул, а потом от души расхохотался. Пиппа вцепилась руками в траву, чтобы не обнять его. Одна ее половина жаждала поддаться этому порыву, но другая, наоборот, пыталась сопротивляться, настороженная, полная подозрений.

– Вы собираетесь закончить ваш подъем когда-нибудь, хотя бы до наступления вечера?

– Еще не решил. Ты очень нежна… местами. – Он прижался губами к ее уху. На выдохе, обдавая ее теплом, он произнес одну из самых приятных вещей, что ей доводилось слышать когда-либо: – Это действительно большая редкость для мужчины – найти утешение и поддержку в женщине.

– Знаю, что у вас на уме. – Пиппа заставила себя нахмурить брови.

– Хочу тебя поцеловать! – Он почти касался ее губ, произнося это.

Боже, как ей хотелось этого. Но она взяла себя в руки.

– Не думаю, что вам следует это делать.

Он приблизился почти вплотную к губам девушки, затем нарочно резко отодвинулся и уткнулся ей в шею, вдыхая запах ее нежной кожи.

– Почему нет? – переспросил он шепотом.

– Вы пытаетесь заставить меня забыть, как я зла на вас.

– Зла? На меня?

– Из-за вас, вашего высокомерия и чванства, мне не оставалось выбора. Неужели вы думаете, что я рвалась сюда?

Она встала с земли и села на корточки.

– Я полагал, что ты хотела мне помочь, – сокрушенно признался он. – Как я тебе помог в свое время.

– Вот именно – в свое время! – возмутилась она. – Все, что мне было нужно, – так это завоевать расположение королевы. Королева обещала помочь мне найти семью. Я же прорвалась к вам в этот проклятый Тауэр! Все, что я хотела, – это убедить вас прекратить голодовку, а вы мне в этом отказали.

– Я не мог. Я должен был проявить твердость, – ответил он.

– Вы могли поступить так, чтобы королева наградила меня.

– Пиппа, – начал он, – если все так серьезно для тебя, мы объявим, что я захватил тебя в заложники… и организуем твое освобождение англичанами.

– Вот уж нет! Вам, сударь, не удастся избавиться от меня так просто.

Айдан видел, что она была близка к отчаянию.

Ему хотелось дотронуться до Пиппы еще раз, прижать к своей груди, но он боялся ее тронуть. Кровь все еще кипела в нем после их близости. Во второй раз он мог бы и не устоять.

– Расскажи мне о награде, которую обещала тебе королева, – попросил ирланденц, отбрасывая локон с ее лба.

– Королева сделала мне предложение. Если бы я уговорила вас прекратить голодовку, она помогла бы мне найти семью. Но вы думали тогда только о своей чести.

– Ты и королева заключили сделку? О боже, я же не знал. – Он обхватил ее руками и прижал к своей груди. – Тебе следовало мне все объяснить, – начал он. – Впрочем, это ничего бы не изменило. Я не пошел бы на компромисс даже ради исполнения твоей самой заветной мечты. Настоящая цена – это люди, живущие здесь, в Ирландии.

– Я тоже не нашла бы мира с собой, – простонала Пиппа, – если бы что-то ужасное случилось здесь.

Он сжал зубы, чтобы не проговориться. Он-то знал, верил всем своим существом, что перед ним не кто иная, как Филиппа де Лэйси.

Вместо того чтобы сообщить ей об этом, он заставил себя еще раз все обдумать. Высокомерные де Лэйси могут отвергнуть свое родство с ней, и это стало бы много больнее для нее, чем простое неведение.