Странное наследство

- Нам пора одеваться, детка, - боясь разочаровать ее, пробормотал он. - Скоро парни выйдут и застанут нас обнаженными. Сегодня мы отгоняем табун в Райфл… Не расстраивайся, нам предстоит короткая разлука.

- Возможно, тебе она и кажется короткой, Берни! Но для меня каждый день, проведенный без тебя, станет скучным и невыносимо долгим… Ты не устал за ночь, Берни, дорогой? - она смотрела на него немножко шальными от счастья глазами. Он понимал, что в ней вновь разгорается неутолимое желание обладать им и отдаваться ему.

- Никогда еще я не чувствовал себя таким отдохнувшим, малышка. А ты? Ты счастлива, моя любимая крошка?

- Да, дорогой. Никогда в жизни, Берни, я еще не была так счастлива! - и Оливия сладко зевнула, прикрыв глаза от удовольствия и по-кошачьи выгнув спину.

- Поспеши, Ливи… Иди в душ, дорогая. Я принесу полотенце, и мы вместе с тобой примем душ.

- Хорошо! - и она преспокойно зашагала по траве, не удосужившись надеть мятое платье, а лишь неловко прижав его к обнаженным бедрам. К счастью, Оливия успела зайти в душ вовремя, ведь в доме уже захлопали двери и раздались голоса просыпающихся обитателей. Кое-как натянув брюки и собрав остальную одежду, Берни зашел в комнату Оливии, взял большое полотенце и поспешил в душ.

В горах уже зарождался летний рассвет. Легкие солнечные блики скользили по склонам, покрытым вечными льдами и поросшим густыми сосновыми лесами. Луна еще не успела скрыться за горизонтом, но уже почти истаяла в небе и превратилась в прозрачный и бледный осколок льда. Со всех сторон звенели рассветные песни пернатых. Из печной трубы в небо взвился тонкий дымок, приятно пахнуло горящими сосновыми поленьями.

В прихожей Берни столкнулся с миссис Лиззи Мартин. Укоризненно взглянув на молодого человека, старушка поздоровалась с ним легким кивком и, позевывая, направилась на кухню, привычно повязываясь хозяйственным фартуком. В ее руках погромыхивала посуда, и эти звуки служили для мустангеров своеобразным будильником.

- Доброе утро, миссис Лиззи Мартин. - Берни почтительно поклонился.

- Если оно доброе… Мне трудно поверить в доброту твоих намерений по отношению к этой наивной козочке, Берни. Такие парни, как ты, быстро не успокаиваются…

- Я женюсь на Оливии совсем скоро, милая миссис Лизи. Можешь мне поверить!

- Тогда пообещай пригласить нас с Никласом на венчание, Берни Дуглас.

- Как же без этого, миссис Лизи. - Берни возмущенно сверкнул глазами. - Обязательно!

Приглушенно хлопнула дверь в пещере, которую недавно оборудовали под холодильные помещения. Ее обнаружила Оливия в нескольких десятках метров от большого дома, а Никлас Мартин навесил на вход толстую деревянную дверь. В ней били родники, и было холодно, точно в набитом глыбами льда погребе.

Миссис Мартин водрузила на большой стол тарелку с кусочками свежего масла и большое блюдо с нарезанным сыром, которые только что принес из пещеры Никлас. В огромной сковороде, поставленной в нагретую духовку, уже доходил до готовности омлет с ветчиной. На плите исходил паром огромный кофейник. Запах свежезаваренного кофе разносился по окрестностям, уже не приводя в недоумение диких животных.

В комнате Мэган снова капризничал Сэмми. По многолетней привычке он, как всегда, распекал свою жену за неправильно поглаженную рубашку.

Пабло Гомес, Эндрю Гилмер, Рони Уолкотт и Фрэнк Смитт, примкнувший к их компании одиноких мужчин, по очереди поливали друг другу обнаженные спины, охали от холодной воды и довольно кряхтели, растираясь жесткими полотенцами.

Настроение в доме было привычное, устоявшееся за последние дни и вместе с тем несколько приподнятое. Это ощущалось в слегка повышенном тоне разговоров и в мимолетных улыбках, которыми сегодня обменивались друг с другом мустангеры. Близилась к завершению большая и довольно тяжелая работа. Все понимали, что заработали за такой труд приличное количество денег, часть из которых мустангеры обычно откладывали в банк, а часть тратили в течение нескольких дней, развлекаясь по барам, салунам и публичным домам.

