Анжелика в России

Анжелика откатилась в сторону и ужом скользнула под карету.

Лавина всадников ворвалась в лагерь, крича, размахивая саблями и стреляя из пистолетов и самопалов. Через минуту все было кончено. Всадник, застреливший Баммата, сорвал с головы чалму, содрал с лица приклеенную бородку.

— Сюда! Она должна быть здесь! — указал он на карету, еле различимую во тьме.

Всадники окружили карету. Это был отряд польской пограничной стражи, называемой «оборона поточна», которая обычно патрулировала степь, пресекая ордынские набеги, а теперь вела партизанскую борьбу с ханом и казаками Дорошенко.

Граф Раницкий (а это был именно он) спрыгнул с седла на землю, шагнул к карете и, склоняясь в поклоне, сделал широкий приглашающий жест и распахнул дверцу.

Прятавшаяся внутри старуха вывалилась к его ногам.

— Поздравляем, пан Раницкий, — расхохотались всадники. — Отхватил красавицу!

— И ради этой старой коросты вы подняли всю хоругвь?

— Здесь что-то не так! Она должна быть здесь, — растерялся граф.

Пользуясь тем, что всадники спешились и столпились у раскрытой дверцы кареты, Анжелика выбралась из-под экипажа с противоположной стороны, отряхнула свой мужской костюм и шагнула в толпу.

— Вы кого-то ищете, господа? — спросила она по-французски.

Поляки обернулись и расступились полукругом.

— Она и впрямь красавица, — произнес кто-то вполголоса.

Несколько мгновений Анжелика и воины рассматривали друг друга. Высокий, вислоусый поляк, видимо, главный, прокашлялся, шагнул вперед и опустился перед изумленной Анжеликой на одно колено.

— Я — Рушич, — сказал он по-латыни. — Полковник собственной хоругви. Счастлив припасть к ножкам несравненной пани маркизы.

Он протянул руку, намереваясь взять и поцеловать подол платья, но Анжелика была в мужском костюме, и полковник, секунду помедлив, склонился и поцеловал отворот ее сапожка.

— Виват! Виват! Виват! — прокричали поляки.

Мгновенно выстроилась очередь. Каждый хотел запечатлеть свой поцелуй на отвороте сапожка прекрасной незнакомки, вырванной из лап бусурман. Офицеры обходили тело содрогавшегося в последних конвульсиях Баммата, склонялись перед Анжеликой, и соревновались друг с другом в цветистых комплиментах. Все это казалось Анжелике сном.

— Коня! — скомандовал, наконец, полковник Рушич. — И карету пани маркизе!

Солдаты уже впрягали лошадей, и кто-то из них разбирал вожжи на козлах.

— Что будем делать с отбитым полоном? — спросили из темноты полковника.

— Надо бы вернуть их в посполитство прежним владельцам, да времени нет. Мы и так далеко зашли. Сам Дорош где-то поблизости. Пусть коней татарских ловят и бегут. Поймают коней — их счастье… Ну, готовы? В путь, паны-братья! Вельможная пани, прошу в карету!

Один офицер, став на одно колено, держал подножку, другой распахнул дверцу, еще двое подсаживали Анжелику под локти.

— Век бы так поддерживать локоточек вашей милости!..

Анжелика не разбирала слов, но ясно было, что ей делают комплименты.

— Трогай!

Лошади рванули. Карета, плавно колыхаясь, тронулась и покатилась все быстрее и быстрее. Анжелика в изнеможении откинулась на спинку сидения. Голова ее безвольно моталась при толчках. Блаженное забытье продолжалось несколько мгновений.

— Кто здесь? — вскрикнула маркиза, почувствовав в карете чье-то присутствие. — Старая, это ты?

— Увы, это всего лишь я, — отозвался из угла кареты голос графа Раницкого.

Глава 12

— Вот мы и вместе, снова вместе, милая маркиза.

Но Анжелика уже собралась и взяла себя в руки:

— Разве я приглашала вас к себе в карету? Ночью, наедине! Что вы себе позволяете, любезный граф? Немедленно оставьте меня!

Граф тихо рассмеялся:

— Разумеется, разумеется… Я сейчас же оставлю вашу карету, даже если мне придется прыгать из нее на ходу. После тех поистине королевских знаков почтения, которые выказали вам головорезы этого разбойника Рушича, с моей стороны просто неприлично вести себя с вами столь… э-э-э… по-свойски. Но я ничего не могу поделать с собой. Вы ведь знаете, я влюблен в вас!..

