Жаркая страсть

Кабинет Прингла был на Уигмор-стрит, в двух кварталах отсюда. Джек пошел в том направлении. В этот час врач еще на месте. Не помешает получить хороший совет.

— Вы поправляетесь с невиданной скоростью, — заверил Принт, отворачиваясь от сидевшего на краю стола Джека.

Тот все еще моргал как сова после вспышки магния, которую использовал врач, чтобы проверить зрачки.

— Поразительно, — продолжал Прингл, складывая бесчисленные инструменты. — В жизни не предполагал такого прогресса. И это всего за две недели!

Джек кивнул и помассировал виски.

— Но боль вернулась.

— Вы только что приехали в город. Верхом?

— В экипаже, — коротко бросил Джек. — Два дня в дороге.

— Вот именно. Тряска кого угодно доведет до головной боли. В вашем случае — до мигрени. Только не садитесь в экипаж, пока не оправитесь, а пока ведите прежний образ жизни. Ясно, что это вам помогает.

— Но я ничем не лечился.

— А по мне, так лечились. Некоторые домашние способы весьма полезны. Речь может идти о турецких банях, или определенных травяных отварах, или даже духах, хотя последними вы явно не пользуетесь.

Посмеиваясь, Прингл принялся перечислять наиболее известные средства от головной боли.

Джек слушал, втайне не соглашаясь е доводами доктора.

— И наконец, сексуальная разрядка, — заключил Прингл.

— Она тоже помогает? — удивился Джек.

— Древнейшее лечение, а помогает лучше всего.

— Как интересно, — протянул Джек, внезапно связав ночные встречи с Боадицеей и отсутствие боли за последние несколько недель.

Но сообразив, что Прингл наблюдает за ним, тоже ухмыльнулся и тут же поморщился от боли.

— Спасибо, — пробормотал он, протягивая руку, — за ваш превосходный совет.

Прингл пожал руку Джеку.

— Еще несколько недель отдыха, перемежаемых вашим патентованным средством от головной боли, и я предсказываю: ваши боли уйдут в прошлое.

Выйдя на улицу, Джек направился к Монтроуз-плейс. Поскольку сегодня вечером не было никакой возможности применить патентованное средство, оставалось довольствоваться свежим воздухом.

К сожалению, в начале вечера боль набросилась на него с новой силой. Голова словно раскалывалась, при малейшем движении к горлу подкатывала тошнота, муки становились нестерпимыми.

Джек ушел к себе и лег еще до возвращения Деверелла.

Сейчас ему не до разговоров. Утром нужно быть бодрым и мыслить связно, так что разговор с Девереллом может подождать.

Поэтому Джек забрался под одеяло и положил голову на прохладные подушки, молясь, чтобы Далзил не вздумал послать за ним ночью.

Далзил за ним не послал. Зато наутро, когда Джек уже собирался спуститься к завтраку, появился внизу. Несмотря на удобную постель и самые благие намерения, спал он плохо, но боль улеглась настолько, что он по крайней мере мог говорить и слушать.

Тихо ворча насчет того, что Далзил появился слишком рано — еще не было и девяти, — Джек последовал за Гасторпом вниз. Дворецкий успел проводить предмет раздражения Джека в библиотеку. Джек остановился и оглядел дверь.

— Принесите кофе. Так быстро, как только сможете.

— Немедленно, милорд, — поклонился Гасторп.

Джек открыл дверь, вошел, и несколько секунд изучал высокую фигуру, стоявшую перед окнами, выходившими на задний сад. Далзил — они так и не допытались, как его зовут по-настоящему, — был почти того же роста, что и Джек, и так же строен. Более тонкие черты более изящное сложение более аскетическое лицо — вот все, что отличало Далзила от его людей. Однако коварством Далзил превосходил всех, вместе взятых.

Выпустив дверную ручку, Джек, услышал, как щелкнул замок. Далзил медленно обернулся, словно до этого не знал о появлении Джека.

Джек подозрительно прищурился. Далзил был самым опасным из всех встреченных им людей. Бывший командир казался олицетворением воинственных лордов-хищников, которых нашествие норманнов рассеяло по всей Англии.

— Доброе утро. Не стану спрашивать, что привело вас сюда.

