Слишком хорошо, чтобы быть правдой (2)

Я со смехом покачал головой и переключил передачу.

– Ну тогда держись.

– Слушаюсь, сэр. – Рэй потушил сигарету. – Пристегнуть ремни и не курить.

– Если бы мне предложили выбрать свою смерть, то я бы предпочёл умереть в автокатастрофе. Разогнаться до предела – и полететь вниз с какого-нибудь серпантина. Только чтобы умереть на месте, а не мучаться.

Рэй посмотрел на меня с лёгким испугом.

– И что у тебя за голова, Брайан? Откуда там берутся такие мысли?

– Как отец. Он, наверное, тоже мечтает так умереть.

– Думаешь, он способен на самоубийство? С чего бы?

– Не удивлюсь. После смерти мамы он не живёт, а существует.

– Он изменял ей?

– Да, постоянно. И она об этом знала. Да и не только она – все соседи. Но он очень любил её. Несмотря ни на что.

– Когда я узнал, что у мамы кто-то есть, то сначала не поверил. Знаешь, что-то вроде шока. Конечно, люди изменяют – но ведь мои родители должны быть особенными!

А потом понимаешь, что это жизнь. Что все мы люди, и особенных не бывает. Мне было пятнадцать, когда они развелись. Папа пришёл домой и сказал мне только одну фразу: "Прости меня, Рэймонд". Он всегда меня так звал. Помню, я ужасно бесился.

– Рэй прижал ладонь к губам и вздохнул. – Извини, Брайан. Мы с ней редко видимся – у неё семья, дом, дети. Я очень сильно люблю её. А она… она при встрече смотрит на меня так, будто я кто угодно – но только не её сын. А отцом я горжусь.

Его друзья в самый неподходящий момент просто испарились – и он остался совершенно один. Другой бы на его месте перерезал себе вены, начал бы принимать наркотики или что-то ещё… а он вёл себя так же, как всегда – улыбался, шутил.

Ну, ты знаешь папу – думаю, не имеет смысла рассказывать. Он очень жизнерадостный человек. А плакал он только тогда, когда мы оставались вдвоём. Мы вместе плакали. Но время немного ослабляет боль. Хотя совсем не лечит.

– Если тебе больно об этом говорить – не будем.

– Нет, ничего. Да и кому я могу это рассказать, кроме тебя?

– Надье, например.

– Да, и ей могу. – Рэй помолчал. – Наверное, я тогда наговорил глупостей.

– В том-то и дело, что нет. Но только сказал ты это слишком поздно.

Рэй посмотрел в зеркало заднего вида и пригладил волосы.

– Может, это жизнь решила устроить мне тест и проверить, как сильно я её люблю?

– Ну, тут я тебе не советчик.

– Да брось. Ты тоже когда-нибудь женишься, Брайан. Встретишь женщину, которую будешь любить до потери рассудка, больше жизни – и женишься. Вот увидишь.

– Я не верю в это, Рэй. И ты знаешь, почему.

– Знаю, знаю. Но всё изменится – слушай старших.

– Сколько вам лет, сэр? Сорок?

– Шестьдесят. – И Рэй потряс руками и головой, изображая болезнь Паркинсона. – Я что-то не понял. Кто тут кому плачется?

– Никто никому не плачется. Мы едем курить "траву".

– Нет, я не могу от тебя это слышать, Брайан.

– А потом мы поедем гулять – и без двух девушек домой не вернёмся. Как минимум двух.

Рэй сел прямо и бросил на меня недоуменный взгляд.

– Ты уверен, что для тебя эта "трава" сегодня будет первой? Что-то мне подсказывает, что ты уже успел скрутить "косячок". И потом выкурить его… -… напополам с Надьёй.

– Точно. Может, ты и меня научишь читать мысли? (Брайан) Тот факт, что в годы своей молодости Рэй порядочным гражданином не являлся, был мне отлично известен. Его трижды чуть не выгнали из университета из-за проблем с наркотиками и посещение не совсем пристойных заведений (то, как он умудрился получить отличный диплом, было загадкой). Рэй был виновником бесконечного количества аварий, а полицейские, вне всяких сомнений, знали его в лицо, так как имя этого человека и фраза "вождение в пьяном виде" стали для них неразделимыми.

Однажды он провёл сутки в тюремной камере за ограбление бара – и если бы его отец не заплатил приличную сумму, то с Рэем ничего хорошего не случилось бы.

