Свод (СИ)

Свод округлил глаза.

— Нет, правда, — продолжал Якуб. — Я уже много думал об этом. Поверьте, пока вы шли где-то в лесу, …да и до этого у меня было достаточно времени для размышлений. Возможно то, что происходит со мной, объясняется тем, что раньше у меня просто не было такого старшего товарища. Родных братьев и сестёр бог мне не дал, ведь я был первенец, а мать умерла сразу после того, как я появился на свет.

Несмотря на высокий чин моей родни, я вырос в окружении простолюдинов. Меня выкормила грудью крестьянка, у которой в то время у самой был грудной ребёнок. Анетта и по сей день считает меня своим, но…, — Война отмахнулся, — разговор сейчас не об этом. Помню, — продолжил он, — я страшно уважал Василя, её сына за то, что он, за пол шапки панских рождественских баранков мог, не морщась, вогнать себе в бедро иголку…, — Война вскинул брови в ответ на появившуюся в это время на лице пирата снисходительную улыбку, — да, Ричи, я его уважал. Это сейчас, с возрастом понимаешь, что этот фокус прост и любой может его проделать, достаточно только преодолеть свой собственный страх. А вот в детстве...?

В разное время множество людей вызывали во мне подобного рода уважение, но всё также, дойдя до определённого возраста, я понимал, что незаурядные вещи, которые были доступны им, я уже легко могу делать сам.

Сейчас со мной происходит что-то другое. Встретив вас, Свод, я почувствовал …некую Силу, Силу, которую я нигде ранее не встречал. По привычке я потянулся за этим, но вскоре понял, что на сей раз мне никогда не достать того, что я вижу. Но, вот в чём загвоздка, если раньше меня восхищало ваше самообладание, смелость и дерзость, то последние события…! Я вдруг понял, что вы и сами не всегда можете держать себя в руках.

Я ещё не достаточно зрелый человек для того, чтобы делать какие-то выводы, но в то время, когда я в одиночестве ехал к окраине леса, меня вдруг осенило. Эта девушка, вернее ваши чувства к ней? Оказалась ли она сильнее того страшного, что так легко управляет вами? Вернувшись в Рудники, вы сделали страшное, но сделали-то это вы не для себя, а из-за неё? Признайтесь, ведь вы пасуете перед этими чувствами?

Свод лишь потупил взгляд.

— Во-от, — многозначительно протянул Якуб, — правы люди, говорящие, что любовь способна перевернуть горы. Тут хочешь, не хочешь, а верить им приходится. Именно так я и рассуждал, останавливая поезд на краю леса.

Бог дал вам возможность испытать это чувство, значит, судьба посылает шанс на спасение вашей грешной, но бессмертной душе. Знать, вы ещё не совсем потерянный человек, Ричи. Вот, собственно, и все причины того, что заставило меня подождать вас.

Свод опустил взгляд и задумчиво выпятил нижнюю губу. Он отчего-то вспомнил старую легенду об умирающем старце, к которому перед смертью пришли сыновья. Двое старших были злы и испорчены, поэтому им он отдал золото и дом, а добряку-младшему, тому, что никогда и никому не отказывал в помощи, после того, как братья ушли, сказал: «Не плачь, сынок. Да, как это ни странно, а твои братья всё же получили то, чего заслуживали. Не переживай, ведь и ты не останешься в накладе.

— Как, — удивился сын, — у тебя есть ещё дом или золото?

— Нет, — ответил отец, — но первое, что я попрошу для тебя у бога при встрече с ним, это чтобы он дал тебе возможность встретить настоящего друга и настоящую любовь. Этим двоим олухам я отдал многое, а тебе всё…».

— Вы думаете то, что подтолкнуло меня к мести и есть любовь? — растерянно спросил Свод, глядя на спящую литовку.

Якуб недоумённо пожал плечами:

— Мне бы хотелось верить в то, что это так. В противном случае, Ричи, вся эта месть горячей крови просто теряет смысл. Хотя, мой дорогой друг, должен вам признаться, что случившееся скверно и не имеет смысла даже в случае своего полного оправдания любовью.