Джек показал Далзилу на кресло и сам сел напротив, стараясь не морщиться от боли.

— Вот как?.. — Судя по тону, Далзил вовсе не был счастлив таким оборотом событий. — Очень боюсь, что ваш друг Джеймс Олтвуд впутался, хоть и невольно, в заговор с целью дискредитировать меня.

— Вас? — нахмурился Джек.

Впрочем, ведь это Далзил! Он сказал — значит, так и есть.

— Но что это за заговор? И каким образом Джеймс во все это вляпался?

Далзил сложил ладони и прижал пальцы к губам.

— На этом этапе я могу лишь предполагать. Но, полагаю, все началось из-за того, что, как известно всем вам, я ищу последнего изменника, который до сих пор не разоблачен и не наказан. И принадлежит, по моему мнению, к высшим эшелонам власти.

Стук в дверь возвестила о появлении Гасторпа с подносом.

Далзил подождал, пока разольют по чашкам кофе, и как только Гасторп удалился, спокойно продолжил:

— Я понятия не имею, какие связи у этого человека и какой властью он обладает: деньгами, положением или должностью в правительстве. Однако за последние годы я наткнулся настолько несоответствий, что его существование для меня вполне реально. К несчастью, пока что у меня ничего нет, кроме подозрений.

— Итак, вы считаете, что изменнику, кто бы он ни был, ваши подозрения пришлись не по вкусу?

— Достаточно точное определение, — кивнул Далзил.

— Но этот заговор, о котором вы толкуете, тоже чистые догадки с вашей стороны?

Губы Далзила дернулись в насмешливой гримасе.

— Совершенно верно. Думаю, изменник, зная, что я его ищу, решил подсунуть мне козла отпущения — человека, которого я мог бы принять за него, устранить и посчитать мою работу сделанной.

— И уйти на покой? — подсказал Джек.

Далзил наклонил голову.

— Для всех нас война осталась в прошлом. Пора вернуться в цивилизованный мир и к нашим гражданским обязанностям. Изменник думает умаслить меня, скормив другую добычу.

— И он нашел Джеймса, — догадался Джек.

— Совершенно верно. Джеймс Олтвуд оказался прекрасным выбором. Он имел доступ к информации, которую собирал и изучал. К информации, за которую Наполеон и его генералы заплатили бы высокую цену. Яне знаю сути обвинений, но… — Далзил улыбнулся. — Мы оба знаем, что Джеймс Олтвуд не изменник. Кстати, я никогда не спрашивал, открыли ли вы Олтвуду вопреки всем приказам свое задание и местонахождение. Но когда ваш отец умер и Олтвуд явился с этим известием непосредственно ко мне, стало ясно, что он знает больше, чем полагалось. И будь он шпионом, вы исчезли бы бесследно. — Далзил пожал плечами. — Но поскольку вы живы и здоровы, Олтвуд не изменник.

— Настоящий предатель вообразил, что вы наброситесь на Джеймса, схватите за горло, потащите в суд, и тогда…

— Вы правы. Он надеется, что расследование захлебнется и я стану всеобщим посмешищем.

— И все усилия обличить изменника останутся бесплодными?

— Совершенно верно. — Далзил нахмурился. — Однако, прежде чем забегать вперед, нужно признать, что все сказанное мной —. недоказанный факт. Я могу свидетельствовать, что не существует никаких улик, свидетельствующих о противозаконной деятельности Джеймса Олтвуда, если не считать того косвенного обстоятельства, что Олтвуд имел доступ к секретной информации наряду со способностью эту информацию оценить. Это, конечно, знают все. Из этого легко сделать вывод, что обвинения — вполне объяснимое следствие мелочной ревности или необходимости причинить Олтвуду неприятности. Вероятно также, что вся эта история направлена не на Олтвуда, а на вышестоящее духовенство или военных историков в частности. Нужно учитывать, что сам Олтвуд не только известный ученый, уважаемый епископом и многими духовными лицами. Кроме того, он Олтвуд, хотя и считается в своем семействе паршивой овцой, но для всего света по-прежнему один из Олтвудов. Если семья его поддержит, а я думаю, так оно и будет, значит, его преследователи окажутся в весьма неприятном положении. И битва заранее будет обречена.