Сладкий флирт

Мик мог бы не обращать на это внимания. Он мог бы забыть о том, что обнаружен и находится в опасности. Он мог бы избавиться от всех неприятных и беспокойных мыслей и целиком отдаться ощущению мягкого сена, на котором он лежал, тепла, окутывавшего его. Мик мог бы забыться, если бы внезапно до его слуха не долетели слова: «мужчина… там…»

Мик открыл глаза. На этот раз ему удалось собраться с мыслями и осознать всю серьезность своего положения. Он вспомнил, как скакал ночью под дождем, забирался на какую-то кручу, а потом он увидел дом и сарай с сеном. Мик вспомнил и то, как невдалеке сквозь изморось проступали остатки полуразрушенного моста. Мысль найти сухое и теплое место была настолько заманчива для измученного Мика, что он просто не в силах был отказаться от такой возможности. Мик боялся, что у него может возобновиться болезнь, которую он подхватил прошлой зимой. Эта болезнь давала о себе знать почти каждый месяц: Мика бил озноб, ломило кости, подскакивала температура, иногда он даже начинал бредить.

Он хотел не дать болезни вновь скрутить себя. А для этого нужен был небольшой отдых в сухом и теплом месте. Лошадь он привязал в близлежащем лесочке, немного замаскировав ее ветками деревьев. Мик не решился завести лошадь в сарай, опасаясь, что ее нервное всхрапывание может выдать его. Спрятав лошадь, Мик прокрался через двор, проскользнув в тени сарая, и забрался наверх, на пыльный чердак. Здесь он решил поспать час-другой. За это время одежда немного подсохнет, и он продолжит свой путь, свою погоню за Бином.

Мик снова закрыл глаза от боли. Боже праведный, когда же этот человек успокоится? Вот уже больше года Мик вне закона, за ним охотятся не только на севере, где жаждут повесить его, но и на юге, где хотят получить от него информацию военных действий. Используя неразбериху войны, он кочевал из части в часть, пытаясь избежать разоблачения. Но даже окончание войны не облегчило его участь. Обвинение в измене нельзя было снять только потому, что закончились боевые действия. Но даже то, что жизнь Мика превратилась в сущий ад, не удовлетворяло Бина. Он хотел большего. Гораздо большего.

Сердечная боль стала совсем невыносимой, когда Мик вспомнил, что еще сделал ему этот человек. Неделю назад Мик решил ненадолго заехать в свое родное поместье, повидать братьев, узнать, как они живут. Но оказалось, что Брэм и Джексон еще не вернулись с войны, и, к своему ужасу, Мик обнаружил, что дом и все постройки уничтожены, земля осквернена, все ценности украдены. А человеку, который остался присматривать за домом, было приказано передать Мику, именно Мику, что все это сделали Бин и его люди. Мик отлично понимал, что эти мерзости совершены Бином для того, чтобы вынудить его обнаружить себя, спровоцировать на борьбу. И, черт подери, Мик более чем страстно желал теперь не обмануть надежд своего тестя.

— …Что за чепуха… какой мужчина?

Эти слова, которые неожиданно прозвучали где-то совсем близко, придали ему силы. Мик приподнялся и встал на колени. Потом, не обращая внимания на боль, пульсирующую в висках, он заставил себя подняться на ноги.

— Если это ваша очередная небылица, то я как следует выпорю вас.

Удар. Боль била в висок.

Звук приближающихся шагов привел Мика в смятение. Надо что-то делать. Но раскаленный обруч сжал голову, и боль плетью хлестнула по глазам.

— Я уже говорила вам не раз, что бывает с детьми, если они говорят неправду.

И снова удар.

Мик оглянулся вокруг. Смятое сено, седло, уздечка, одежда…

Где его одежда? Черт подери, где же его одежда? На нем не было ничего, кроме нижнего белья.

Удар.

Мик в панике оглядывался по сторонам. Его выцветшие армейские штаны, куртка, жилет и плащ, которые он аккуратно разложил для просушки, исчезли. Что за чертовщина? Но времени для размышлений не было. Мик принялся быстро забрасывать сеном сумку и седло, надеясь, что они не будут замечены.

Вновь пронзительная боль в виске.

