Upheaval of the Medieval (СИ)

А в воздухе отчётливо пахло гарью и палёной человеческой плотью.

***

Тэ поднял тяжёлую голову с земли и понял, что страшные события не были сном. Он ощупал себя и попробовал подняться на ноги, но всё тело было будто налито свинцом. Кое-как он оторвался от земли и побрёл в сторону домика, которого уже и не было. На его месте осталось только огромное пепелище и горячая зола. Тэхён отказывался верить, только хмурил брови и вдруг заметил одинокую фигуру, что водила руками по пеплу и плакала. Он было подумал, что это Юна, но надрывный мужской голос и внушительное телосложение разбили розовую пелену Тэхёна, опять опустили ребёнка на землю. Он ничего не понимал, всё произошло настолько быстро, настолько непонятно, что он не мог осознать всю трагедию и ужас.

— Кто вы? — хриплым голосом спросил мальчишка, видя красивое заплаканное лицо юноши, что размазывал пепел по своим щекам, перемешивая его со слезами.

— Ты Тэхён? — тихо спросил незнакомец, отбрасывая светлые волосы с лица, а Тэ подметил, что тот одет не как деревенские: на нём было дорогое одеяние.

— Сын деревенского старосты?

— Да, беги, пожалуйста, уходи. Юна рассказывала о тебе, и теперь моя Юна, — он надрывно всхлипнул, зарываясь руками в свои светлые волосы, — моя Юна, — простонал, падая на колени. Он начал судорожно искать что-то в карманах и, выудив мешочек с звенящими монетами, поднялся на ноги и подошёл к мальчишке, что стоял и глупо смотрел на его страдания. Слёзы не текли, Тэ не мог выдавить из себя ни слезинки, он просто не понимал, куда делся домик и почему Тхана нет.

— Где Тхан? — спросил Тэхён, беря в руку мешочек с монетами.

— Это пёс? — тихо спросил парень, шмыгая носом.

— Да, наверное, Юна пошла с ним в лес, правда? — спросил Тэхён, водя носком ботинка по серому пеплу. — Бабушка пошла в поле? Она скоро придёт?

— Тэхён, — юноша всхлипнул, — они не вернутся, уходи, пожалуйста.

— Бабушка разрешила пойти домой? Но она говорила, что нельзя, там война, — мальчишка глупо хлопал ресницами, всматриваясь в опухшие глаза сына старосты. Он не слышал его слов, а сам по большей части говорил глупости.

— Да, Тэхён, бабушка разрешила, она сказала мне, что тебе нужно пойти домой, иди.

— Но я не попрощался, — заканючил Тэ, заламывая брови, морщась словам парня. — А, я вспомнил, она ночью прогоняла меня, но это ведь был сон?

— Иди, — зарычал юноша, хватая Тэхёна за плечи, — пожалуйста, иди домой, — выл он, заключая Тэ в объятия, крепко сжимая его хрупкие плечи.

Мальчишка развернулся и, не оглядываясь и не позволяя себе думать, пошёл прямо, пока в руке звенели монеты. Он нашёл мешок, который ночью ему всунула травница, подобрал его и, даже не заглядывая внутрь, пошёл дальше. Ему казалось, что Тхан следует за ним, а из-за дерева сейчас выйдет Юна, посмеётся и начнёт болтать о разных глупостях, и ленты в её волосах будут забавно трепыхаться. Несколько раз он ложился на землю, но не мог сомкнуть глаза, боясь, что увидит то, после чего не сможет уже двигаться. Его детское восприятие вопило о том, что так не бывает, что так нельзя. Но он не слушал, только безразлично перебирал ногами и упрямо шёл вперёд, туда, где, по рассказам травницы, располагалось королевство Ким. Первый день оказался самым сложным: босые ступни жгло, и Тэ радовался, что физическая боль отвлекала от раздумий. Он отказывался верить. Верил в свои старые воспоминания, не позволял стене рассыпаться, пытался залатать её всем, что подвернётся под руку, не задумываясь о том, что оглохнет от грохота, когда всё распадется.

Единственным, за что он держался, были воспоминания о Санхи, о маме и отце, о том, что дома всё будет в порядке, всё будет хорошо. Но подсознание подкидывало запах горелой плоти, не давало сосредоточиться ни на чём, и он упрямо не внимал своим чувствам, понимая, что понемногу сходит с ума. Но он упрямо шёл дальше, почти не ел и редко заглядывал в мешочек — лишь когда понимал, что скоро свалится с ног. Бабушка будто бы знала, а её грустная улыбка накануне лишь убедила Тэхёна в том, что эта женщина была не так проста, как казалось. Слёз не было, ни разу он не позволил себе заплакать, чтобы не закончить всё так, как есть — на голой земле, сжимая зелёный камушек, покоящийся на шее.

