Светоч любви

Есть еще Джесс и Эми, первая из них — горничная, а вторая — уборщица. Следующий мистер Каттервик, дворецкий, и миссис Коуч — кухарка.

— И ты руководишь ими всеми?

— Я не думаю, что мистер Каттервик и миссис Коуч были бы в восторге, услышав твое определение, что я ими руковожу. Мне так кажется. Мистер Каттервик — славный джентльмен. Он мне рассказал, что ему доводилось работать в имениях и пошикарнее этого. Что касается миссис Коуч, то она полновластно распоряжается всем кухонным хозяйством, и горе тому, кто посмеет вмешаться в ее дела.

Моя мама обладала веселым нравом и чувством юмора. Я думаю, это было одной из главных ее черт, которые привлекли к ней отца. Сам он, в противоположность ей, был тихим и замкнутым, легко ранимым, а она, по его словам, напоминала ему маленького задиристого воробья, готового сражаться за свои права хоть с орлом. Представляю себе, как она управляла этим домом… За исключением кухарки и дворецкого.

— Прекрасный дом, — заметила я, — только немного мрачноватый и таинственный.

— Это все твои фантазии! Он выглядит мрачно потому, что не горят лампы. Сейчас я зажгу.

Она сняла стекло с лампы, стоящей на столе, и поднесла горящую спичку к фитилю.

Мы пили чай, грызли бисквиты, которые мама достала из жестяной коробки.

— А ты виделась с мистером Сильвестером Мильнером, когда обратилась по поводу этого места?

— Естественно, мы виделись с ним.

— Расскажи мне о нем.

Несколько секунд она сидела молча, и в глазах ее было совершенно отсутствующее выражение, как будто она на мгновение впала в обморочное состояние. Это было так необычно для нее, чтобы она хоть и на короткое время теряла дар речи, что я сразу подумала — здесь что-то не так.

— Он… джентльмен, — наконец сказала она.

— А где он сейчас?

— В отъезде, по делам. Он часто уезжает по делам.

— Так зачем же он держит такой большой дом, набитый слугами?

— Ну, это его дело…

— Он, наверное, очень богат.

— Он — купец.

— Купец?

— Он много путешествует по свету, бывает в разных местах… например, в Китае.

Я вспомнила о китайских каменных драконах внизу.

— Обрисуй мне его.

— Его описать не так-то просто.

— Почему?

— Видишь ли, он не такой, как другие…

— Когда мне удастся увидеть его?

— Как-нибудь уж наверняка увидишь.

— На этих каникулах?

— Ну нет, я не думаю, что он вернется в ближайшее время. Хотя мы и сами толком не знаем. Он появляется неожиданно.

— Что, как привидение, что ли? Она рассмеялась.

— Вовсе нет. Я имею в виду, что он просто не предупреждает нас, когда возвратится.

— Он красивый?

— Найдутся те, кто может сказать о нем так.

— А чем он торгует?

— О, он продает много различных вещей. Это было так непохоже на мою маму — такая уклончивость в ответах. А ведь она была самой большой болтушкой из всех женщин, которых я знала. И мое первое ощущение, что с мистером Сильвестером Мильнером что-то нечисто, явно оправдывалось.

— Да, еще кое-что, — добавила мама. — Иногда тебе будет попадаться довольно странно выглядящий человек.

— Что за человек?

— Китаец. Его зовут Линг Фу. Он совсем не такой, как другие слуги. Он путешествует вместе с мистером Мильнером и охраняет его личную сокровищницу. Никто из обитателей этого дома там никогда не был.

Глаза мои сверкнули. С каждой минутой все становилось еще более таинственным.

— А что он прячет в своей сокровищнице? — спросила я.

Мама рассмеялась.

— Ну, теперь тебе достаточно сведений, чтобы разыгралась фантазия? А между тем объясняется все очень просто. Мистер Мильнер собирает редкие и дорогие вещи — драгоценные камни, кораллы, слоновую кость. Он покупает их и перепродает, но часть сокровищ хранится здесь, пока он ищет покупателя. А Линг Фу приглядывает за этими вещами, смахивает с них пыль. Мистер Мильнер объяснил мне, что будет лучше, если этим делом будет заниматься один Линг Фу, других слуг привлекать не стоит.

