Не просто скромница

Ему пора остановиться, пока не стало слишком поздно.

— Джастин, — простонала она, сжала его голову и выгнула спину, подталкивая сосок обратно во влажный жар его рта.

Все его мысли тут же испарились. Он послушно втянул в рот сосок и, прижав к нёбу, принялся посасывать и покусывать. Одновременно его рука заскользила по ее ногам вниз до колен и, нырнув под платье, прикоснулась к шелковистой обнаженной плоти. Ее бедра были гладки как шелк, кожа под коленями напоминала теплый бархат. Атласные панталончики не составляли для него преграды. Джастин легко обнаружил между бедер щелку и погрузил в нее пальцы, поглаживая влажные припухшие складочки. Скользнув внутрь, он услышал, как Элеонора потрясенно ахнула, протестуя и получая удовольствие одновременно. Не останавливаясь, он продолжал ее ласкать, с каждым движением окуная пальцы во влажную горячую глубину и ритмично втягивая в рот сосок до тех пор, пока Элеонора оказалась не в силах протестовать. Она стонала от удовольствия и выгибалась всем телом.

Джастин точно уловил момент, когда она капитулировала, руки безвольно упали, голова металась по подушке из стороны в сторону. Он, наконец, раздвинул шелковистые складочки, обнажил чувствительный бугорок и принялся его ласкать. Сначала мягко и осторожно, потом все сильнее и сильнее, в ритме с ее приподнимающимися ему навстречу бедрами. До тех пор, пока не почувствовал, что она уже на самом краю и вот-вот сорвется в сокрушительный водоворот.

— Я больше не могу, — шептала она, но ничего не могла с собой поделать, выгибалась под его ласками и, судорожно вцепившись в волосы, притягивала к груди его голову. — Джастин, сделай что-нибудь!

Он осознавал, что на его голову падет проклятие. Если сделает или не сделает… Отчетливо понимал: даст ли ей столь желаемую разрядку или остановится, не дав произойти, и оставит на несколько часов мучиться от неудовлетворенного желания — она все равно никогда ему этого не простит. Он возбудил ее до такой степени, что она полностью потеряла самообладание и умоляла дать удовлетворение.

Элли не подозревала, что бывает такое наслаждение, даже предположить не могла, что сможет сама его испытать.

Когда Джастин обратил внимание на второй сосок, одновременно лаская ее между бедрами, а затем проник в «ножны» и влажными пальцами стал ласкать твердеющий бугорок, удовольствие стало почти непереносимым.

Раньше она едва замечала крошечный кусочек плоти, но, когда Джастин просто его поглаживал или задевал кончиком пальца, он погружал ее в невероятную негу. Все выше и выше поднимал ее к изысканному удовольствию, через какие-то секунды она сорвалась вниз, паря в океане бесконечного наслаждения.

Волны сладострастия вновь и вновь накрывали ее с головой, превращаясь в центр ее мироздания. Она ощущала только, как пульсируют и сокращаются ее «ножны», дрожит внутри налитой бугорок, как Джастин до сладкой боли прихватывает губами и зубами ее соски, а его жаркое дыхание возбуждает ее плоть.

Элли не понимала, сколько времени это длилось, сколько прошло минут и часов с тех пор, как она потеряла голову. Джастин продолжал ее ласкать, не позволяя потерять ни капли этого наслаждения.

Но вот, наконец, его напор ослаб, поглаживание внутри и снаружи стало нежнее. Язык касался пульсирующей груди очень осторожно. Он напоследок поцеловал каждый сосок и откатился в сторону. Оперся на локоть и посмотрел на Элли:

— Я ведь не причинил тебе боли?

Его хрипловатый голос словно музыкой отозвался в ней, одновременно разрушая волшебные чары. Она осознала, что произошло. Она допустила. Герцог Ройстон занимался с ней любовью. Прикасался к ней приятней, интимней, чем любой другой мужчина в ее жизни. Интимней, чем она позволила бы своему жениху до брачной ночи! Этого не должно было произойти. Тем более с циничным и высокомерным Джастином Сен-Джастом, который не собирался любить свою суженую и не ждал того же в ответ. Элли наверняка только добавила ему цинизма и высокомерия, она ведь так легко сдалась под его чарами соблазнителя! Краснея, она села, подогнула под себя ноги, попыталась прикрыть платьем ноющие груди. И заметила, что Джастин по-прежнему безупречен и полностью одет. Шейный платок на месте, жилет застегнут на все пуговицы, только волосы на голове слегка взлохмачены в тех местах, где она их ласкала, корчась в сладострастных муках. Будто его все это почти не коснулось.

