Светоч любви

Мне было около семнадцати во время этого разговора. Стало быть, у нас оставался год на раздумья.

— Мы обязаны очень многим мистеру Сильвестеру Мильнеру, — заметила я.

Мама согласилась, что день, когда она откликнулась на это объявление, был очень удачным днем в нашей жизни. И правда, пожалуй, ничто не смогло бы так сильно изменить течение нашей жизни, и уж поскольку мы должны были опираться на собственные силы после смерти отца, это был наилучший путь, который мы только могли выбрать.

Все было так, как будто мы жили в большой семье, где всегда происходит что-нибудь интересное.

Я как раз собиралась отмечать свои семнадцать лет, приехав домой на летние каникулы, и тут мне показалось, что должно произойти что-то, что приведет в восторг мою маму. Она сама встретила меня на станции, и мы поехали в крытой двуколке, которую тащил пони по кличке Рэн. Мама ловко справлялась с ним.

Я всегда трепетала, когда поезд подходил к маленькой станции под названием Роландсмер. Вокзальчик утопал в красивых цветах: герани, лобелиях, анютинах глазках и каких-то желтых, названия которых я не помнила. Клумбу, на которой цветами было выписано название станции, окаймляли лаванда и резеда, и их тонкий аромат витал в воздухе.

Я заметила, что мама сдерживает обуревающее ее возбуждение, но поняла, что вызвано такое настроение чем-то хорошим. Она обняла меня с обычной сердечностью, и мы сели в повозку. Когда она взялась за поводья, я поинтересовалась, как обстоят дела в усадьбе Роланд. Она сообщила мне, что миссис Коуч изготовила торт под названием «Приветствуем дома»в честь моего приезда и в последние дни только и говорила о моем скором возвращении, а мистер Каттервик даже снизошел до того, что выразил надежду, что погода будет мне благоприятствовать.

Эми и Джесс были в порядке, но Джесс, пожалуй, зашла слишком далеко в дружественном расположении к Джефферсу, и миссис Джефферс не одобряет все это. За Эми ухаживает холостой садовник, и похоже на то, что они составят неплохую пару. Это было бы неплохо, потому что в таком случае Эми останется в доме.

— А мистер Сильвестер Мильнер?

— Он дома.

И она замолчала. Видимо, ее возбужденное состояние каким-то образом было связано с ним.

— И у него все в порядке? — поинтересовалась я. Она не ответила ничего, и я закричала от неожиданного испуга:

— Мама, с ним все в порядке, не правда ли? Он не выгонит нас?

Прошло немало времени с того дня, как он поймал меня в сокровищнице, но, возможно, он любил держать людей в неопределенности долго-долго. Я думала о нем как о добром человеке, но тем не менее всегда чувствовала его таинственность… Возможно, он только хотел казаться добрым.

— Нет, — наконец, заговорила мама. — Как раз наоборот. Он беседовал со мной.

— О чем?

— О тебе.

— О том, почему я оказалась в запретной комнате?

— Он очень заинтересован в тебе. Он очень порядочный джентльмен, Джейн. Он спрашивал, как долго ты намерена оставаться в школе. Я объяснила, что юные леди из семьи твоего отца обычно пребывали у Клантона до восемнадцати лет, и выразила надежду, что и ты тоже останешься в школе до этого возраста. Но он продолжил разговор вопросом: «А потом?»

— Что ты ему ответила?

— Я сказала, что мы должны дождаться этого времени и уж потом решать. Он спросил, помогает ли семья отца тебе в какой-нибудь форме. Я объяснила, что они полностью игнорируют свой долг, а он сказал, что, по его мнению, тебе надо будет что-нибудь подыскать после окончания школы. Он сказал: «Образование вашей дочери позволяет ей учить других. Пожалуй, вам стоит подумать в этом направлении». Я вздрогнула.

— Не хочу думать об этом. Хочу, чтобы я всегда ходила в школу и приезжала на каникулы домой в усадьбу Роланд.

— Ты полюбила это место, Дженни?

— Да, я влюбилась в него в тот момент, как увидела его впервые. Здесь и лес, и таинственная сокровищница, и миссис Коуч, и все другие, и, конечно, мистер Сильвестер Мильнер.

— Он хочет поговорить с тобой, Джейн.

— Почему?

