Земные радости

— Приказываю атаковать независимо от результата пожарных шлюпок, — объявил капитан Петт.

Он велел поднять паруса; «Меркурий» стал медленно продвигаться к бухте. Перед ними шел другой пинас, за ними еще один. Все английские капитаны следовали приказу, хотя шансы на победную атаку без ветра были весьма невелики, тем более после того, как пожарные шлюпки зашипели и погасли в темноте. Турецкие пушки, которыми умело управляли с высоких крепостных стен, осыпали приближающихся англичан ядрами.

— Как утки в канаве, — сердито произнес Джон. «Меркурий» шел вперед, подчиняясь приказу.

— Умоляю Тебя, Господи, сделай так, чтобы нам не нужно было высаживаться на берег и лезть на стены, — прошептал Традескант в шейный платок.

Он оглянулся на свою команду. Матросы ждали его приказа с мрачными лицами. Перед ними возвышались стены форта с резкими контурами бойниц, из которых высовывалась дюжина мушкетов, ловивших момент, когда англичане приблизятся на выстрел. Вода, не прикрытая ни туманом, ни дымом, светлела в утреннем воздухе.

Капитан Петт вел корабль вперед, рядом с ним ожидал сигнала человек с биноклем, нацеленным на корабль командира эскадры. Эскадренный флаг неохотно затрепетал.

— Приказано отступать! — закричал моряк с биноклем.

— Отступаем! — рявкнул капитан Петт.

Сразу забил барабан, английские корабли развернулись и начали прокладывать путь назад из бухты, теперь уже против ветра. Остальной флот послал баркасы, взявшие корабли на буксир. Атака постыдно провалилась, но Джон, ощущая себя беззаботным, точно молодой парень, схватил канат и закрепил его. Жажда битвы была полностью вытеснена стремлением к безопасности и домашнему комфорту.

Элизабет встретила мужа прохладно. Она остро переживала, что он уехал вопреки ее желаниям. Каждый вечер она молилась, чтобы Небеса пощадили Джона, чтобы он вернулся и они бы начали все сначала, опять став друзьями и любовниками. Но когда он вошел в их кентерберийский коттедж без единой царапины, с загорелым и улыбающимся лицом, а снаружи на лужайке его поджидал маленький фургон с растениями, Элизабет испытала одно чувство — глубокое раздражение.

Отослав фургон в сад лорда Вуттона с распоряжением разгрузить и полить растения, Джон попросил жену приготовить ему ванну и сжечь белье в кухонном очаге.

— Там вши, — пояснил он. — Они просто сводили меня сума.

Элизабет поставила на огонь воду и притащила по каменным плитам пола большую деревянную лохань. Джон разделся догола и бросил одежду у двери.

— Слава богу! Как я счастлив, что наконец дома! — с улыбкой воскликнул Традескант.

Она не улыбнулась, не обняла его, не прижалась лицом к его теплой обнаженной груди. Джон тоже не раскрыл объятий. Он боялся, что плохо пахнет, и знал, что в его шевелюре и в усах вши. Однако Традесканту было бы приятно, если бы жена приветствовала его более эмоционально. Наливая горячую воду в лохань, Элизабет вела себя почтительно, но не более того. Волнения в ней не чувствовалось.

— Очень рада, что ты добрался благополучно, — спокойно произнесла она и поставила греться еще один котел с водой.

Джон попробовал воду ногой и залез в лохань. Элизабет протянула ему мочалку из трав, завернутых в тряпку, и кусок скользкого мыла.

— Я опасалась, что в вас будут стрелять, когда вы шли вдоль испанского берега, — призналась она. — Ходили слухи, что флот выступит против Испании.

— А мне казалось, ты была бы счастлива, если бы я запустил ядро в самое сердце католичества.

Сидя в лохани, полной мыльной воды, Джон смывал с шеи глубоко въевшуюся соленую грязь нескольких месяцев путешествия.

— Вовсе нет, если они при этом отстреливаются, — возразила Элизабет. — Просто я думала, что вы поссорились с неверными.

Джон плескал воду на лицо и отфыркивался, как кит.

