Навечно преданный (СИ)

«Всё верно, любимый. Всё верно. И забудь о жёсткой логике — то, что ты видишь, продиктовано чувствами! Чувствами к тебе, Шерлок, разве не понимаешь? Конечно, она переживала — за тебя. Очень хотела увидеть и страдала от того, что это невозможно: каждый прожитый в разлуке день был для неё мукой, лишающей и сна, и аппетита. А ещё она беспокоится о том, как ты её примешь, боится сделать что-то не так, навредить… И сейчас держится изо всех сил не только потому, что того требуют статус и этикет, но и, прежде всего, от нежелания давить на тебя. Вглядись получше, неужели не ясно? Неужели тебе на самом деле не ясно?»

Остатки смутного недоверия Преданного — не столько к замершей в нерешительности матери, сколько к самому себе — быстро таяли под лучами убеждённой настойчивости Его Величества, подкрепляемой безмолвным свидетельством мельчайших деталей, незаметных обычному глазу, но для изощрённого разума Холмса складывающихся в целостную стройную картину. И даже если бы в данную минуту Связь не держала своих добровольных пленников так крепко, буквально соединяя в одну сущность, всё равно Джон легко бы прочёл это в обращённом к нему благодарном бирюзовом взгляде:

«Да… Да, ты прав, всё именно так, Джон!»

Ободряюще кивнув и едва сдержавшись, чтобы не выкрикнуть вслух по-мальчишески самодовольное: «А что я говорил!» — Ватсон с невероятным облегчением наблюдал, как его смущённый ангел, собравшись с духом, приблизился, наконец, к королеве и поцеловал руку, так и не решившуюся на объятия.

Теперь, когда подлинные, тщательно контролируемые эмоции высокочтимой гостьи больше не казались настораживающей загадкой, а всё поведение Её Величества указывало на то, что никаких слезливых истерик не предвидится, Шерлок со всей очевидностью не мог не поддаться чувству уважения и даже некоторого восхищения силой духа этой благородной женщины. Заметив вблизи ещё больше признаков, указывающих на крайнее физическое и душевное напряжение королевы, Его Высочество — и Джон, явившись ныне одновременно и вольным, и невольным свидетелем душевных метаний любимого, видел это с невероятной ясностью — был потрясён тем, насколько хорошо она держится, не желая открывать всей плачевности своего состояния, вызванной безусловно тяжкими переживаниями многих последних недель…

И всё же, несмотря на все прилагаемые английской государыней старания, скромный приветственный поцелуй, запечатлённый устами заново обретённого сына на тыльной стороне материнской ладони, стал слишком большим потрясением для её исстрадавшегося сердца. Ноги королевы вероломно подкосились, и Её Величество не рухнула на гранитные ступени лишь благодаря мгновенной реакции Шерлока, сумевшего подхватить матушку так быстро, что окружающая публика не успела заметить невольной слабости женщины, приняв происходящее за свершившиеся-таки объятия и приветствуя их аплодисментами и радостным ликованием.

Одному Господу известно, каких усилий стоило королеве вернуть себе самообладание, но уже через несколько секунд принц почувствовал, как безвольно прильнувшее к нему тело вновь обрело твёрдость и устойчивость. Отстранившись — совсем немного и явно неохотно — женщина подняла на Шерлока чуть виноватый взгляд.

— Благодарю, — негромко произнесла она и, не смея выразить более откровенно ни свою признательность, ни прочие душевные порывы, ограничилась тем, что ласково погладила поддерживающую её руку и улыбнулась. Эта осторожная, бережная ласка, эта улыбка — искренне тёплая и неожиданно знакомая — отозвалась в груди бывшего Преданного удивляющей, непредсказуемо щемящей жалостью, пробуждающей непреодолимое желание защитить и утешить. Вот только причиной тревог и волнений сей мужественной женщины был он сам, а потому молодой человек представить себе не мог, что именно следует предпринять в данном случае. В Чертогах, хранящих, казалось, ответ на любой вопрос, с немыслимой скоростью перелистывались страницы бесполезной информации, и в этом безнадёжном шуршании, в непрерывно сменяющихся образах Шерлоку вдруг почудилось — нет, не воспоминание, а нечто неопределённое, смутное, отрывочное, с ускользающим намёком на узнавание: шелест листвы в тенистой буковой аллее, резная скамья в пятнах солнечных бликов, зажатая в ладони рукоять деревянного меча — игрушечного, но выглядящего совсем как настоящий, и звонкий детский голос, с невинной храбростью обещающий защищать от злодеев и драконов молодую красивую женщину с весёлым и умным бирюзовым взглядом.

