Свод (СИ)

— Поня-а-атно, — полным скрытого сарказма голосом, протянул Война, — я вижу это у вас семейное…

Он оставил панночку в покое и вкратце поведал услышанную от неё историю Своду.

Англичанин всё это время пристально рассматривал литовскую красавицу. Война заметил это, но едва только он собрался пошутить по этому поводу, как Ричи обратился к нему сам, причём обратился со странной просьбой:

— Якуб, …не могли бы вы попросить её показать спину? Я боюсь, что тот верзила мог сильно навредить ей …

Война округлил глаза:

— Знаете, Свод, — сдержанно ответил он, — в наших краях даже крестьянки преисполнены немалого женского достоинства, и она скорее умрёт, чем сделает то, о чём вы сейчас просите. А ко всему ещё, не являясь панной высокого рода, она, не задумываясь о последствиях, может отвесить нам обоим по хорошей оплеухе, ведь руки у крестьянок очень быстрые и сильные…

— Якуб, — вызывая всё возрастающее удивление в глазах своего собеседника, настаивал Ричи, — я вижу, как она страдает. Ей больно. Те двое не имели права так её избивать…

— Прекратите, Свод, — зло зашипел Война, чувствуя, что пират пока так и не пришёл в себя после пережитого в Рудниках. — Я, — с сожалением выдохнул Якуб, — всё же подозревал, что это дело простой игрой в добрых волшебников не обойдётся. Повторяю, она получила то, что заслуживала по закону. У нас так принято, …правда, не везде…

И вдруг Война умолк. Позади поезда ясно слышался стук копыт. Свод моментально вскочил и вытащил спрятанную за малым дорожным коробом саблю. Это был подарок пана Беннедикта по случаю чудесного спасения любимого племянника. Война не стал возражать. Хоть это был и его подарок, однако этому изысканно украшенному оружию сейчас было самое место в умелых руках англичанина.

Мимо окна экипажа пронеслась тень одинокого всадника. Война, сопровождая её взглядом, прижался к стеклу. Это был молодой, как видно, знатный человек в хорошей одежде и, к счастью, без оружия.

Он на ходу поговорил о чём-то со слугами и вскоре экипаж остановился. К двери подошёл Збышек:

— Пан Война, — снимая шапку и кланяясь, произнёс он, — там пан Ян Сульцер из Мостов. Он просит возможности поговорить с вами…

— Что за чёрт, — тихо выругался Якуб и вышел из экипажа…

Было слышно, как молодой Война вступил в оживлённый разговор с остановившим их всадником. Свод, чувствуя, что может понадобиться своему молодому другу, позвал Збышека и, показав тому на дверь поезда, смотри, мол, за девушкой, отправился к беседующим.

Война не очень-то обрадовался появлению англичанина. Разговор с его новым знакомым Яном Сульцером совершенно не касался событий в Рудниках, а потому Якуб не намеревался продолжать его долго. С появлением же Ричи Войне ничего больше не оставалось, как представить Свода рыжеволосому Сульцеру, местному лихому щёголю, представшему перед проезжающими мимо его земель господами в зелёном расшитом серебром камзоле и шикарных высоких сапогах.

Демонстрируя верх такта и тонкую изысканность манер, Ян Сульцер отвесил полный почтения поклон представленной ему иностранной особе. Якуб перевёл англичанину несколько дежурных вопросов о том, какие же впечатления складываются у европейца от поездки по их скромному воеводству? Хитрец Ричи, заинтересованно рассматривающий прекрасную лошадь местного повесы, щедро вылил в ответ тому сладкую патоку лести: «Всё просто изумительно, сэр, — говорил он. — У вас прекрасная природа, такие пейзажи! …Встречающиеся мне люди красивы и, — добавил он двусмысленно, — что для меня особенно приятно, некоторые из них имеют под седлом лошадей, достойных кареты самого короля Сигизмунда!».

Война недовольно сморщился, но послушно перевёл и эти слова англичанина. По взгляду упоённого лестью Яна было заметно, что речи иностранца произвели на него должное впечатление.

— Я, — продолжал Свод, — долгое время на колёсах и не особенно обращал внимания на местных лошадей. Знаете, — внезапно разоткровенничался Ричи, и Якуб тут же заподозрил что-то неладное, — я чувствую неподдельную тоску по седлу. Меня, страстного любителя верховой езды, немного утомило наше продолжительное перемещение в экипаже.

