Больше, чем страсть

— Вы больше никогда этого не узнаете! — Яростное выражение на лице Хендрикса испугало ее. — Я очень богат. В свое время, когда меня не станет, все перейдет к вам; я позабочусь о том, чтобы вы никогда ни в чем не нуждались.

При этих словах Маргарет почувствовала, как внутри у нее шевельнулось теплое чувство. Ее родной отец во время своих нечастых наездов из полка почти не замечал ее существования, а мать была слабой женщиной, которая едва могла заботиться о себе самой, не говоря уже о дочери. Что же до Джорджа… Намерения у него были хорошие, но он как-то умудрялся то и дело попадать из одной передряги в другую, и ей приходилось спасать его.

— Надеюсь, что я еще долго не войду в права наследования, — сказала она наконец.

— Не нужно тревожиться, дорогая. У меня еще есть несколько лет до того, как я достигну восьмидесятилетия. А если вы хотите, чтобы я попытался повлиять на членов палаты лордов… — Хендрикс глубоко вздохнул, — то я это сделаю, но мне нужно очень тщательно обдумать, как за это взяться. Большинство полагает, что налоги и без того слишком высоки.

— Благодарю вас. — У Маргарет просто гора с плеч свалилась. Она начала осуществлять требования Филиппа. И с помощью Хендрикса скоро сможет вернуться к Джорджу.

Но когда она посмотрела на старое лицо Хендрикса, радость ее померкла и сменилась неуверенностью. Что будет с ним, когда она уедет? Чем придется ему заплатить за то, что она вошла в его жизнь?

Ответственность лежит не на ней, попыталась она успокоить свою корчившуюся в муках совесть. Она такая же жертва махинаций Филиппа, как и Хендрикс. Она была вынуждена согласиться на эту игру. От ее согласия зависела жизнь Джорджа, и хотя она чувствовала все большее расположение к Хендриксу, Джорджа она любила — любила и была должна ему столько, что никогда не сумеет полностью с ним расплатиться.

«Все, что я могу сделать, — это дать Хендриксу столько счастья, сколько можно, за то время, что я буду изображать его дочь», — решила она в конце концов.

— Расскажите мне о семье Хендриксов, — попросила она, найдя нейтральную тему для разговора.

Хендрикс улыбнулся, обрадовавшись, что ей это интересно, и пустился в полное юмора перечисление своих многочисленных родственников, которые, кажется, все давно умерли,

Маргарет слушала, откинувшись на спинку дивана, и поток его слов снимал с нее напряжение.

Душевное спокойствие не покидало ее до конца визита и поддерживало в течение всей ужасной второй половины дня, когда она пряталась в библиотеке, чтобы спастись от бессмысленной болтовни Эстеллы.

Филипп не показывался. Маргарет сказала себе, что это хорошо — пока его нет, он не может мучить ее.

Она только что кончила одеваться к балу у Темплтонов, когда Филипп вдруг появился в дверях, соединяющих их комнаты.

Маргарет испуганно повернулась к нему. Ей сразу вспомнилось его последнее пребывание у нее в спальне и их поцелуй. Больше всего ее пугало, что где-то в глубине души ей хотелось, чтобы этот поцелуй повторился.

Он медленно шел к ней — представительная фигура в черном фраке. Она насторожилась. В белоснежных складках его старательно завязанного галстука сверкал огромный сапфир. Филипп казался очень могущественным, очень богатым, очень избалованным представителем аристократии — да он и был им на самом деле.

Но все-таки он всего лишь мужчина. Она призвала всю храбрость, когда он остановился перед ней. Всего лишь мужчина, вроде Джорджа. Сложность же состояла в том, что она в это не верила. Разница между этим мужчиной и Джорджем была так велика, что, казалась, их просто нельзя сравнивать.

Маргарет заставила себя посмотреть в темные глаза Филиппа и слегка отвернулась, заметив, как они блестят. Когда он оглядел ее платье, глаза его заблестели еще сильнее.

По коже у нее побежали мурашки, когда его глаза медленно скользнули по кремовой коже ее груди, окаймленной глубоким вырезом платья.

Филипп подошел еще ближе, и Маргарет ощутила, как ее окутывает тепло, исходящее от его стройной фигуры, сообщая ей тревожное ощущение его близости.

