Моника (ЛП)

- Конечно. Меня не затруднит. Что бы вы хотели написать?

- Что я жива и пусть не страдает из-за меня, чтобы не усердствовала. Моя мать Каталина де Мольнар, Кампо Реаль, Мартиника. Не думаю, что смогу ей написать, но ваши слова ее успокоят. Я была бы вам очень благодарна, доктор.

- Не за что. Речь идет о незначительной услуге. Я сделаю это с большим удовольствием. Что еще написать ей?

- Ничего. И пожалуйста, чтобы это осталось между нами.

- Конечно. А теперь, дочь моя, я должен вас оставить. Настал час посещения больницы. Если хотите, я позову вашего мужа.

- Не зовите никого. Если кто-то спросит, скажите, что я сплю.

- Как пожелаете. До вечера… – осторожным шагом доктор Фабер оставил каюту Люцифера и медленно спустился. Рядом с носом корабля, тихо шушукаясь, сидели четыре члена экипажа. На корме, вдали от всех, на мотке канатов, скрестив руки, Хуан Дьявол смотрел отсутствующим взглядом на море. Доктор решил подойти к Хуану. Увидев его, тот резко встал и спросил:

- Вы уже уходите, доктор?

- На несколько часов, не более. Думаю, могу это сделать. Вашей жене значительно лучше. Повторения болезни не случится, можно даже сказать, опасности умереть нет.

- Я очень рад, доктор, – темные глаза Хуана сверкнули, скрываясь за сухостью и резкостью. Он почувствовал, как его грудь отпустило, он смог лучше дышать, но отверг это утешение, которое его удивило и заметил: – Полагаю, она пожаловалась вам. Она не просила помощи, защиты, поддержки? Ясно, вы этого не расскажете. Вы, конечно же, дали ей почувствовать, что вы верный друг, настоящий кабальеро. О том, что случился, если что-то случится, я узнаю по возникшему скандалу.

- Не говорите глупостей. Никто не собирается скандалить. Она не жаловалась.

Снова темные глаза Хуана сверкнули; тот же блеск, который никак не покидал его, зажег зрачки, и старый доктор, обратив на это внимание, решился спросить:

- Не знаю, есть ли у вас что-то, в чем вы можете себя упрекнуть.

- Я никогда не упрекаю себя, доктор Фабер.

- К лучшему. А то я уже начал бояться, но теперь вижу, что обманулся, и меня это радует. Меня необыкновенно радует, что я ошибся в первый день. Не воспринимайте это плохо, но мне показалось, что вы пират. Я боялся, что та, которую вы назвали своей женой, похищена вами и вашими людьми. Фантазии прошлых веков, правда? Вина многих легенд, которые связаны с этими островами, такими красивыми и дикими. Ваша жена француженка, не так ли?

- Она родилась, как и я, на Мартинике; но только шесть месяцев назад вернулась сюда из Франции, где жила с детства.

- Вот как, в любом случае, ваша жена успокоилась, и единственное, что ей нужно – это полное спокойствие, уверенность, чтобы никто ей не досаждал и не давил на нее. Она спит и, как я сказал, ее лучший рецепт – это отдых. До вечера, мой сеньор.

Он протянул руку кабальеро, изящную и ухоженную, но Хуан притворился, что не заметил дружелюбный жест. Закусив губу, доктор тоже притворился, хотя тон его и взгляд переменились, комментируя:

- Ваша жена – дама, настоящая дама. Я понял это по взгляду. Связав все концы, я вспомнил название Кампо Реаль. Это самое известное место на Антильских островах, собственность Д`Отремон, самых богатых и важных земледельцев на Мартинике. Не так давно молодой Д`Отремон женился на Мольнар. Мольнар – фамилия его жены, но это не ваша жена. Простите меня, если я бестактен. Вас зовут…?

- Меня зовут Хуан Дьявол!

Доктор Фабер оцепенел, глядя прямо на Хуана, слишком удивленный, чтобы говорить, но мрачный и хмурый вид собеседника достаточно красноречиво выражал суровость и холодность. Он ограничился тем, что склонил голову в неясном прощании и быстро прошел палубу по направлению к борту, где висела лестница.

- Сегундо, приготовься выходить на берег. Можешь сесть за весла. В большую лодку, которую поведут Франсиско и Хулиан.

- Куда, капитан?

