Охотник на ведьм (ЛП)

Онемев от отчаяния, она ковыляла за ним, безразличная ко всему. Она знала только одно: она не справилась. Окончательно, бесповоротно, непоправимо. Не справилась с тем единственным делом, что занимало ее последние двенадцать месяцев. Она не спасла свою мать.

Она вытащила себя из черной бездны отчаяния, чтобы помолиться за Изобел Бойл, которая вызвалась взять на себя заботу о ее матери. А он… Он предлагал за это свои деньги. Как те холодные, проклятые, похороненные ею монеты, которые и близко не оправдали ее надежд на спасение.

И он сохранил самую гибельную из всех ее тайн. Тайну прошлого ее матери.

И теперь, когда его вопросы вскоре поставят ее между жизнью и смертью, его твердые, теплые пальцы казались единственным светом во тьме. Единственной дорогой к спасению. Глупая надежда… Будто жизнь ничему ее не научила.

Угодив к ним в лапы, на свободу уже не выбраться.

Погрузившись в свою собственную темноту, она не прислушивалась к их разговорам и не сразу заметила, что вместо церкви они направились к жилищу священника. Темному, убогому, запущенному дому человека, который очень долгое время жил один.

В комнате, куда ее привели, было холодно и темно. Несколько человек снаружи прижались носами к оконному стеклу, загораживая и без того неяркий осенний свет.

Александр не отпускал ее руку. Боялся, что она убежит?

На этот раз присесть ей не предложили.

Диксон убрал со стола бумаги, и она услышала, как заскрипели сдвигаемые к столу стулья.

— Она ведьма, — заявил Оксборо. — На нее указала моя дочь. Зачем тратить время на допрос?

Ладонь Александра крепче сжала ее руку.

— Затем, что таков порядок.

Она высоко подняла голову. Взгляд ее был прикован к маленькому кувшину кофейного цвета, стоящему на полочке за столом. Если смотреть на него долго и неотрывно, то она не заплачет.

И не станет понапрасну надеяться.

— Где Библия? — Староста. Тот, что был с ними утром. — Она должна быть под присягой.

— Она уже нарушала присягу. — Снова граф. Голос холоден как смерть. — Что толку еще раз просить ее клясться?

— И не нужно. — Голос священника. — Предыдущая присяга еще действует.

Александр выпустил ее руку, и Маргрет покачнулась, словно его прикосновение было якорем, которое удерживало ее на ногах. Заняв свое место за столом, он откашлялся и начал со знакомых слов.

— Назовите свое имя.

Даже такой невинный вопрос казался ловушкой.

— Маргрет Рейд.

— Где вы родились?

— В Эдинбурге.

— Не в Глазго? — Бедняга Диксон оторопел.

Она покачала головой.

Александр не стал развивать эту тему дальше. К счастью. Незачем усугублять список ее грехов подделкой рекомендательного письма.

— Ну, а ваш брак?

Минуту она молчала.

— Ваш брак, — повторил он. — Отвечайте правду, если клятва перед Богом для вас что-то значит.

Маргрет встретила его взгляд, вспоминая поцелуи, которые дарила ему, когда он считал ее женщиной, познавшей мужчину. Он просил правду прежде всего для себя. Она знала это и захотела дать ему эту правду.

— Я никогда не была замужем.

И поскольку она смотрела ему в глаза, то заметила, как они потемнели от желания. Только вот не считает ли он теперь ее шлюхой за то, что она его целовала?

— Так вы не вдова? — Диксон даже привстал. — И при этом жили одна…

— Вы сами видели, что я жила не одна, — ответила она священнику. — Со мною была моя мать.

Оксборо выдвинулся вперед.

— У вас ведьмины глаза. Как вы это объясните?

Его собственные глаза, заметила она, были выпучены от страха.

— Такой уж я родилась. Почему — не знаю.

— Отродье Дьявола! — торжествующе провозгласил он. — И старуха тоже.

Маргрет хотелось кричать, спорить, протестовать, но она знала, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Доказательств этого у нас нет. — Ровный голос Александра. — Вы можете прочитать молитву?

Он пытался помочь, ибо любое дитя Церкви могло это сделать.

— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

Пока она читала молитву, граф, староста и священник разочарованно переглядывались, но перебить цитирование священных строк не посмели.

— Благодарю, — торжественно произнес Александр, когда она закончила. — Вы можете назвать Десять заповедей?

Она без запинки перечислила все десять. Молитва, заповеди, выдержки из катехизиса — всему этому ежедневно учили в церкви.

— Когда вы стали ведьмой? — спросил Александр, когда она назвала последнюю заповедь.

Напрасно она всматривалась в его черные глаза. Все эмоции исчезли. Или были хорошо скрыты.

— Я не ведьма.

— Почему вы стали ведьмой? — Будто и не было ее отрицательного ответа. Будто он не придал ему никакого значения.

Я хочу вам верить. Хотел, но поверил ли?

— Вы не слышали? Я сказала, что я не ведьма.

— Расскажите, как вы стали ведьмой. — Он задавал вопросы по памяти, не заглядывая в список. И так, словно ее отрицание, ее правдивые ответы были пустым звуком. Точно так же допрашивали ее мать. — Когда вам впервые явился демон?

— Демон никогда ко мне не являлся.

— Как демоны посвящали вас? — Вопросы звучали ровно, механически — как и ее ответы.

Шло время. Он монотонно забрасывал ее вопросами, она все отрицала. В комнате стало темно, оттого ли, что набежали тучи, или же день близился к концу — Маргрет не знала. Кто-то принес свечу, и она уставилась на огонек, пошатываясь со связанными впереди руками, не зная, сколько еще сможет стоять.

— Довольно! — вмешался вдруг граф и вскочил на ноги. — Скажи, почему моя дочь? Почему ты навела порчу именно на нее?

На секунду она испытала жалость. Разве она сама не задавалась тем же вопросом? Почему именно моя мать?

— Мне неизвестно, что случилось с вашей дочерью. — Александр ничего толком не рассказал. — Я знаю только то, что я к этому не причастна.

Оксборо уже не садился.

— Хватит. Мы попусту тратим время. — Он выставил на нее палец. — Кинкейд, обыщите ее. Найдите метку.

Задвигались стулья. Внезапно граф и староста оказались рядом, и она ощутила на себе грубое прикосновение рук. Страх взял ее горло в тиски, душа любые протесты.

Очень медленно Александр поднялся из-за стола и произнес всего одно слово:

— Нет.

Граф вцепился в ее плечо. Его пальцы были совсем рядом с ее шеей.

— Обыщите ее, Кинкейд. Или это сделаю я.

В ее горле застрял ком. Пульс ударил в виски. Только не это. Господи, пожалуйста, только не это. Она в панике зашарила взглядом по лицу Александра, но он отказывался смотреть на нее. Впервые она увидела проблеск того, что он скрывал от нее. Того, что не давало ему покоя.

Они оба знали, что происходило после того, как ведьму раздевали и обыскивали.

— Хорошо. Я сделаю это. Но без свидетелей, — железным тоном объявил он.

Наедине с ним. Пусть ненадолго, но в безопасности. Наедине, ее плоть обнажена…

Хватка графа ослабла.

— Но так не положено, — молвил Диксон. В свете свечи его лицо с черными провалами глазниц выглядело жутко. — А вдруг она наложит на вас чары?

— Я охотник на ведьм. Или я сделаю свое дело так, как считаю нужным, или уеду и боритесь с чертями сами.

Она задержала дыхание. Если он уедет и бросит ее, надеяться будет не на что.

Пальцы Оксборо до боли впились в ее плоть, а потом разжались.

— Вы предъявите мне метку к завтрашнему утру, иначе я найду ее сам. Мы оба знаем, что она есть.

Глава 17.

Выходя из дома священника, Александр сохранил на лице бесстрастное выражение. Было выиграно всего лишь сражение, но не война.

Одна из лачуг, предназначенных для сезонных сборщиков урожая, пустовала. Туда он ее и повел. И хотя он держал ее за руку, она то и дело спотыкалась на онемевших ногах.

В голове его была только одна мысль: увести ее, спрятать. И никакого представления о том, что делать потом. Мгновения безопасности продлятся недолго.