Белый вепрь

— Ну разумеется. Глостершир, вы сказали? — В глазах Филиппа запрыгали веселые искорки, и, покраснев, Фрэнсис смущенно сказал:

— Это связано с моей женой, иначе я не стал бы просить. Она… у нее через десять недель должен родиться ребенок, а я довольно долго не видел ее и волнуюсь.

Фрэнсис рассеянно отошел к окну и поиграл задвижкой.

— Стало быть, вы примирились с этим браком? — небрежно спросил Филипп.

— Что ж, можно и так сказать. — Снова наступила пауза. Филипп молча смотрел в спину Фрэнсису. А тот, казалось, целиком погрузился в свои мысли, забыв о том, как много может сказать молчание. Наконец он проговорил, не оборачиваясь: — Меня отправили в Линкольншир в ноябре. Один раз мне позволили навестить Анну — у Бомона были дела на западе, но мы провели вместе всего несколько дней, и… и кое-что изменилось.

— Ну и что в этом удивительного? Даже в раю происходят перемены.

— Возможно, но мне кажется, я знаю имя змея в этом саду, — грустно проговорил Фрэнсис. Прижавшись лбом к стеклу, он изо всех сил грохнул кулаком по подоконнику. — Клянусь, Филипп, когда-нибудь я убью его. Или — он меня. Я с ним в одной комнате не могу быть, а он все время рядом с Анной. Даже в феврале — всего-то три дня я там провел, и то большая часть оказалась занята празднествами, которые устроил ее кузен. Мы даже поссорились с Анной, потому что мне вовсе не хотелось обсуждать великую новость — место, предложенное сэру Хамфри Тэлботу при дворе принца Уэльского. Вообще-то, конечно, напрасно я завелся — она ведь и без того неважно себя чувствовала. Перед отъездом мы помирились, но… — Фрэнсис посмотрел на незаконченное письмо, лежавшее на столе. Интересно, подумал Филипп, проследив за его взглядом, как он объяснит родственнице Хамфри Тэлбота свое нынешнее пребывание в Барнете.

— А почему бы вам самому не поехать к ней, Фрэнсис, когда Уилл вернется? Возьмите с собою Грегори, а Уилла мне будет вполне достаточно. Глостеру я все объясню.

— Ну что за чушь! — Фрэнсис было обозлился, а затем рассмеялся. — Могу вообразить, как я все это буду объяснять герцогу Глостеру; нет уж, лучше к Бомону вернуться. Короче, буду его дожидаться здесь. — Видя, что кузен внезапно побледнел, наверное утомленный разговором, Фрэнсис оборвал себя на полуслове и сказал извиняющимся тоном: — Что я, право, за идиот! Болтаю и болтаю. Вам худо, Филипп?

— Нет, напротив, гораздо лучше, чем прежде. — Филипп зевнул, улыбнулся, потер щеку. — Только, по-моему, я уж два дня как не брился.

— Пожалуй, что так, — подумав немного, откликнулся Фрэнсис. — Ладно, если хотите, завтра сам займусь этим.

— Замечательно. Только я был бы еще счастливее, если бы знал, что вы хоть раз держали бритву в руках, — неблагодарно заметил Филипп и, не дожидаясь ответа, уснул.

Операция под названием «бритье», предпринятая на следующее утро, уже подходила к концу, когда в комнату поспешно вошел Грегори Трейнор. Он сообщил, что из Лондона вернулся Уилл Паркер. Филипп лежал на кровати с закрытыми глазами — он явно поторопился объявить себя здоровым. Перехватив многозначительный взгляд слуги, Фрэнсис неопределенно кивнул. Собрав бритвенные принадлежности, он последовал за Трейнором в прихожую и, плотно прикрыв за собою дверь, спросил негромко:

— Ну, что там такое?

— Господин Уилл привез из Лондона новости: в Англии высадилась Француженка {79}. В тот день, когда здесь было сражение, она прибыла в Веймут. Ее встречал милорд Сомерсет со свитой. С ней принц.

У Фрэнсиса перехватило дыхание.

— А где король?

— Говорят, в Виндзоре, набирает новую армию. Она просто так не сдастся, сэр. Сомерсет убедил ее, что под Барнетом король полностью выдохся.

Фрэнсис задумался.

— Не надо ничего говорить кузену, — сказал он наконец. — Стоит ему вбить себе в голову, что герцог Глостер нуждается в нем, так он попросту изведется здесь. Скажи Уиллу, чтобы, когда поднимется сюда, держал рот на замке. Да и внизу пусть не особо распространяется, мало ли что может дойти до сэра Филиппа.