- Привези две бочки воды. Угорь останется охранять носовую часть. Они привезут воду, а ты поскорее привези провизию для выхода в море, пока они не вернулись. Но никому ни слова. Дай нужные указания и хватит. Вот деньги, будь внимателен и иди за тем, что я заказал. Подожди! Купи еще фрукты, большую корзину. Лучшие, которые увидишь, и еще какую-нибудь одежду для женщины.

- Одежду для женщины?

- Не знаешь, что купить? Платья, блузки, юбки. Ты никогда не покупал одежду для женщины? Купи еще шелковую накидку. Ночью прохладно. И одеяло. А! И купи большое зеркало. Поторопись!

- Лечу, капитан.

Сегундо убежал, повинуясь распоряжению Хуана. Капитан Люцифера взглянул на панораму города, видневшуюся с корабля, стоявшего на якоре. Он с наслаждением, заполняя грудь, вдохнул воздух, наполненный селитрой, словно вбирая силы, необходимые для окончательной решимости, а затем подошел к каюте.

- Ты уже проснулась?

Моника не ответила, потому что ее губы не могли произнести ни слова. Теперь ее ум был совершенно ясен и чист. Словно с глаз сорвали вуаль, которая затуманивала реальность; печально она встречала лицом к лицу свое положение. Тот человек был ее хозяином, мужем, которому она дала согласие, от которого тщетно старалась сбежать. Ее ужасала мысль, что она принадлежит ему, щеки горели от стыда, полагая, что грубый моряк, на которого она смотрела как на чужого, имел секрет ее невинности.

- Полагаю, ты не теряла времени и нашла в докторе слугу-посланца.

- Не понимаю, что вы хотите мне сказать.

- Ты хорошо понимаешь. Даже я понимаю. Доктор Фабер твоего класса, твоей касты. Ему достаточно было услышать фамилию Мольнар, чтобы связать ее с Д`Отремон. Ему не чужда слава Кампо Реаль и естественно, что он удивился, поразился, не найдя объяснения, по какой причине мы женаты. Жаль, что скоропалительность этой поездки помешала забрать мне сертификаты и бумаги, эти важные бумаги, без которых не могут жить люди определенного класса. Было бы здорово увидеть открытый от удивления рот, который бы читал: «Я, Отец Вивье, священник Кампо Реаль, объявляю законным брак Моники де Мольнар с Хуаном без фамилии, известным, как Хуан Дьявол». Хотелось бы увидеть его испуганное лицо. Только из-за этого, жаль, что не взял эти бумаги; но мы можем послать за ними. Думаешь, Ренато будет любезен прислать их?

- Я ничего не думаю, но если вы пришли помучить меня…

- Напротив. Прежде я хотел сказать тебе, но ты попросила доктора остаться вместо меня, полагаю, чтобы попросить его защиты и помощи. Из-за этого я принял все предосторожности. Я не тот, кого можно поймать в ловушку, и не буду служить игрушкой в руках женщины, – он следил за лицом Моники, ожидая возражения, мольбы, даже слез, но в болезненном лице ничего не изменилось. Ни жеста, ни слова. И напомнил: – Корабли должны плавать, а не стоять на якоре.

- Я думаю также.

- А мы живем на корабле, – Хуан снова замолчал и посмотрел на нее, ожидая слов, и спокойная кротость Моники, казалось, начала его беспокоить: – Тебе не важно продолжить путешествие?

- Изменить что-то в ваших планах, которые для меня не имеют значения?

Моника прикрыла глаза. Она казалась отсутствующей и далекой. Хуан не мог сдерживаться, подошел к краю кровати и остановился, увидев, как та задрожала.

- Не бойся, я ничего тебе не сделаю.

- Я не боюсь. Единственное, что вы могли бы уже сделать – убить меня, а это не важно для меня. Я напрасно столько раз вас умоляла!

- Ты держишь меня, как доктор Фабер, за пирата, за убийцу? Что с тобой? Почему ты плачешь? – он увидел яростно скатившуюся по бледной щеке слезу из прикрытых глаз Моники. – Не плачь. Я не причиню тебе вреда. Ты не должна плакать и пугаться. Я не причиню тебе ничего, совершенно ничего. Разве недостаточно того, что я говорю? Если тебе нужен другой доктор, то позже я устрою это.

- Доктор Фабер был моим другом, – заметила Моника, уже не сдерживаясь. – Теперь у меня никого нет.

- Друзей тебе будет достаточно на Люцифере. Что касается меня…

- Не прикасайтесь ко мне, Хуан!