Дикое Сердце (ЛП)

- Ты ничем меня не удивишь. Но послушай, Айме, ты не сделаешь несчастным Ренато. Я тебе этого не позволю!

- Я буду делать то, что мне хочется, ни ты, и никто другой…

- Айме, Айме! – прервал издали голос Ренато.

- А вот и он. Пошел искать меня, – отметила удовлетворенная Айме. – Не может без меня. Не может жить без меня. Понимаешь? Он, а не ты, дает мне на это все права.

- Айме, Айме! – снова позвал Ренато, теперь уже ближе к сестрам.

- Я здесь, Ренато.

Айме заботливо выбежала навстречу, в то время как Моника шагнула назад за большие деревья, пытаясь остаться незамеченной под покровом темноты. Нет, сейчас она не могла вытерпеть его присутствие, эту сильную пытку чувств, терзавшую словом и голосом другой женщины; душевную пытку каждым нежным словом, заботливым жестом, каждым проявлением любви, о которой она тщетно мечтала.

- Айме, дорогая, что ты здесь делала? – ласково упрекнул Ренато.

- Ничего особенного, дорогой. Вышла подышать свежим воздухом, и услышав вдалеке музыку, увидев блеск костров, я приблизилась, но не слишком.

- Это не для тебя, Айме, – Ренато взял ее под руку, скользнув рукой кабальеро по ее коже, ощущая телом и душой влияние ночи, дикой и сладостной земли, движение блестящих полураздетых тел, видневшихся издалека в самом похотливом танце. Он предложил: – Пойдем отсюда, Айме.

- Тебе не нравится смотреть на их танец? Подожди минутку. Ты не знаешь, что значит этот танец? А я знаю. У меня была кормилица-негритянка. С самого детства она баюкала меня таким песнями. Песня первозданная и однообразная со вкусом далеких миров, песня с буйным нравом – песня любви и смерти.

Айме подумала о Хуане со страстным желанием, воспламенившим губы, с волнением, которое мурашками пробежало по коже. Хуан… дикий, словно непокорное море, которое охватывало горящий остров, сжимало и обволакивало в своих свирепых ласках, словно хотело похоронить, затопить, покончить с ним навсегда, разбиться наконец об острые скалы или поцеловать его в короткие белые песчаные берега. Хуан… пират, безумец, поклявшись вернуться богатым, уехал, чтобы изменить свою жизнь, когда откупится заработанной кровью монетой.

- Пойдем, Айме, – нежно и ласково умолял Ренато. Его рука мягко сжимала талию, губы искали для сдержанного и нежного поцелуя, незначительного прикосновения, которое она чуть не отклонила, но в конце концов приняла, закрыв глаза, словно скатилась невидимая слеза.

Касаясь друг друга, они шли под деревьями. За ними следовала Моника таким легким шагом, что под ногами не хрустели даже сухие листья, ее терзаемая душа мучилась, в то же время как голоса негритянского праздника слышались все слабее – это были те же песни, которые она слышала с колыбели.

- Ты довольна, Айме? – робко спросил Ренато.

- Ну конечно, глупый, разве не видишь?

- Мы поженимся как можно скорее. Наши матери этого желают. Нет причин ждать. Или ты не уверена в своей любви?

- А ты уверен в своей, Ренато? Посмотри, я привередливая, не всегда в хорошем настроении. Возможно, иногда я буду наслаждаться тем, что буду злить тебя. Так я выражаю свою любовь.

- В таком случае я должен принимать за любовь твои причуды?

- Естественно. Чем больше я буду требовать и докучать тебе, тем сильнее буду любить тебя. Чем меньше логики ты будешь находить в моих рассуждениях, тем еще больше я буду в тебя влюблена. Но конечно же, ты должен любить меня также, чтобы это выносить. Если не сходишь по мне с ума.

- Я схожу с ума, Айме! – страстно уверил Ренато.

- Вот за это я тебя и обожаю.

Теперь она бросилась ему на шею, снова и снова ища его губы. Оставив позади густую рощу, они ступили на песчаные тропинки сада, и перед ними возникла беспокойная тень со словами извинения:

- Простите, что прерываю…

- Янина! – взорвался раздосадованный Ренато.

- Простите. Сеньора послала за вами. Гости уходят, о вас спрашивают. Мне следует сказать, что не нашла вас?