Черт! Резко выпрямляясь, Мик ударился головой о низкую балку, проходившую через весь сарай. Гулкое эхо прокатилось по помещению.

Звук шагов мгновенно стих. Через некоторое время послышался тихий женский голос:

— Левис, ступай в мастерскую, возьми там веревку и жди меня здесь, пока я не позову. Кларк, а ты иди в дом. Возьми с собой Оскара и иди. Ты меня слышишь? И пошли сюда Крокета.

— Но, Элизабет…

— Быстро!

Детские шаги удалились, и затем Мик отчетливо услышал щелчок. Он достаточно повоевал, чтобы научиться узнавать этот звук. Звук, который раздается, когда взводят курок.

Удар.

— Подними руки вверх!

Мик услышал приказ раньше, чем увидел кого-нибудь. По стене скользнула легкая тень, и потом начал открываться- чердачный люк.

— Живо руки вверх! Я кому сказала!

Мику стало немного не по себе. Он не понимал, как могла женщина увидеть, что он не выполнил ее приказ. Однако он все же поднял руки, которые до этого держал скрещенными внизу живота. Да, нижнее белье у него, конечно, было, но оно прорвалось во многих местах. Ткань так обветшала, что рвалась от малейшего движения.

— Черт вас подери! Вы что — глухой?

После этих слов из дыры в полу начала медленно появляться женская голова, затем показался блестящий зрачок револьвера.

Мик был приятно удивлен. Перед ним стояла молодая женщина. И очень привлекательная.

Должно быть, что-то в выражении его лица подсказало ей, о чем он подумал. Женщина застыла на месте. Долгое время не было слышно ни единого звука. Ее изучающий взгляд скользил по Мику с явной подозрительностью. Затем она поднялась еще на одну ступеньку, с каждой секундой хмурясь все больше.

Мик сумел выжить на войне, потому что хорошо знал, когда нужно наступать, когда правильнее отступать, а когда просто затаиться где-нибудь и ждать. За это время он научился понимать людей, и теперь ему было достаточно взгляда, чтобы сразу определить, будет ли человек с оружием в руках стрелять в него, или нет.

Девушка — Мик знал это совершенно точно — нажмет на курок при первом же его неверном движении. Ее темные глаза как будто светились яростью. Взгляд становился все пристальнее, словно она хотела прожечь его насквозь.

— Черт побери, похоже, мне придется побыть некоторое время в роли собаки, — тихо сказала она самой себе.

Мик не был уверен, что понял то, что сказала девушка, пока она не перекрыла ему путь к люку.

Девушка внимательно разглядывала его с ног до головы, не произнося ни слова. Она превосходно владела своими эмоциями, и на ее лице не было заметно и тени страха или удивления. Мик вдруг сообразил, что стоит перед ней полуголый. Он ждал, что это хоть как-нибудь отразится на девушке — она покраснеет, или, может быть, у нее участится дыхание. Но, как видно, подобные проявления слабости были ей не свойственны. Правда, она больше не настаивала на том, чтобы он снова поднимал руки. Да, у этой особы бесподобная выдержка, с ней лучше не играть в азартные игры. Мик не мог понять, что творится в ее душе. И если бы она не задержала на нем свой первый взгляд чуть дольше обычного, то он мог бы предположить, что, идя сюда, она уже знала, что на нем ничего нет, кроме рваного нижнего белья.

— Мне кажется… — начал Мик, но потом замолчал и откашлялся.

Он плохо представлял себе, что должен говорить. Возможно, ему лучше было бы вовсе помолчать. Его нашли спящим в сарае этой молодой женщины, куда он бесцеремонно забрался, напугав ее детей, и сейчас стоял перед ней в более чем неприличном виде. Мик не знал, с чего в такой ситуации начинать объяснения.

— Они украли мою одежду!

Мик не хотел, чтобы его первыми словами были слова обвинения, но они сорвались у него с языка прежде, чем он осознал их смысл.

— Ну и что дальше?

Женщина задумчиво прищурила карие с кофейным оттенком глаза. Волосы у нее были цвета спелого меда и собраны сзади в небрежный пучок.

Последовало неловкое молчание, во время которого Мик мечтал только об одном — чтобы свершилось чудо и он смог бы прикрыться чем-нибудь: седлом, лошадиной накидкой, чем угодно.