Табун угоняли в Райфл из загонов и с пастбищ ранчо <Клин Крик>, когда вершины хребта Элберта засияли под яркими лучами солнца, восходящего над восточной стороной горизонта. Но на траве в низинах и лощинах еще лежали тяжелые капли жемчужной росы, отчего луга в загонах и на выпасах казались матовыми. Оливия и чета Мартинов стояли на крыльце большого дома, провожая проходящие мимо косяки, возглавляемые самыми красивыми и сильными жеребцами.

Оливия наблюдала за подобным зрелищем первый раз в жизни. Это зрелище одновременно и восхищало и приводило в трепет, а по спине пробегали мурашки восторга. Столько силы и мощи было в слаженных движениях этих мускулистых и гармонично сложенных прекрасных существ!

Кони шли стройными рядами, словно полки солдат на параде в честь возвращения из летних полевых лагерей. Ритмичное движение стройных, мускулистых ног, словно выточенных по единому образцу. Нежно выгнутые длинные шеи, гордо вскинутые головы с развевающимися на ветру гривами. Струящиеся во время движения лоснящиеся хвосты. Само воплощение здравого смысла их природы, силы, покорности и преданности человеку, приручившему этих гордых животных, пусть далеко не всегда гуманными средствами.

В воздухе носился запах конюшни, влажного дерева и примятой травы. Но сильнее всего уже веяло дорожной пылью и полынью, и скоро эти запахи вытеснят и заслонят все остальные. Лишь вытоптанная трава и многочисленные следы конских копыт, с ямками от шипов на подковах будут напоминать путникам о том, что здесь проходит конная тропа.

Оливия печально смотрела на удаляющийся табун. Погонщики почти летали на своих лошадях вдоль флангов, подгоняя отставших маток с жеребятами и молодых двух-трехлеток жеребчиков, все еще не покорившихся и норовящих отбить от этого огромного табуна небольшой косяк в десяток голов, чтобы увести его на волю. В них все еще бурлила тяга к вольной жизни в каньонах. Манила прозрачная, сладкая вода горных ключей и рожденных в вечных ледниках чистых ручьев и рек, чья текущая влага кажется белой от взбитой на острых камнях пены.

Оливия оставалась на две недели одна. На душе у нее было немного грустно. Безмятежное веселье закончилось вместе с детством. Она оставалась хозяйкой ранчо <Клин Крик>, пока еще не ощущая себя таковой. Но и Мартины, и Рони Уолкотт, и Берни Дуглас убедили ее в том, что так необходимо. Она должна научиться жить самостоятельно, чтобы затем стать настоящей работодательницей.

Мэган простила своего мужа и помирилась с ним. Оливия этого не могла понять. Ну, почему, почему Мэган предпочла сильному, уважающему и любящему ее Рони Уолкотту этого нахального подонка Сэма? Отметина на ноге останется у него на всю жизнь, и этот позорный шрам - дело рук Оливии. О чем юная девушка нисколько не жалела, она считала, что подлость в человеке изжить невозможно.

Что Оливию радовало, так это то, что у нее наконец-то есть свой собственный дом. Не просто четыре стены и крыша, а уютный дом из нескольких комнат, в котором она собиралась прожить жизнь с Бернардом Дугласом и их детьми. У них обязательно появятся дети. Много детей. Веселые, здоровые и счастливые девочки, и мальчики, похожие на Берни. Они будут жить в горах, пить воду из горных ключей, дышать чистейшим воздухом. Играть с жеребятами и бегать с ними вперегонки.

Оливия и Берни Дуглас попрощались еще до завтрака. В эту почти бессонную волшебную ночь Берни нашептал ей столько ласковых слов, что у нее долго-долго кружилась голова. Она полюбила Берни так сильно, что верила каждому его слову и жесту. Когда он находился рядом, то запах его кожи приводил в трепет каждую клеточку ее тела, и у нее от волнения подкашивались ноги, в голове путались мысли, звенело в ушах. Она преданно смотрела в его серо-зеленые глаза и видела в них любовь, нежность и свое крохотное отражение.

- Ты должна ждать меня так, как верная жена ждет своего мужа и чувствует тот час, когда он вот-вот переступит порог дома! - Берни нежно и бережно поцеловал Оливию в губы. - Мне так трудно расставаться с тобой, любимая. Как только я вернусь, мы в первое же воскресенье отправимся в Смоки-Хилл и обвенчаемся в церкви Святой Троицы. <Ты согласна, Оливия Гибсон, взять в законные мужья Бернарда Дугласа?>, - спросит тебя пресвитер. И что ты ответишь ему, малышка?