Прелестная наставница

— В самом деле, цель жалкая. А теперь мне пора.

— Я же сказал, не так быстро! — Люсьен сделал еще шаг. — Не притворяйтесь, что вам непонятно, зачем мы остались наедине.

— Вы приказали мне, и я подчинилась.

— Какая неожиданная и приятная сговорчивость? Александра устремила на него долгий взгляд. Ей казалось, что ее спина ноет от тяжкой ноши, и хотелось переложить хоть часть этой ноши на чужие плечи, например, на плечи Люсьена Балфура.

— Когда речь идет о моей знатной родне, нельзя забывать об осторожности.

— Почему? — Люсьен взял ее за руку и потянул к двери в библиотеку.

— Если дядя решит выступить с публичным порицанием, я… я погибла!

В библиотеке царила кромешная тьма. Александра не видела ни зги, но Люсьен был, очевидно, хорошо знаком с обстановкой, потому что ни разу не сбился с шага. Засветив лампу, он усадил Александру на диван и уселся сам, очень близко, так что бедра их соприкоснулись.

— А пока этого не случилось…

— Пока этого не случилось, вольно или невольно он покровительствует мне уже тем, что в наших жилах течет кровь одних предков. Это сдерживает злые языки, вынуждает их держаться в рамках приличий.

Люсьен медленно поднял обе руки и потянулся к ней. Александра вздрогнула, ощутив, как выскальзывают из волос черепаховые гребни. По ее плечам рассыпались тяжелые волны, казавшиеся медными в тусклом свете лампы.

Когда Люсьен погрузил в них пальцы, она содрогнулась.

— Ты рассказала не все. — Он поднес прядь волос к лицу, прижал к щеке.

— Я… О Боже!

— О чем ты умалчиваешь?

— Лорд Уилкинс… — Александра судорожно вздохнула. — Его жена ненавидит меня.

— За что? — Пальцы снова погрузились в волосы, зашевелились в них, разделяя пряди. — Ты ведь ни в чем не виновата, верно?

Александра прижалась к плечу Люсьена и закрыла глаза, зная, что не сумеет сделать признание лицом к лицу.

— Я столкнула лорда Уилкинса с лестницы.

— С лестницы? Но зачем? — Пальцы прекратили свое неторопливое и завораживающее движение.

— Нечаянно, — прошептала она и, помедлив, добавила: — Почти.

— Как мне помнится, лорд Уилкинс постоянно менял любовниц, — заметил Люсьен, словно размышляя вслух, и принялся расстегивать пуговки на ее перчатке.

Его прикосновения были легкими, очень естественными, в них не ощущалось ничего вкрадчивого. Александра не решалась открыть глаза из страха его спугнуть.

— Он как раз избавился от прежней любовницы и подыскивал новую.

— И, разумеется, предложил эту вакансию тебе, а ты отказалась.

— Я сказала ему, что совсем не для этого поступила в его дом.

— Знакомые речи, знакомые! — Люсьен стянул узкую перчатку и кончиком пальца нарисовал на ладони Александры виньетку.

— Ждать и надеяться на взаимность было не в обычае лорда Уилкинса. В отличие от тебя он…

— Могу я понимать это так, что мои надежды на взаимность сбылись?

Александра опомнилась и широко открыла глаза.

— Милорд!

— Тише, тише, — сказал Люсьен мягко. — Продолжай, я не стану больше перебивать. Лучше, если ты будешь чувствовать себя непринужденно, поэтому закрой глаза.

Ее состояние было весьма и весьма далеким от непринужденности, однако, как это ни странно, она готова была довериться ему полностью и безоговорочно, а потому охотно впала в сладкий дурман. Без сомнения, так оно и было задумано.

— Я поднималась по лестнице в комнату леди Уилкинс, чтобы отдать ей книгу, а лорд Уилкинс ждал за углом. Когда я поднялась, он выскочил и прижал меня к перилам.

— Что же он сделал потом? — Пуговки на другой перчатке уступали одна за другой.

— Начал меня целовать. Я была в такой растерянности, что не сопротивлялась, и тогда он задрал мне юбки. Его руки… — Александра не договорила, но все было ясно без слов. — Опомнившись, я оттолкнула его изо всех сил.

— Значит, это и в самом деле случилось нечаянно. — Перчатка соскользнула с ее руки. — Почему же ты сказала «почти»?