Маргарет зачарованно смотрела, как он поднял руку и легко провел кончиком пальца по краю ее декольте. От его пальца словно исходил жар, проникая в ее плоть и подрывая решимость держаться от него подальше.

Она приглушенно застонала, когда его палец пробрался под ткань платья и дотронулся до соска. Инстинктивно Маргарет отпрянула.

— Что вы делаете? — выпалила она первое, что пришло ей в голову. Его темные брови взлетели насмешливо-удивленно.

— Разве вам не понятно?

Маргарет вздрогнула — в голосе его звучала язвительность. В этой словесной битве силы были равны.

— Чего именно вы хотите? — Она сделала еще одну попытку.

— Вас, — резко ответил он, — У меня гораздо больше денег, чем у Гилроя.

— Но я люблю Джорджа, — в отчаянии пробормотала она. Филипп отпрянул, словно его ударили, и гневно посмотрел на нее. Маргарет не поняла, чем вызвано это негодование. Он, судя по всему, считает, что она на содержании у Джорджа, так почему же ей не любить его?

— В это трудно поверить!

— А я и не прошу вас верить этому. И вы так и не объяснили мне, почему вы врываетесь в мою комнату. — Она перешла в наступление.

— У вас нет никаких своих комнат, когда дело касается меня. — Голос его стал жестче. — Пока я не закончил свои дела с вами, вы будете делать то, что вам велят.

— Да, сэр, — проговорила Маргарет сквозь стиснутые зубы, удерживаясь от желания ударить его. Ударить как следует. Схватить за тщательно завязанный, девственно-чистый галстук и трясти, пока у него не застучат зубы. Чтобы как-то заставить его понять, что, хотя она и незаконный ребенок, это еще не значит, что она не человек. Человек, который имеет такое же право на уединение, как и он.

— Да, Филипп, — поправил он.

— Да, Филипп!

— Уже лучше. Никогда не забывайте, что женщину украшает смирение.

«Неужели его драгоценная Роксана была смиренницей? И испортила его на всю жизнь? Лично для меня это не имеет значения, — успокоила себя Маргарет. — Я не намерена оставаться рядом с этим человеком ни минутой дольше, чем должна».

— У вас есть весьма раздражающая привычка погружаться в мир мечтаний, — посетовал он.

— Если бы это была моя единственная раздражающая привычка!

— Я не сказал, что это ваша единственная дурная привычка. Но хватит об этом. Я зашел, чтобы осмотреть вас перед выходом.

— У меня такое ощущение, будто я одета в форму и вооружена мушкетом, — пробормотала она.

— Это платье и есть форма, а женщина ранит куда страшнее, чем какой-нибудь мушкет.

Маргарет заметила, что в глазах его появилось суровое выражение. Интересно, о чем это он вспомнил?

— Темно-синий цвет этого платья подчеркивает ваши глаза, как я и ожидал, — проговорил он с безразличным видом, отчего на нее повеяло холодом. — Но я полагаю, что для полноты картины к нему нужно ожерелье. Думаю, что это должны быть бриллианты. — Филипп помолчал. — Ступайте вниз и скажите Комптону, чтобы подавали карету. Я встречу вас в гостиной.

Он резко повернулся и вышел.

Маргарет тяжело вздохнула. Она не понимала почему, но каждая встреча с Филиппом эмоционально опустошала ее.

Захватив накидку из серебряных кружев, она поспешила вниз, чтобы отыскать Комптона. Не стоит мешкать и давать Филиппу предлог снова прийти в ее комнату.

— Ах, вот и вы, Маргарет, — поприветствовала ее Эстелла, когда она вошла в гостиную.

При виде платья Эстеллы глаза у Маргарет расширились. Юбку из пурпурного атласа украшали многочисленные ряды оборок, а декольте… Под взглядом широко раскрытых глаз Маргарет Эстелла весело рассмеялась, уверенная, что та в восхищении от ее наряда.

— Какая вы модная! — Маргарет постаралась, чтобы голос ее звучал искренне.

Эстелла пожала плечами, и Маргарет затаила дыхание, испугавшись, что эта леди выскользнет из своего тесного лифа. Но к счастью, большая часть бюста Эстеллы осталась прикрытой.