Он несколько раз натыкался на ручейки и пополнял запасы пресной воды. Когда еда из мешочка кончилась, он грыз корешки, радуясь тому, что бабушка рассказала так много хитростей. Ему повезло, что летом найти еду в лесу не так уж и сложно, но одной ежевикой и горькими корешками не проживешь.

Тэхён упрямо шёл дальше, он не хотел умирать, не хотел думать, анализировать и мыслить. Он поставил себе цель и упрямо двигался к ней, днями напролёт разглядывал окружающую природу, иногда натыкался на следы людей. Ему было сложно поверить в то, что после почти двух лет стабильной жизни его опять бросили одного, словно маленького слепого котёнка, ткнули носиком в обстоятельства и реальность, заставили забыть о том, что можно на кого-то рассчитывать. Опять один. Опять никому не нужен.

Но Тэ шёл, один раз даже посмел сунуться в деревню на территории Чонов, но побоялся, что что-то в нём выдаст чужеземца. Небольшая деревушка насчитывала с десяток домов, и всё казалось пустым, безжизненным. Люди лишь боязливо выглядывали из-за ставней, а Тэхён понял, что лучше не останавливаться, идти до изнеможения, продолжать строить стену и не доверять никому, даже самому себе. Он был голоден, хотел пить, но так и не осмелился зайти ни в один двор, чтобы попросить хотя бы стакан прохладной воды.

Границы двух королевств были ужасно разграблены и изуродованы. Пограничные деревни королевства Ким стёрли с лица земли: повсюду царили разруха и ужас, то тут, то там валялись мёртвые тела среди золы и развалин чудом уцелевших домов, а в воздухе витали нищета, окружавшая оставшихся в живых людей, и тлен. Все спасались, как могли, а когда-то непобедимое королевство тонуло в крови, пущенной жестокостью и мечом Чон Хосока. Тэхён упрямо шёл дальше, он обходил разруху лесными тропами и не позволял себе останавливаться и думать. Он ложился спать только тогда, когда не понимал уже ничего, когда тело отключалось и вопило об усталости. Только тогда он устало валился на землю, невзирая на то, что грозы и бури бушевали и мешали спать. Сновидения покинули его, не давали думать о том, что произошло, он был похож больше на водяное колесо, что крутилось, несмотря ни на что. У него не было своей истории и чувств, и совсем не к чему было идти, но он продолжал это делать, механически точно и стабильно перебирая ногами. Несколько раз он натыкался на людей, но спрятаться щупленькому пареньку между деревьями — раз плюнуть. Он понимал, что подданных его королевства мало что отличает от подданных Чона — всё та же ненависть.

Он не чувствовал ничего, так же, как не почувствовал ничего и в тот момент, когда вместо родного дома он увидел пустое, разграбленное здание и старушку-соседку, у которой вместе с Чонином воровал груши.

— Тэхён, — воскликнула старушка, оглядывая синяки под глазами мальчишки. — Ты не во дворце?

— Нет, я не во дворце, — ответил мальчик, пытаясь поднять с земли сорванную с петель дверь. Она валялась возле входа, лишая любой надежды на лучшее завтра. Босые ноги мальчика были изрезанны мелкими ранками, и соседка подозрительно покосилась на них.

— Так мать твоя ж спилась, ты чего вернулся? — удивлённо спросила она, не замечая того, как замер мальчишка, как его руки сжались в кулаки, а в глазах мелькнула вспышка гнева. — Здесь одна только бойня, конец тебе, так же, как и отцу твоему.

— Что? — тихо спросил Тэ, поворачиваясь лицом к женщине, сидящей на небольшой старой скамейке возле стены своего дома. Её лохмотья ясно говорили о том, что хорошие деньки кончились, а война — это не освобождение от кандалов, а путь вниз — на самое дно.

— Твоя непутёвая мать после того, как вас с Санхи забрали, чуть с ума не сошла: устраивала скандалы на всю деревню, один раз даже побила жену старосты, — медленно проговорила старушка, а Тэхёну захотелось оторвать её гнилой язык, он не желал верить ни единому слову. — Она стала прикладываться к бутылочке, да и сдурела совсем, отца твоего только позорила. Вот так и померла: утонула в канаве, когда вода после дождя поднялась.