После свадьбы законопорядочности у Рэя заметно прибавилось. А после того, как у них с Надьёй появился первый ребёнок, мой друг окончательно завязал с прошлой жизнью. Впрочем, это не мешало ему поддерживать связи с людьми "из того мира" – и иногда пользоваться этими связями.

– Едем, – сказал Рэй, вернувшийся в машину с долгожданным пакетиком из тёмного полиэтилена. – Или, может, прямо тут покурим?

Я пожал плечами.

– Если ту дрянь найдут у меня в машине, то я увижу свои права ещё не скоро. А вот если её найдут у меня в крови…

Рэй достал небольшой перочинный нож и аккуратно разрезал полиэтилен.

– Для того, чтобы обнаружить это в крови, надо эту кровь сдать. Кроме того, ещё надо суметь отличить обкуренного водителя от нормального – а для этого надо остановить машину.

– Вы – аналитический гений, сэр. Вам это известно?

От "травы" у Рэя на душе стало заметно легче – причём это было видно невооружённым глазом. От депрессии не осталось и следа. Я тоже воспрял духом и повеселел – мне вспомнились студенческие годы, и я подумал, что в таком состоянии спокойно мог бы смеяться сам с собой.

– Так, тебе, я вижу, хватит, – критически оглядев меня, поставил диагноз Рэй. – Дай-ка. Я сам докурю.

– Ну уж нет! Какой хитрый!

– Ладно, ладно! Не идёт тебе это, Брайан, ей-Богу, не идёт. Я могу представить тебя высыпающим на зеркало кокаин, максимум – забивающим в трубку опиум, но это… нет. Это не твоё. Слишком… дёшево, что ли. Никакого стиля. Ты когда-нибудь пробовал кокаин?

Я замотал головой.

– Нет. Ещё чего мне не хватало!

– Надо же. Я думал, что Надья… хм. Немного тебя к этому приобщила.

– Ты позволяешь ей баловаться подобными вещами?

Рэй замахал руками.

– Ты что! Но она грешила этим, когда вы… ну, ты понимаешь.

– Я такого за ней никогда не замечал.

– Послушай, старик. Расскажи мне, как вы с ней познакомились. Я давно хочу это услышать. Не подумай. Здоровый интерес.

С Надьёй мы познакомились на свадьбе одного из моих коллег. Причём познакомились совершенно случайно (или не совсем случайно – ведь все события в нашей жизни взаимосвязаны). Я в гордом одиночестве пил вино и размышлял о том, чем же занята женщина, для которой было заказано второе место за этим столом. Надо сказать, приятных мыслей в моей голове на данный момент было невероятно мало.

– Простите, сэр, – вдруг услышал я низкий женский голос, – вы сидите за моим столиком.

Обладательницей голоса оказалась леди лет двадцати пяти с восточной наружностью.

Женщина была одета в ярко-алое платье, как мне показалось, слишком откровенное даже для вечера, и дорогое манто. Но самой примечательной вещью являлось совсем не платье и даже не явно экзотическая внешность, благодаря которой она успешно выделялась из толпы – а глаза. Тёмные и в то же время лучистые и яркие – леди смотрела на меня с вызовом, гордо и свысока. Она держала в руках крошечную сумочку, замерев в высокомерном ожидании – позе царственной особы.

– Думаю, вы ошибаетесь, мисс, – уверил я женщину. – Этот столик мой.

– Миссис, – тут же поправила меня она – и я действительно заметил на её пальце обручальное кольцо. – Впрочем, это не имеет никакого значения. Мой муж решил провести время с очередной потаскушкой – и я пришла одна. Позволите присесть?

– Разумеется, – кивнул я.

Женщина сняла манто, повесив его на спинку стула. Её платье оказалось ещё более неподходящим для чужих глаз, чем я предполагал. Впрочем, она могла позволить себе носить такую одежду.

– Меня зовут Надья, – сообщила мне леди.

– Брайан, – представился я.

– Брайан, – медленно и даже немного торжественно повторила Надья. – Какое красивое имя! Ты пишешь его через i или через y?

– Через i, – ответил я, немного удивлённый таким пристальным вниманием к моему имени.

– Я тоже думаю, что стоит писать через i. Так гораздо красивее.

Надья говорила с лёгким, едва различимым акцентом, напоминавшим арабский. Только вот черты её лица были не по-арабски чёткими и складными – и я, подумав, решил, что она родом из Ирана. Хотя, что ни говори, я с трудом мог представить, что иранская женщина может позволить себе такой наряд.