Дворец наслаждений

— Вот, — сказал он, протягивая мне папирус. — Принесли несколько часов назад. Я решил дождаться вас на тот случай, если понадобится немедленный ответ.

Я взял свиток и, сломав печать семьи Тахуру, развернул его.

«Дражайший брат, приходи немедленно, если можешь, — говорилось в нем. — У меня есть удивительная новость. До заката я буду дома, а потом мне нужно будет идти на празднество в усадьбу моего дяди».

Письмо было написано очень коряво, знаки выведены неровно, и я сразу понял, что Тахуру не диктовала его писцу, а старательно написала сама. Значит, она не хотела, чтобы об этом письме узнал отец. А это означает, что она все-таки забралась в его контору и просмотрела документы. Что она обнаружила? В письме говорилось о какой-то «удивительной новости». Какой же удивительной должна быть эта новость, если из-за нее Тахуру взялась за самую ненавистную работу — водить пером по папирусу? Тахуру вообще не любила читать и никогда ничего не писала, хотя и получила лучшее образование, чем большинство девушек.

Свернув папирус, я молча уставился на слугу, терпеливо ожидающего распоряжений. Моим первым порывом было скорее бежать к Тахуру, но затем я задумался. Было уже за полночь. Если я начну будить Тахуру, то вместе с ней подниму и весь дом. Кроме того, на рассвете я покидаю Пи-Рамзес. В конечном итоге рассудительность взяла верх. Что бы ни обнаружила Тахуру, это может подождать до моего возвращения. Разве не ждал я целых шестнадцать лет? Терпение, как говорил мой учитель, есть добродетель, которую следует воспитывать в себе, если в зрелые годы ты желаешь стать достойным человеком. Правда, в тот момент мне не было никакого дела до моего достоинства в зрелые годы, но вместе с тем мне не хотелось начинать поездку со смятением в душе или, что еще хуже, быть застигнутым управляющим Несиамуна на стене их сада. Я протянул папирус Сету.

— Сожги его, — сказал я, — а утром пойди к Тахуру и передай, что я получил ее послание, но зайти к ней у меня уже не было времени. Мы увидимся, как только я вернусь с юга. Спасибо, что ждал меня.

Сету кивнул и взял папирус.

— Хорошо, господин Камен. Я собрал ваш дорожный мешок, а утром уеду повидаться со своей семьей. Я вернусь через неделю. Желаю вам успеха.

Он тихо вышел за дверь, а я, повалившись на постель, погрузился в пьяный сон.

Тем не менее на рассвете я уже стоял на берегу реки, с ясной головой и полностью готовый к отплытию. Один за другим явились гребцы и, поздоровавшись со мной, заняли свои места. Повар со своим помощником были уже на борту. Я стоял у сходен и наблюдал, как постепенно просыпается все живое и птицы в кустах, подступающих к самому берегу, сонно начинают свои утренние песни.

Наконец, к моему немалому изумлению, я увидел, как по тропинке от своего дома к ладье спускается сам генерал Паис. Следом за ним шел какой-то невысокий человек в коричневом шерстяном плаще с капюшоном, который чем-то напомнил мне прорицателя; генерал и незнакомец остановились возле сходен, незнакомец кивнул Паису и, проскользнув мимо меня, скрылся в каюте ладьи. Его босые жилистые ноги были темно-коричневого цвета, и на одной из них я заметил серебряную цепочку. Рука, появившаяся из-под плаща, чтобы поправить капюшон, также была темно-коричневой, почти черной; такая кожа бывает у людей, которые подолгу находятся на солнце. Прежде чем рука спряталась вновь, я успел заметить, как на большом пальце блеснуло серебряное кольцо. Что-то подсказало мне, что этот человек вряд ли окажется более дружелюбным, чем его предшественник, и я с разочарованным видом повернулся к генералу.

— Доброе утро, генерал, — сказал я, отдавая честь.

Вместо ответа он протянул мне свиток папируса.

— Здесь твои инструкции, офицер Камен, — сказал он. — В случае непредвиденных обстоятельств ты имеешь право воспользоваться любым судном на свое усмотрение, а также требовать любой помощи.

