Маска Зорро (СИ)

- Рикардо, успокойся! – губернатор безуспешно попытался отнять его руки от Зорро. – Объяснитесь, молодой человек! Вы должны понимать, что несете ответственность за свои слова! Немедленно предоставьте доказательства или покиньте мой дом!

- Она помнит свою прошлую жизнь.

Звенящая тишина в который раз за эту ночь опустилась на главную гасиенду Эль Пуэбло.

- О чем Вы говорите? – прошептал дон Ластиньо.

- Лишь о том, в чем имел возможность убедиться сам.

- Зорро… – губернатор попытался что-то сказать, но не смог закончить мысль.

- Сеньоры, – молодой человек снял с себя оцепенелые руки дона Рикардо. – Время не ждет. Мое предложение еще в силе. Если Вы согласны на то, чтобы я забрал на эту ночь Изабеллу, то я покидаю Вас немедленно.

- Мы Вам вполне доверяем, – севшим голосом озвучил решение дон Алехандро. Короткая сдержанная улыбка послужила ответом на его заявление. – Если вопросов больше нет, тогда ждем Вас завтра вечером.

И вдруг ко всеобщему удивлению голос подал до этого момента совершенно невменяемый дон Рикардо:

- А Керолайн?

- Простите? – едва заметная улыбка коснулась губ ночного гостя.

- Я просто подумал, что… – Линарес замялся, – что, если она лучшая подруга Изабеллы, то ей тоже может угрожать опасность.

Зорро внимательно посмотрел на окончательно потерявшегося дона Рикардо:

- Ждите завтра нас троих.

- Зорро… – вновь решился возобновить свою мысль губернатор. Он отстранил Линареса и понизил голос. – Я хотел бы принести Вам свои извинения за выказанные сомнения в Ваших намерениях…

- Все в порядке.

- Благодарю. – Дон Алехандро поднес руку к виску. – Но это не все… Я понимаю, что не имею на это право, но все же осмелюсь просить Вас... Конечно, только, если у Вас будет возможность или каким-то образом разговор коснется…

- Я скажу ей.

Хозяин дома тяжело вздохнул:

- Вряд ли мы когда-нибудь сможем Вас отблагодарить за то, что Вы для нас делаете.

- Красивая картина, – вместо ответа произнес Зорро и посмотрел за спину мужчинам.

Они инстинктивно обернулись вслед за его взглядом, но не увидели ничего, даже отдаленно напоминающее предмет живописи.

- Какая… – начал губернатор, но замолчал на полуслове. Кроме них троих в зале никого не было. Присутствующие осмотрелись по сторонам и одновременно направили взоры в окно.

Полная луна осветила темную фигуру всадника, исчезающего в ночной мгле.

- Керолайн, я хочу побыть одна, – произнесла Изабелла, пытаясь избежать расспросов взволнованной подруги.

- Но Изабелла!

- Я хочу побыть одна! – приказала принцесса, и фрейлина была вынуждена покинуть помещение.

Изабелла медленно, с трудом передвигая ноги, подошла к кровати и в изнеможении опустилась на ковер, крепко прижав колени к груди. Никогда в жизни ей еще не было так плохо. Никогда в жизни ей не было так страшно и одиноко…

Она не совсем отдавала себе отчет в том, что с ней произошло до того момента, пока не вернулась обратно в крепость – Фиона, причитая и заламывая руки, не преминула поведать ей по дороге все возможные сведения об организации, которая устроила ее похищение.

Со слезами на глазах она коротко охарактеризовала «Клуб адского огня» как секту, которая существовала уже много лет и состояла из сумасшедших людей, веривших в существование сатаны и по определенным дням ровно в полночь устраивавших жуткие обряды в его честь. Эту организацию всегда было очень сложно найти и еще сложнее искоренить, потому что она тайно переезжала из одной страны в другую, а ее участники, зачастую имевшие существенный вес в обществе, прилагали значительные усилия, для того, чтобы скрыть следы ее присутствия.