— А ты была когда-нибудь в этой комнате, мама?

— Да мне, собственно, нечего там делать. Я отвечаю за общий порядок в доме. В этом моя главная обязанность.

Я глядела на огонь и видела разные картины. В какой-то момент вдруг возникло лицо, выражение его было добрым, потом вспыхнул уголек, и оно изменилось, неуловимо перейдя в злобное. Мистер Сильвестер Мильнер? Наверное, он такой.

Мама показала мне мою комнату. Она была небольшой, рядом с ее собственной. В комнате имелось большое окно, чуть ли не от пола до потолка. Комната была меблирована весьма скромно, хотя и со вкусом.

— Ты можешь, если захочется, погулять по парку. Конечно, сейчас многого не увидишь, но он очень красивый. Чудо как хороши лужайки — прямо как на картине! А весной и летом, говорят, такие цветы, что просто трудно поверить, что они живые. Кстати, ты увидишь, как интересно построен дом — в форме буквы «Е», только средняя линия развернута в другую сторону. Смотри… вот сюда. Видишь вон те два окна. Там и находится сокровищница мистера Мильнера. При дневном свете ты рассмотришь все гораздо лучше, — добавила мама.

Она была очень довольна собой, поскольку прекрасно справлялась со своими обязанностями домоправительницы.

Мы возвратились в ее комнату и говорили, говорили обо всем на свете! Мне передалось ее восторженное настроение. Все сложилось так, как ей хотелось. Кто бы мог поверить, что такая удача возможна?

В этот первый вечер в усадьбе Роланд я была необыкновенно возбуждена, может быть поэтому ночь оказалась не из легких. Ветер, задувавший сквозь ветви деревьев, разбивался, казалось мне, на множество голосов, и эти голоса без конца повторяли имя: «Мистер Сильвестер Мильнер».

А вообще каникулы получились интересными.

Я сразу же подружилась с прислугой.

— Очень хорошо, — заметила мама, — что миссис Коуч приняла тебя, да и мистер Каттервик не имеет возражений против твоего присутствия.

Я всегда оказывалась рядом, когда садовники срезали еловые ветви, и мы относили их в дом. Я была в саду, когда срезали и ветки омелы .

На кухне стоял замечательный дух, поскольку миссис Коуч, чья массивная фигура и розовые пухлые щеки так хорошо сочетались с фамилией , выпекала бесчисленные пироги и суетилась над рождественскими пудингами. Она, возведя меня в ранг своей любимицы, разрешила отведать кусочек, как она сама его определяла, «пробного» пудинга.

Этот день, пожалуй, был самым счастливым в новом моем календаре, отсчет в котором начался с даты смерти отца. Я сидела около кухонной плиты, слушала бормотание подходящего теста и смотрела, как миссис Коуч достает готовые изделия специальной вилкой и накладывает их в рядок. Позже всего появилась маленькая корзиночка, в которой и было то, что мне предстояло попробовать. Я села за стол и стала есть отрезанный кусок пудинга. Я наблюдала за лицом миссис Коуч — оно меняло выражение: сначала было видно напряженное ожидание, потом на нем отразилось колебание и, наконец, удовлетворение.

— Может, получилось не так хорошо, как в прошлом году, но явно лучше, чем в позапрошлом.

Но все те, кто были наделены привилегиями вкусить первые куски, начали бурно протестовать, утверждая, что никогда еще пудинги не удавались ей лучше, чем в этот раз, и что вообще миссис Коуч просто не в состоянии создать плохой пудинг, даже если будет очень стараться.

В награду за такие цветистые комплименты каждый из нас получил стакан ее особого вина из пастернака, а мистер Каттервик и моя мама были поощрены щедрее — соответствующим количеством тернового джина. Видимо, это означало их общую принадлежность к высшему слою местного общества.

Миссис Коуч сказала мне, что в прежние времена здесь жила Семья, но никто не собирался верить ей — не потому что не хотели, — все правда, такие дома должны передаваться из поколения в поколение, тогда возникает явление, известное под названием «корни». Просто это был с ее стороны довольно прозрачный и при этом косой намек на мистера Сильвестера Мильнера.