Помолчав немного, Фрэнсис как бы между прочим добавил:

— А он сказал… известно, кто пошел за Сомерсетом? Шрусбери с ним? И другие бароны с севера?

— Нет, Шрусбери с ним нет, и лорд Фитцхью, тоже, говорят, в Йоркшире. — Трейнор остро взглянул на хозяина. — Но вы правы, сэр, лорд Тэлбот присоединился, и сэр Хамфри тоже.

Выругавшись про себя, Фрэнсис резко повернулся на каблуках. Ведь он и не думал, что дядюшка Анны откажет Сомерсету в поддержке, тогда зачем так расстраиваться? Но бедняжке-то одной каково будет: рожать со дня на день, за родственников волноваться, а рядом — только эта мегера, жена дядюшки. Отвратительное создание, и нос — длиннее не придумаешь. Фрэнсису она никогда не нравилась, и он не считал нужным это скрывать. Рука у нее была тяжелая — на щеке Фрэнсиса, казалось, все еще горели полученные от нее оплеухи. Мало того, он слышал, как она язвительно говорила Анне, что по такому кандальнику, как ее муж, тюрьмы плачут.

Из спальни донесся голос кузена. Фрэнсис немедленно пошел туда, стараясь стереть возникшую перед глазами картину: бежит дорога на запад, в Глостершир, а по ней неторопливо, увязая в грязи, движется повозка, в повозке — курьер с письмом. Пять-шесть дней, не меньше, понадобится, чтобы оно дошло до адресата, потом еще шесть, а то и семь ждать ответа. Фрэнсис уже не думал, злится ли Анна на него до сих пор. Он дни начал считать — сколько осталось, — когда прочтет в ее письме, что все в порядке и она так же скучает по нему, как и он по ней, и ждет не дождется его появления.

Уилл Паркер снова отправится в Лондон в лучшем случае через две недели. Фрэнсис, уже не находивший себе места, послал бы его раньше, но боялся, что тот вернется с пустыми руками. В конце концов он попросил Филиппа послать Уилла на постоялый двор, где должен был остановиться посыльный Глостера, если он еще не вернулся, пусть Уилл дождется его.

Погода стояла для апреля жаркая. Потянулись часы — день, ночь, утро… Фрэнсис убеждал себя: все равно раньше чем завтра Паркер появиться не может. Оставив Грегори присматривать за Филиппом, он пошел в деревню немного прогуляться, а когда вернулся, увидел во дворе взмыленную лошадь оруженосца. На ступеньках, в тени сидел Уилл и потягивал ледяной эль. Он привез свежие новости о продвижении Ланкастера в западных графствах, большую посылку и письмо от госпожи Алисы, переправленные через Лондон. А из Глостершира, к сожалению, — ничего. Фрэнсис застал курьера на постоялом дворе, он только что вернулся. Послание Фрэнсиса было доставлено точно по адресу, курьер передал его миледи из рук в руки, та прочитала письмо при нем и сказала, что ответа не будет.

С горящим лицом Фрэнсис покинул постоялый двор. Меньше всего, получив такую пощечину, он хотел видеть Филиппа — достаточно того, что он узнал все от Уилла. Жгучая волна ярости смыла былое сострадание, и теперь, вышагивая по пыльной дороге, он испытывал сильнейшее искушение надрать своей женушке уши. Он очень хорошо понимал, что стояло за этим вызывающим отказом. Он прекрасно знал, чего от него ожидают. Тоскуя по нему так же сильно, как и он по ней, Анна ничуть не сомневалась в его окончательном выборе, и решила таким мучительным для него образом решить раз и навсегда: либо она, либо друзья. Да уж, лучшего способа заманить его в Глостершир не придумаешь, а собаки там — вспомнил он и пришел в ярость — выдрессированы хорошо.

Фрэнсис вернулся на постоялый двор — и ему ударил в нос аромат приготовленной еды: в нижней комнате как раз подавали обед. Наверху, в прихожей, Грегори Трейнор возился с сундуком. Но ни это бесспорное свидетельство дорожных сборов, ни насупленное, явно недовольное лицо Трейнора ничего не сказали Фрэнсису, пока он не вошел в спальню и не увидел, что его кузен, уже полностью одетый, заканчивает упаковывать свои личные вещи в небольшой кофр. Содержимое посылки от госпожи Алисы — рубаха, панталоны, пара любимых книг Филиппа и кошелек с вышитыми розами — валялось на кровати. Судя по всему, Филипп едва взглянул на них.