Фиона также посчитала своим долгом вспомнить и некоторые содержания обрядов, к которому участники общества подходили в состоянии сильного алкогольного опьянения. Вкупе с определенным набором трав оно приводило к коллективным галлюцинациям, представлявших из себя встречу и общение с сатаной. Ровно в полночь начиналась самая ужасная часть церемонии с участием девушки, называемой именем римской богини любви Венеры... Это была девушка знатного происхождения, никогда не имевшая связей с мужчиной, после завершения обряда общения с потусторонними силами, подвергавшаяся насилию со стороны всех членов клуба, состоящего исключительно из мужчин…

Если бы путь к крепости был более долгим, Фиона непременно успела бы рассказать и другие подробности, но к счастью обратная дорога заняла не больше получаса, поэтому Изабелла, практически упавшая в руки Керолайн, еще смогла на собственных ногах добраться до своих покоев.

Впрочем, Фиона так же успела сказать, что информацию о возможном нахождении в Пещерах этой организации она сумела узнать уже в пути от одного из солдат Монтесеро. По прибытии же туда она с ужасом поняла, что это, действительно, могло быть правдой.

Изабелла слушала излияния своей сестры сквозь мутный туман, не задав ни одного вопроса и не издав ни единого звука на протяжении всего пути. Только на одно у нее хватило сил – это попросить Фиону взять на себя ответственность разговора с королевскими советниками относительно того, что ее младшая сестра самовольно решила покинуть территорию крепости ночью без охраны. В конце концов, Фиона вызвалась сопровождать Изабеллу в этом нелегком путешествии, как еще один наставник, чей опыт и мудрость ни у кого не вызывали никаких сомнений, поэтому лучше, чем она, никто не смог бы уладить этот инцидент.

Если бы Изабелла не находилась в таком чудовищном состоянии, она бы заметила, какое впечатление произвела на ее родственницу ее кроткая просьба. Фиона замерла на месте и еще долго со стеклянным взором смотрела вслед своей медленно удалявшейся сестре в сопровождении Керолайн и четырех стражников.

Принцесса неподвижно сидела на ковре рядом с кроватью. Все, на что ее хватило – это снять с себя и выкинуть злополучный костюм, который теперь ассоциировался у нее исключительно со страшным путешествием в Пещеры. Она накинула на себя легкий спальный наряд и теперь, сжавшись в маленький комок и обхватив руками колени, безуспешно пыталась согреться и в без того теплой комнате.

Но ни одной слезы не скатилось по ее лицу, ни единого звука не вырвалось из побледневших губ и ни разу не дрогнули ее тонкие пальцы, до боли сцепленные между собой.

Она держала себя в руках все время, которое находилась в Пещере, она не билась в рыданиях в объятьях Зорро, которые свели ее с ума своим ощущением тепла и защиты, она не дала себе расслабиться в карете с Фионой, забравшей ее в крепость, она не проявила слабость с Керолайн, когда они остались вдвоем. Не разрешила она себе этого и сейчас.

Никогда не осуждая плачущих людей, всегда жалея их и помогая им, она, тем не менее, не позволяла себе открыть кому-нибудь душу и рассказать о своих проблемах. Она могла пролить слезы вместе с Керолайн, единственным человеком, который видел ее плачущей, но не из-за себя, а из-за проблем своей обожаемой подруги. Свои же переживания всегда умалчивались и никогда не удостаивались ее слез.

Изабелле всю ее жизнь казалось, что, стоит ей хоть на секунду проявить слабость, этим сразу же воспользуются ее недоброжелатели, хотя она еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь смотрел на нее с откровенной враждой или завистью. Она просто не знала, что все ее окружение испытывало глубочайшее уважение и восхищение ее спокойным и не по годам рассудительным характером. И при этом никто не догадывался, как трудно, порой, ей бывало сдерживать свои чувства и эмоции. Все привыкли к тому, что принцесса Изабелла являла собой образец женской гордости и непоколебимости. И она сама уже давно смирилась с мыслью, что, будучи королевской дочерью, просто не имеет права быть слабой и нерешительной.

Она не знала, как долго сидела так, опустив голову на колени и обхватив себя руками, а когда, наконец, очнулась от ужасных воспоминаний, то и дело врезающихся в ее память, увидела прямо перед собой огромный букет белых роз.