— Он не объяснял мне этого.

— Как… странно. Что бы это значило?

— Не знаю. Но я уверена, что твой отец знает, как беспокоит меня будущее. Я верю, что он предпримет что-нибудь для того, чтобы все было в порядке.

— Как ты думаешь, он простит мне мое прегрешение?

— Ты была так молода. Я думаю, что он уже простил тебя.

— Но он такой… странный.

— Да, — произнесла мама медленно. — Он действительно странный человек. Никому не дано знать, о чем он думает в действительности. Это может отличаться от того, что он говорит. Но я думаю, что он все же добрый человек.

— Когда я должна увидеться с ним?

— Он пригласил тебя на чай завтра.

— И он говорил, о чем будет разговор? Она покачала головой:

— Нет!

— Думаешь, он скажет мне, что не намерен держать в своем доме людей, всюду сующих свой нос?

— Нет, это невозможно, потому что прошло слишком много времени.

— А я не уверена. Может быть, он обожает держать людей в подвешенном состоянии. Это ведь своеобразная пытка.

— Нет, мы не были на крючке. После того Рождества не было и намека.

— А я не уверена. Мне часто казалось, что он наблюдает за мной.

— Дженни, у тебя опять разыгралось воображение.

— Вовсе нет. Я дважды замечала его в окне, когда гуляла в саду.

— Пожалуйста, не давай сейчас разыгрываться очередной твоей фантазии. Будь терпелива и дождись завтра, когда ты увидишься с ним.

— Это не так-то просто, до завтра еще очень долго ждать.

Молодой Тед Джефферс вышел и отвел двуколку в конюшню. А я направилась в кухню. Миссис Коуч обтерла руки полотенцем и заключила меня в объятья.

— Эми, — позвала она, — Джесс, она уже здесь. И обе они тут же появились и заявили, что страшно рады видеть меня, и добавили, что я очень выросла, что у меня румяные щеки и вообще я выгляжу как настоящая молодая леди.

— Все, она наконец добралась и нечего стоять и глазеть на нее, готовьте чай, — потребовала миссис Коуч.

И это была правда, я наконец-то добралась домой. Миссис Коуч было чем гордиться. Торт с надписью «Добро пожаловать, Джейн» сверкал розовыми буквами на белоснежной поверхности. Очень вкусными были ее картофельные пирожки и сдобные булочки с изюмом по-челсийски. Это были мои самые любимые явства, и приятно, что кто-то помнил об этом.

— Говорят, что лето будет жарким, — изрекла миссис Коуч. — Все приметы говорят об этом. Лишь бы не было слишком много солнца. Это было бы плохо для фруктов. И тогда мне будет трудно придавать моим кексам необходимый аромат. Прошлогодний терновый джин получился лучше, чем когда-либо, а сейчас попробуем использовать бузину.

Я заметила, что в каждом за это время что-то изменилось. Эми, например, горела румянцем, объясняя мне, что садовник планирует, по ее словам, «сделать ее своей собственностью»; у Джесс блестели глаза, и она и Джефферс обменивались взглядами и жестами, понятными только им самим. Мистер Каттервик, несгибаемый всегда, в какой-то момент все же дрогнул и сказал, что «это как в старые времена»— снова встречают кого-то, прибывшего из Клантона. Признаюсь, я была счастлива оказаться дома.

После утреннего чая я отправилась на конюшню посмотреть на Грюндель. Так звали лошадку-пони, на которой мне мистер Сильвестер Мильнер разрешил покататься, еще когда я была на прошлых каникулах.

— Она ждала вас, мисс Джейн, — сообщил мне парнишка, которого мистер Джефферс взял учеником конюха. И когда она поприветствовала меня, я поняла, что лошадка действительно ждала.

Затем я побывала во всех местах моего привычного маршрута — в рощице, которая примыкала к лесу, в самом лесу. И все время мне приходила мысль о том, как все вокруг прекрасно и как я люблю это место. И все-таки где-то в подсознании был сторожевой пункт: «Завтра я увижусь с ним. Вполне вероятно, он выскажет мне все, что думает, » разъяснит, почему не выставил нас из дома, хотя я вела себя так нехорошо и нарушила запрет относительно секретной комнаты; расскажет, почему следил за мной во время моих прогулок из окна своих апартаментов «.