— Я оттолкнула его в сторону ступенек!

— Ты не могла знать, что он по ним скатится.

— Я хотела этого!

— И правильно. Как иначе ты могла избавиться от его домогательств?

Александра импульсивно схватила и сжала руку Люсьена.

— Ты меня не осуждаешь?

— Я бы осудил тебя за податливость, но речь не об этом. Раз уж тебе не было предъявлено официальное обвинение, почему тебя гнетут воспоминания?

Он взял обе ее руки в свои и поднес к губам. Прикосновение к внутренней стороне запястий было лишь теплым, но обожгло как огнем.

— Я сбежала по лестнице… хотела убедиться, что с ним все в порядке… но он умер от сердечного приступа прямо у меня на глазах.

— Невелика потеря.

Тон Люсьена был абсолютно бесстрастным, и тем не менее Александра подумала: вот человек, чью ярость она не хотела бы испытать на себе. Эта мысль вызвала у нее желание укрыться в его объятиях, спрятаться в них от всего мира, так, чтобы ничто плохое уже не могло ее коснуться.

— Я бросилась назад в библиотеку и сидела с книгой в руках до тех пор, пока лакеи не подняли крик. Леди Уилкинс сразу заподозрила, в чем дело, и послала на Боу-стрит. Я могла покинуть ее дом в наручниках и под стражей, если бы не сказала полиции, что прихожусь племянницей герцогу Монмуту, и что огласка ему не понравится.

— А потом был долгий поиск места.

Александра кивнула. Пару минут длилось молчание.

— Еще один вопрос.

— Всего один?

— Пока один. А в чем дело? Мое внимание досаждает тебе? — спросил Люсьен, приподняв ее лицо за подбородок.

Было бы действительно разумнее, если бы его внимание вызывало у нее лишь досаду, но все происходило далеко не так. Даже место в этом доме она приняла не ради Розы, а ради Люсьена, хотя в тот момент не могла объяснить почему. Теперь это для нее яснее ясного.

— Твое внимание мне по душе, — неожиданно произнесла она, — хотя следовало бы избегать его всеми силами.

— Помнишь, я собирался покрыть твои плечи неторопливыми, но страстными поцелуями? — Люсьен приподнял ее и посадил к себе на колени. — Это не все, что мне от тебя нужно. Я хочу ласкать тебя, любить тебя…

Склонившись к ее губам, он медлил, не касаясь их, в то время как стесненное дыхание вырвалось у нее прерывистыми вздохами.

— Люсьен…

Губы их встретились. Тепло, нараставшее в ней с первой минуты, проведенной с ним наедине, внезапно стало жаром — огненным, опаляющим вихрем, рвавшимся из самых глубин ее существа. Александра прильнула ближе, обвила руками его шею… Как это будет? Как он прикоснется к ней? А она — она осмелится прикоснуться к нему?

— Отныне ты будешь танцевать вальс только со мной.

Александра хотела вознегодовать на его приказной тон, но вместо этого испытала лишь восторженный трепет.

— Ты сам направил ко мне виконта!

— Это была уступка правилам приличия. — Платье соскользнуло с ее плеч.

— Встань.

— Не могу…

Люсьен поцеловал ее снова, крепче и дольше. Это был настоящий, полноценный поцелуй из тех, на которые только намекалось в самых откровенных стихах. И неудивительно: разве можно описать вкус рта и дразнящие прикосновения языка — это втягивающее, собственническое движение! Бедром Александра ощущала, как нарастает его возбуждение. У нее вырвался возглас — отчасти протеста, отчасти счастья, — когда его рука нашла и сжала грудь в вырезе ее сорочки.

Люсьен поднялся сам и поднял ее. Шелковое платье скользнуло вниз по бедрам с внятным шелестящим звуком. Александра осталась в одной сорочке, такой тонкой, что ничего невозможно было скрыть от взгляда, который, пропутешествовав по ее телу, коснулся лица и вернулся ниже, на грудь.

— Сними сорочку!

Она слышала частое, прерывистое дыхание и ощущала его взгляд как нечто вещественное, а когда глянула туда, куда он был устремлен, увидела, что ее напряженные соски натягивают легкую ткань. Ей и в голову не пришло прикрыться, напротив, она упивалась тем, какое впечатление производит ее нагота.