— Довольно! — прервала графа Анжелика, вспомнив, как они целовались возле крепостной стены и как граф сказал о ее крови с привкусом шоколада. — Вон отсюда, и немедленно! Судя по-всему, эти молодчики горят желанием отличиться в моих глазах. Еще одно ваше слово, и я крикну им, что вы меня оскорбляете.

— Хорошо, — помолчав, сказал граф. — И все-таки вы у нас в руках. Подумайте об этом наедине. Еще есть время.

Он распахнул дверцу кареты. Кто-то, невидимый в темноте, поравнялся с ними, ведя в поводу заводного коня, и граф на ходу прыгнул из кареты в седло.

— Подумайте, маркиза, — раздался из тьмы его голос. — И… спокойной вам ночи!

Скачка по степи доконала карету, при переправе через какой-то безымянный ручей у нее разом отвалились оба задних колеса.

— Скорее, бросьте ее! — командовал Рушич. — Коня пани маркизе…

Анжелику выхватили из кареты и как перышко посадили в седло.

Здесь недалеко, ясновельможная пани, — извиняющимся тоном говорил полковник. — Осталось версты две-три.

— Но там мои вещи, мои платья… — взмолилась Анжелика.

— Я останусь здесь и утром все вам привезу, — сказал граф Раницкий.

— Здесь опасно. За нами может быть погоня, — предупредил Рушич.

— Продолжайте выполнять приказ, пан полковник, — тихо сказал ему граф. — Разместите маркизу в безопасном месте, охраняйте ее, а я немного задержусь здесь.

Рушич засопел, но спорить не стал.

— В путь! — приказал он.

— Скажите мне хотя бы, куда мы едем. Где я нахожусь? — опросила Анжелика.

— Завтра к вечеру, если пан Бог будет к нам милостив, будем в Умани, — ответил полковник.

В первом же городке, где пограничники остановились передохнуть, Анжелика с несказанным наслаждением помылась, вымыла и расчесала волосы. Завернувшись в цельный кусок материи, сидела она у раскрытого окна и рассматривала неказистые строения, пока присланные Рушичем две пленные татарки чистили и чинили ее изрядно потершийся мужской костюм.

К полудню приехал граф Раницкий. Теперь, при свете дня, Анжелика рассмотрела, что он оделся в польский костюм, и нашла его несколько смешным в таком одеянии. Голубой форменный кунтуш Валахского полка сидел на графе превосходно, но подбритые на польский манер виски и затылок явно портили его молодое лицо, выставляли напоказ юношески худую длинную шею.

Анжелика сразу же набросилась на него:

— Зачем вы привезли меня сюда?

— Я не понимаю вас, маркиза, — ответил смущенный такой встречей граф?

— Скажу прямо: за каким чертом вы отбили меня у татар, граф?

— Как, сударыня? Но ведь это ТАТАРЫ. Вы были у них в ПЛЕНУ.

— Да вам-то какое дело? Они везли меня в Крым. Как раз то, что мне нужно.

— Езус Мария! Что вы говорите?! Впрочем… Вы не сказали ни слова благодарности полковнику Рушичу. Он отнес это на счет вашего испуга… А здесь, оказывается… Да не соблазнили ли вы какого-нибудь азиата? Уж не самого ли Баммата-мирзу? Поздравляю, маркиза…

— Это не ваше дело!

— Да, — вздохнул граф. — Все ваши плутни с татарами — ваше дело, и только ваше.

Он приоткрыл дверь и тихо позвал кого-то. Новый, незнакомый Анжелике слуга втащил узел одежды.

— Вот все из вашего гардероба, что я смог найти в карете, — сказал граф, делая знак слуге, и тот с поклоном передал сверток одной из прислуживающих татарок.

Здесь были платья самой Анжелики и кое-что из вещей погибшей Жаннетты.

— Позвольте мне присутствовать при туалете вашего сиятельства.

Анжелика молча задвинула ширму.

Перебирая привезенные графом наряды, она немного успокоилась и даже решила поощрить старания молодого человека.

— Каким чудом вы остались живы, граф? — спросила она из-за ширмы.

— При налете орды я заскочил в старую крепость и спрятался среди развалин.