Преданный замер, оглушённый этой молниеносной вспышкой, а затем заворожённо, точно следуя старой, когда-то впитанной телом привычке, вновь поднёс руку Её Величества к своим губам и поцеловал — на этот раз прямо в ладонь, ткнувшись носом в бугорок у основания большого пальца, зажмурившись и глубоко вдыхая родной аромат жасмина, вместе с выдохом прошептав в прохладное пересечение линий судьбы и жизни беззвучное и давно забытое: «Мама…»

Не услышав, а, скорее, ощутив кожей робкое свидетельство возвращения её милого мальчика, королева, со счастливым трепетом спеша закрепить сей обнадёживающий успех, но при этом стремясь не разрушить уже достигнутое, мягко озвучила давно томящееся в её сердце желание:

— Вы позволите и мне поцеловать Вас, сын мой?

Секундно поколебавшись — не из-за сомнений, а от растерянности, вызванной внезапно нахлынувшими эмоциями, — но всё же подчиняясь внутреннему, непредвиденно приятному побуждению, Шерлок молча склонил голову и чуть заметно вздрогнул, когда его чела коснулись материнские уста. Объятия, так до конца и не разорванные, вновь окрепли, теперь уже не вынужденно, а по обоюдному желанию. Казалось, мать и сын прикипели друг к другу, позабыв о времени и людях вокруг, словно стирая разделившие их годы жестокой разлуки.

Не смея нарушить торжественность и трогательность момента семейного воссоединения, присутствующие застыли, тактично отводя глаза и смахивая невольные слёзы, однако сир Майкрофт, беспокоясь не столько о правилах приличия, сколько о душевном состоянии своих близких родственников, всё-таки рискнул прервать сей публичный тет-а-тет. Обменявшись многозначительным и понимающим взглядом с королём Джоном, чьё бдительное внимание также было неотрывно приковано к главным действующим лицам разворачивающегося события, Император обратился к Шерлоку с любезной непринуждённостью:

— Позвольте представить Вам, дорогой брат, и остальных членов вашей семьи: мою супругу королеву Антею и сыновей — Кристофера и Уильяма. Мальчики наслышаны о ваших необычайных талантах и просто мечтают познакомиться со своим дядей.

Отрекомендованные родственники, видимо, заранее хорошенько проинструктированные венценосным мужем и отцом по поводу соответствующего поведения, раскланялись с Его Высочеством со всей возможной уважительной деликатностью, а сам сир Майкрофт, меж тем, продолжил, ненавязчиво задавая происходящему верное направление и оберегая чувства Шерлока от дальнейшего ещё большего смятения:

— Уверен, у всех будет ещё достаточно времени познакомиться поближе, но сейчас… — Холмс-старший повернулся к Ватсону с почти извиняющимся видом: — За своими семейными радостями мы совсем забыли о нашем радушном хозяине. Ваше Величество, надеюсь, Вы простите нам эту невольную бестактность?

Выразив лицом и жестами полное удовлетворение складывающимся положением дел, Джон поспешил заверить Императора, что принимать у себя столь дорогих гостей, да ещё и по такому знаменательному поводу для него не только честь, но и счастье, а королева-мать, движимая глубочайшей признательностью, тут же приблизилась к Шотландцу, перемежая слова приветствия выражениями горячей коленопреклонённой благодарности.

Воспользовавшись тем, что на некоторое время всеобщий интерес переместился в сторону сих почтенных особ, Шерлок подступил к брату почти вплотную.

— Ты рассказал нашей матери… всё? — прошептал он, пристально наблюдая за тем, как королева Англии со слезами на глазах склоняется перед растерянным и не менее чем она растроганным Джоном, одновременно пытающимся и поднять статную, даже в такой ситуации исполненную потрясающего достоинства женщину, и не дать поцеловать предлагающие ей опору собственные руки. Принимая искреннюю признательность материнского сердца — «Спасибо Вам, Ваше Величество! Спасибо Вам за моего мальчика!» — молодой монарх явно не чувствовал себя достойным такого почитания и был невероятно смущён им, ответно и от всей души уверяя великую правительницу в своём восхищении твердостью её духа и стойкостью, которые потребовались при страшном известии о гибели мужа и младшего сына. Он не клялся в честности, утверждая, что совершенно не представляет, сколько сил должно понадобиться, чтобы пережить такое несчастье, однако любому прозорливому человеку и без того виделось ясным: король Шотландии не кривит душой, признавая собственную неуверенность в способности на нечто подобное. Только не в отношении Шерлока. Нет.