- Вы не должны говорить ложь, – ответил Ренато, с трудом сдерживая недовольство. – Мы немедленно идем попрощаться с ними.

Быстрым шагом они направились к дому. Янина смотрела на них, остановившись в нерешительности, подняла голову и ее черные глаза разглядели в темноте Монику де Мольнар, которая сделала несколько шагов и дошла до каменной скамейки, бессильно опустилась на нее и закрыла лицо руками. Без малейшего шума Янина приблизилась к ней и холодно спросила:

- Вам плохо? Не можете вытерпеть это зрелище?

- А? Что вы говорите?

- Вы шли за ними. Нет, не трудитесь отрицать, я прекрасно видела. Если вам не слишком плохо, вам нужно пройти в гостиную. Там тоже заметили ваше отсутствие, и могут быть пересуды.

- А вам какое до этого дело? – вскипела разъяренная Моника.

- Лично мне, конечно, никакого, – ответила Янина с мягкой усмешкой. – Я лишь слежу за спокойствием сеньоры Д`Отремон. Врач запретил ей сильные волнения. Ей нужно жить в покое и чувствовать себя счастливой. В Кампо Реаль может загореться дом, но ее не надо вмешивать в это. Я все делаю ради этого, и сеньор Ренато это знает. Здесь имеет значение только сеньора Д`Отремон, понимаете?

Бледная и разъяренная Моника выпрямилась, в глазах сверкали молнии. Но перед гневом, готовым вот-вот выплеснуться, метиска покорно склонила голову и искренне предложила:

- В остальном, сеньорита Мольнар, хоть и предполагаю, что вас это не интересует, хочу сказать, что вы можете рассчитывать на меня и мое искреннее желание помочь, если это понадобится вам когда-нибудь.

- Никогда не рассчитывала ни на кого, кроме себя, сеньорита! – злобно отказалась Моника.

- Просто Янина, – пояснила метиска мягко и покорно. – Я всего лишь доверенная служанка, надежная и верная сеньоре Д`Отремон. А теперь, с вашего разрешения. Я должна быть с хозяйкой, когда гости расходятся.

Моника пылала от гнева, слезы высохли, она выпрямилась, почувствовала вдруг себя сильной и гордой и твердым шагом направилась к каменной лестнице.

- Дорогая, шесть месяцев – это слишком, – возразил Ренато.

- Ты думаешь? – хитро засомневалась Айме.

- Конечно да, и я взываю к мнению наших матерей. Почему бы нам сразу не начать? Огласить в церкви, собрать необходимые бумаги и когда все будет готово, повенчаться.

- Сколько это займет?

- Я не знаю. Четыре недели, пять, шесть.

- Не более? Но это невозможно, дорогой Ренато. За пять или шесть недель не может быть готово мое приданое невесты. Даже если обезуметь за шитьем, нам понадобится примерно шесть месяцев, о чем я и говорила.

- О приданом невесты не беспокойся, – вмешалась София. – Это был один из моих подарков, и так как подошел случай, лучше сказать сразу. Твое приданое невесты самое красивое, о котором можно только мечтать, оно будет здесь как раз в это время, четыре, пять, самое большее шесть недель.

- Мама, дорогая, думаю, теперь понимаю тебя, – воскликнул Ренато, очень довольный.

- Конечно, сынок, – согласилась София. Затем, повысив голос, позвала: – Янина!

- Вы звали, крестная? – приблизившись, спросила метиска.

- Да, принеси книгу, где мы записываем заказы, отправляемые во Францию, будь так любезна.

- Да, крестная, немедленно.

Молчаливая, прилежная, быстрая, с характерной деловитостью и тактичностью, в которой было столько нескромного, Янина поторопилась вложить в руки сеньоры Д`Отремон просимую книгу. Прошло уже несколько дней со дня приезда семьи Мольнар в Кампо Реаль, все сидели по-семейному: пылкий Ренато, Айме, прикрывающаяся кокетством и жеманством, сеньора Мольнар, скромная, и улыбчивая, пытающаяся сотворить чудо, признавая правоту каждого, бледная, молчаливая, напряженная Моника Мольнар ловила каждое слово, жест, как бы следила за жизнью маленького мира, где господствовала со своим вялым больным видом София Д`Отремон, с притворным снисхождением утонченного воспитания.

- Именно так. Заказ был сделан почти месяц назад, – подтвердила София, сверившись с книгой. – В тот же день, когда ты говорил мне об Айме и любви к ней.