ГЛАВА 9

Туман выползал из темноты, будто армия блуждающих призраков. В поросших куцыми кустами торфяниках было достаточно мест, до которых редко добирался солнечный взгляд, поэтому злодейка-зима, уходя каждую весну на север хитрила, оставляя до следующего своего прихода во многочисленных полесских болотинах своих верных шпионов. Стоило ли удивляться заморозкам сейчас в начале октября, если эти вероломные наглецы, вот так же, выползая из торфяных болот, творили на возделанных людьми в тяжких трудах полях вред поздней весной или даже летом?

В прогнувшейся меж двух перелесков низине, в которую медленно катился промокший от росы экипаж, холод был настолько ощутим, что и в его качественно собранном умельцами утеплённом деревянном брюхе было неуютно и сыро. В слабых лучах восходящей над дальним лесом луны, взмокшие от работы кони, выдыхали горячие облака пара так, словно это были животные из упряжи небесной колесницы самого Перуна, а не уставшие лошадки дяди Бенедикта.

Поезд свернул вправо и тихо покатил по аллее к замку Патковских. Отсюда до Мельника оставалось всего-то мили четыре. Напрямик вообще было рукой подать, но, как считал Якуб, проехать мимо соседей и не отдать им дань уважения было бы неправильно.

Патковские всегда старались дружить с паном Войной. И хотя тот был нечастым гостем в Мельнике, будучи человеком занятым и находясь в постоянных разъездах, пан Криштоф мог быть спокоен за своё старое имение, поскольку его сосед, бывший писарь драгичинского судьи пан Альберт Патковский в неплохом литературном стиле и с завидным постоянством отписывал ему письма о ходе дел в Мельнике ну, а заодно, и о своих делах.

Понять старания пана Альберта было несложно. Пару лет назад, когда Якуб приезжал на рождество в виленский замок отца, пан Криштоф разъяснил сыну причины такого внимания Патковских. До того времени Якуб ещё весьма поверхностно вникал в события, происходящие на Родине. Что тут удивительного, ведь он отправился учиться ещё юношей. Позапрошлой же зимой, увидев перед собой молодого и умного человека — достойного продолжателя рода Войны, отец, как видно уже тогда держа в уме наследование своим отпрыском Мельника, доступно и убедительно объяснил Якубу непростую ситуацию в пределах Великого Княжества Литовского.

Находясь далеко от Родины, Война младший не особенно вникал в то, что оказывается, его страну просто раздирали на части Польша, Россия и их союзники. Множество лет по сути дела шла война. Те же, кто смог её разжечь, своими ежегодными заключениями вечного мира только доказывали своё нежелание установить здесь спокойную жизнь.

К этому смутному времени русский царь Василий ІІІ, Сигизмунд І — государь Великого Княжества Литовского и Польский король, заручились поддержкой соседних государств и начали старательно и методично переманивать каждый на свою сторону литовских князей.

Как только большинство из них разобралось, на чьей они стороне, дошло дело и до середнячков местной знати, к которым относился и вышеупомянутый отставной драгичинский служащий суда пан Патковский. Под ним было семейное имение Патковицы с небольшим селом.

Его знатный сосед, пан Криштоф Война пока ещё имел в себе силы не кланяться в пояс ни рассенам, ни полякам, хотя, справедливости ради стоит сказать, что его тётка была в родстве с Жигимонтом ІІ и некий польский крен в политических наклонностях пана Криштофа всё же имелся.

За таким сильным соседом дружественные ему Патковские, долго были неприкасаемы. С другой стороны, как говорил сам отец, пан Альберт тоже был ему выгоден.

Долго не появляясь в Мельнике, пан Криштоф мог без особого труда быть в курсе дел, происходящих в теперь уже отписанном сыну старом имении матери. В общем, до какого-то времени Война старший попросту прикрывал заботливым крылышком своего слабого соседа.

Но, то всё было раньше. Что-то около года назад ситуация с переманиванием знати в ту или иную сторону заметно обострилась. Количество и сила рассенской её части стала жёстко перетягивать чашу весов на свою сторону и с прошедшей весны хозяева ранее неприкасаемых земель уже не могли считать себя достаточно защищенными. Подавляющее количество шляхты жило на русских землях, имея литовское самосознание, разговаривая на польском языке и теряясь в сложном выборе между католическими священиникками и правоверными.