Такое разрешение было обычным делом, и я, кивнув, сунул папирус за пояс.

— Я полагаю, у наемника также имеются инструкции, — сказал я. — Из какой он дивизии?

— Не из какой, — ответил Паис. — Его прислали специально для меня. Он не умеет читать, поэтому получил инструкции в устной форме. Тем не менее приказываю выполнять все его распоряжения.

— Но, мой генерал, — горячо возразил я, — в случае опасности я должен принимать решения, это мой долг и…

Яростным жестом генерал прервал мою речь.

— Только не в этот раз, Камен, — раздраженно произнес он. — Сейчас ты только сопровождающий, а не начальник охраны. Если все пойдет гладко, принимать решения тебе не придется, если же нет, ты будешь обязан повиноваться этому человеку беспрекословно. — Увидев выражение моего лица, он дружески хлопнул меня по плечу. — Не расстраивайся, Камен, никто не сомневается в твоих способностях. Наоборот, данное поручение показывает, насколько я тебе доверяю. Жду тебя с докладом о выполнении задания.

Что-то в его тоне встревожило меня, и я бросил на него быстрый взгляд. Генерал улыбался, как улыбается добрый начальник своему подающему надежды юному подчиненному, однако желтоватая кожа и провалившиеся, обведенные черными кругами глаза, которые избегали моего взгляда, говорили совсем о другом — о тяжелой бессонной ночи. Генерал упорно смотрел не на меня, а на ладью и гребцов, которые, подняв весла, ждали команды; рулевой, сидя на корме и положив руку на руль, принюхивался к утреннему воздуху.

— Пора ехать, — быстро сказал генерал. — Путь будет трудный, река широко разлилась, и течение сильное. Да будут крепкими подошвы твоих ног.

Его голос сорвался, генерал закашлялся, но затем рассмеялся. Я снова отдал честь, но он уже уходил, низко опустив голову.

Я повернулся, собираясь взойти на палубу, кормчий выпрямился, гребцы приготовились поднять сходни, но я вдруг остановился. Еще не поздно передумать. Например, можно притвориться, что внезапно прихватило живот или начался приступ лихорадки. Я мог бы послать вместо себя кого-нибудь из моих подчиненных, кто был бы счастлив провести пару недель на реке. Да, но что потом? Невнятные извинения перед Паисом? Папирус, посланный моему наставнику: «Камен не в состоянии справляться со своими обязанностями, а посему уволен со службы в моем доме. Понижаю его в звании до тех пор, пока…» Солнце жарило мне плечи, по затылку стекал пот, но не из-за жары, нет. Постояв так немного и придя к выводу, что ослушаться приказа сил у меня все равно не хватит, я взбежал по сходням, махнул рукой слуге на берегу, чтобы тот отвязывал канат, и крикнул кормчему:

— В путь!

С задней стороны каюты находился навес, где я и уселся, пока гребцы отводили ладью от берега и готовились войти в канал, по которому нам предстояло выйти в Воды Авариса, а оттуда — в полноводный Нил. Я постучал в стену каюты.

— Может быть, хотите полюбоваться берегами и подышать свежим воздухом? — спросил я, но ответа не последовало. «Ладно, — подумал я, делая знак помощнику повара, чтобы тот принес мне воды, — если ты предпочитаешь задыхаться от жары в своей конуре, дело твое». Я стал смотреть на проплывающие мимо виды города, попивая прохладную воду.

Глава пятая

В любое другое время года путь до Асвата занял бы дней восемь, но из-за сильно поднявшейся реки, а также инструкций генерала Паиса мы продвигались очень медленно. Дельта и расположенные за ней густонаселенные небольшие города вскоре сменились маленькими городками, после которых потянулись обширные поля, залитые стоячей водой, в которой отражалось ясное голубое небо. Иногда нам приходилось причаливать к берегу ранним утром, поскольку дальше по ходу пути не было пустынных мест, а мне приказали не останавливаться возле селений. Иногда берега реки были покрыты пышной и густой растительностью, но, как назло, в этих местах не находилось удобной бухточки. Гребцам приходилось тяжело, ладья ползла еле-еле, и моя скука, а вместе с ней и тревога росли с каждым днем.