Элли судорожно вздохнула.

— Я еще некоторое время назад просила вас выйти.

— Элеонора…

— Уходите! — твердо приказала она и отвела взгляд, не желая видеть в его глазах отвращение. А может, триумф или жалость. Она этого не вынесет.

Господи, да она же его любит! Но нельзя, нельзя допустить, чтобы он об этом узнал. Это уничтожило бы ее без остатка.

— Элеонора, о чем бы вы сейчас ни думали, немедленно прекратите!

Она повернулась к нему, ее глаза блестели от непролитых слез.

— Не смейте мне указывать, о чем мне думать или не думать! — вспыхнула она, пряча за гневом истинные чувства.

Джастин сузил глаза.

— Я мог бы остановиться, должен был, действительно об этом думал, но вы бы меня за это не поблагодарили.

— Я и сейчас не поблагодарю!

— Да, — тягостно признал он и окинул ее холодным взглядом. — Элеонора.

— Вы могли остановиться? Вы об этом думали? — Ее голос взлетел от негодования, когда она осознала его слова. Она точно знала, у нее-то не было сил просить его остановиться, сопротивляться его ласкам она тоже не могла. Но он мог. О да, высокомерный герцог Ройстон полностью контролировал свои чувства, а она таяла от первого же прикосновения. Как унизительно.

— Я просила вас уйти, — деревянным голосом повторила она.

— Элеонора, черт побери, послушайте меня! — Он нахмурился. — Если бы я остановился, вы бы сейчас сердились на меня за неудовлетворенное желание, которое могло терзать вас еще много часов, тогда как сейчас…

— Тогда как сейчас я могу смело утверждать, что стала очередной женщиной, испытавшей на себе искусные ласки неотразимого герцога Ройстона! — бросила она в ответ.

Он резко втянул воздух.

— Я не стану принимать всерьез ваши оскорбления. Понимаю, вы расстроены.

Джастин нервно провел руками по волосам, золотистые локоны тут же вернулись к модно-небрежному виду. Будто он проделывал этот жест уже сотню раз и хорошо понимал, какое производит впечатление. После стольких женщин в своей постели. Наверняка! Элли снова пришла в ярость при мысли, что значит для Джастина не больше кроватного столбика.

— О, да хоть принимайте, — едко разрешила она. — Поскольку, уверяю вас, я точно знаю, о чем говорю. Хочу, чтобы вы больше никогда ко мне не прикасались!

— Мы поговорим об этом, когда вы успокоитесь.

— Нет, не поговорим, — заявила она.

Джастин наконец осознал серьезность своей ошибки. Черт побери, он всегда славился нерушимым самообладанием. Никогда не выходил из себя, не поддавался ни на какие провокации. Это началось еще с одинокого детства, когда он чувствовал себя исключенным из любви родителей и научился жить с этой болью, пряча ее за холодной невозмутимостью. Но он всегда знал, что где-то в глубине души кипят эмоции, ему неподвластные. Похоже, Элеоноре удалось вызвать этот жар на поверхность. Единственной из всех.

Этим вечером он полностью лишился самообладания и так эмоционально погрузился в любовные ласки, что все его утверждения — он не может остановиться — были пустым звуком. В этом состояла горькая истина, он бы не перестал ласкать и целовать Элеонору, даже если ему на пятки наступал сам дьявол. Он до боли желал доставить ей удовольствие, видеть, как она корчится в муках сладострастия по одному велению его пальцев.

Он тяжело вздохнул.

— С вашей стороны наивно полагать, что мы никогда больше не вернемся к этому инциденту.

Он осекся, услышав ее горький смешок.

— Благодаря вам я больше не наивна!

— О нет, Элеонора, вы все еще очень наивны и невинны во всех смыслах, — возразил Джастин, прижимая к бокам стиснутые в кулаки руки. — Чем бы мы сегодня ни занимались, ваша невинность не пострадала, как и репутация в обществе.