Война снова перевёл слова иностранца Сульцеру. Ян понимающе кивнул и полным учтивости голосом произнёс:

— Да, пан Свод, я с вами полностью согласен. Я и сам больше признаю верховые путешествия. Все эти коляски и экипажи…. Если они когда-либо и будут мне по нраву, то только в старости. Пока же я молод, не могу отказать себе в удовольствии — прокатиться с ветерком.

Пан Война, спросите, может пан Свод окажет мне честь, взяв моего «Ольгерда» и, в то время, пока мы с вами будем беседовать, удовлетворит своё желание?

Едва только последние переведённые слова долетели до ушей Свода тот, просто с отеческой благодарностью обнял Сульцера и поцеловал его в щёку. Через миг, добившийся своего хитрый пират, уже сидел в седле.

Пока молодые паны-собеседники мило продолжили беседу о каких-то мелочах, англичанин лихо промчался далеко вперёд, после чего вернулся, проскакал мимо них и с улыбкой счастливого человека подъехал к поезду.

Якуб не видел, что он там делал, однако в момент, когда он отъехал от экипажа и, оставшись без камзола, стремглав понёсся в лес, на лице стоящего у экипажа Збышека появилась странная растерянность.

Дабы не пугать оставшегося без лошади гостя, Война, не подав и виду, углубился в весьма занимающие Сульцера рассказы о загранице, повествуя о таких вещах, о которых в своё время зарёкся даже не вспоминать. Когда же немало развеселившие Яна воспоминания закончились, а Свод (будь он неладен) всё ещё не появлялся, Якуб затеял разговор о деле, которым по приезду на родину он собирался заняться.

Пан Сульцер был немало удивлён, узнав о том, что его собеседник не собирался почивать на лаврах знатной польской фамилии, а серьёзно намеревался поднять литовское оружейное дело. Его образование позволяло Войне с поной уверенностью утверждать, что пушки Великого Княжества Литовского скоро будут почитать лучше немецких. Пан Война даже поделился тайной о том, что один из его друзей, живущих сейчас на Руси, придумал, как можно лить пушечные стволы и ядра без шва, что значительно увеличит дальность орудийного выстрела.

…Свода всё не было и раздосадованному Якубу пришлось поведать ещё и о том, что его русинский друг Афанасий Чохов на свой страх и риск, тайно рассказал ему всякого рода находки и новшества, которые он придумал для своего ремесла. По его мнению, это будет настоящий прорыв в деле оружейного литья…

Время шло, и Война уже просто не мог приложить ума, о чём ещё поговорить с Сульцером? Тогда он, непонятно к чему, стал расспрашивать Яна о том, как местные отпрыски знати развлекаются? Какие у них в ходу танцы, наряды, каковы виды Сульцера на местных девушек и, чего уж совсем Якуб не ожидал даже от самого себя, он спросил, а не собирается ли Ян в скором времени жениться?

Едва только оторопевший от подобной прямоты Сульцер начал уклончиво отвечать на этот непростой вопрос, из леса появился всадник. Это был Свод. Пока зардевшийся Ян мялся, не зная, как поведать Якубу о своём увлечении панной Ялоцкой, Свод подъехал к поезду, бросил что-то внутрь экипажа, подхватил камзол и только после этого, одеваясь на ходу, направил распалённого долгой скачкой коня к молодым людям.

— Мистер Война, — расплываясь в усталой улыбке, крикнул Ричмонд подъезжая, — скажите, пожалуйста, господину Сульцеру, что резвее и красивее лошади я не встречал никогда, а уж я-то повидал многое…. — Будьте добры, — продолжил Свод, лихо спрыгнув с взмокшего от бешеной скачки скакуна, — как следует поблагодарите нашего мистера Яна. Скажите ему, — добавил Ричи как-то двусмысленно, — что теперь я удовлетворён полностью …

Война будто в полусне перевёл слова англичанина Сульцеру. Умело подогретое иностранцем самолюбие снова заставило того покраснеть. Времени была потеряна просто уйма, поэтому Якубу пришлось извиниться, сказав о том, что дорога не ждёт, и как не жаль, но даже с таким приятным собеседником, как пан Сульцер придётся расстаться.