— У нас были приказы, которые можно трактовать двояко, — сказал он. — По мне, так сплошная бессмыслица. Когда я оставляю сад на какое-то время, я даю садовникам указания: вот за этим ухаживайте так-то, когда это зацветет, сделайте так-то. Я не говорю им: решайте сами, действуйте на свое усмотрение. И когда я возвращаюсь, то понимаю, насколько правильно поступали садовники, и они сами понимают.

— А как же король? — поинтересовалась Элизабет.

Джон понизил голос:

— Яков приказал атаковать неверных и освободить наших бедных плененных соотечественников. Кроме того, был еще и секретный приказ нападать на Испанию. В других приказах, которые следовало открыть на месте, было написано, что Испанию надлежит уважать как союзника.

— Это нечестно, — категорично заявила Элизабет, покачав головой.

Джон улыбнулся, словно услышал старую, давно забытую шутку.

— Это практика. Но не принцип.

— Это грех.

Традескант задумчиво посмотрел на жену.

— Ты, женушка, всегда уверена в том, что грешно, а что нет. Собираешься стать проповедником, как твой отец?

К его удивлению, Элизабет не засмеялась и не отвергла это предположение, хотя именно так поступила бы еще пару лет назад.

— Я читаю Библию больше, чем раньше, — сообщила она. — Я и еще несколько женщин посещаем в среду по вечерам одного учителя. Он очень мудрый и грамотный. И я замечаю, что стала судить о многих вещах гораздо осторожнее, чем когда была легкомысленной девчонкой.

Джон неуклюже подогнул коленки в маленькой деревянной лохани и погрузился по плечи в мыльную пену.

— Не припомню, когда ты была легкомысленной, — ответил он. — Я всегда считал тебя богобоязненной серьезной женщиной.

Элизабет кивнула, и снова в ней промелькнула какая-то новая степенность.

— Времена сейчас страшные, — вздохнула она. — Чума с каждым летом все ужасней, и никто не ведает, где она ударит. Сплетничают, что король и двор не следуют заповедям Господним. А церковь даже не упрекает их в этом.

Традескант выпрямился и встал из лохани, вода с него хлынула на пол. Его супруга протянула ему льняную простыню, которую он накинул на плечи. Элизабет старательно отводила глаза, будто взгляд на наготу мужа мог ввести ее в грех. Именно эта отвернутая голова вызвала у Джона раздражение.

— В нашем доме мы не повторяем слухи о короле и его дворе, — отчеканил он.

Его жена хотела возразить, но Джон жестом заставил ее замолчать.

— И дело тут не в благочестии и не в поисках истины. Это урок, который мне преподал Сесил. Мы не обсуждаем короля. Если нас подслушают, цена может оказаться слишком высокой. И что бы ты ни учила, занимайся Библией и держись подальше от разговоров о короле Якове и его дворе. Иначе ты больше не пойдешь в свою школу.

Мгновение казалось, что Элизабет собирается спорить.

— Или этот ваш учитель в проповедях отрицает, что Господь возложил на мужей власть над женами? — сурово спросил Традескант.

Она опустила голову.

— Конечно нет.

— Хорошо, — кивнул Джон, сумев подавить неумеренное самодовольство.

— Я всегда хотела только одного: чтобы ты вернулся домой и оставался с нами, — сказала Элизабет, подтаскивая лохань к задней двери, где можно было выплеснуть воду во двор. — Если бы ты не отлучался, у меня не было бы времени посещать эти встречи.

— Не сваливай вину на меня, — ответил Джон, внимательно глядя на жену. — Ты можешь ходить туда, куда позволяет совесть, только если это не ведет к измене и к отрицанию власти тех, кто над тобой поставлен. Это я, твой муж, надо мной — господин, над ним — король, а над королем — Господь.

Элизабет широко распахнула дверь; холодный ветер задул вкруг голых ног Джона.

— Я никогда не усомнюсь во власти Господней, — промолвила она. — И не отрицаю власти мужа. Смотри не простудись.

Традескант резко повернулся и отправился в спальню одеваться.

1622 ГОД

— Может, нам пересадить каштан? — предложил Джей отцу. — По-моему, он уже слишком большой для этого ящика.