Незримый гений (СИ)

Откинувшись в кресле, он положил ручку. Теперь Ария принадлежала ему на законных основаниях. Глядя на собственную размашистую подпись, он не мог не испытать секундного сомнения. Вспышка неуверенности пробилась сквозь триумф, заставив улыбку перейти в хмурую гримасу. «Если я сделаю это… пути назад не будет». Последние слова брата всплыли в голове Эндрю, несмотря на то, что он потратил часы, чтобы забыть их.

— Мне совсем не нравится то, что ты делаешь, Эндрю… что ты планируешь сделать. Отпусти ее.

Лежащие на столе руки Эндрю затряслись, и его эмоции затопила вина. «Что я делаю? Что я делаю? — Отпихнув от себя документы, он потер лицо ладонями, чувствуя, будто находится на грани некоего важного прозрения, но боится сделать последний шаг в неизвестность. — Не слишком ли далеко я зашел? Не позволил ли своей единственной попытке все исправить стать тем самым ядом, что разлагает мою душу? Брилл… Бри… почему ты просто не выбрала меня? Почему меня один раз в жизни нельзя было увидеть как лучшего?» Мука рвала его душу, и эти давно погребенные вопросы больше невозможно было замолчать.

«У меня есть выбор… Я могу просто отступить». И на мгновение Эндрю представил себе, что любит Брилл достаточно сильно, чтобы на самом деле отпустить ее, — но этот момент слишком быстро одолели годами изводившие его концентрированный гнев и подавленный тщеславный эгоизм. Решительно повернувшись, Эндрю открыл один из ящиков стола и вытащил бутылку бренди, запрокинул ее и, не переводя дыхание, сделал несколько отчаянных глотков. Отставив бутылку, он подождал, пока алкоголь согреет кровь и окутает разум успокаивающим туманом. Он больше не чувствовал себя балансирующим на грани какого-то ужасающего озарения.

Неуверенность рассеялась, плохие воспоминания растворились, и Эндрю ощутил, как к нему возвращается жесткий самоконтроль, ощутил, как темная кипящая энергия одержимости проносится по его чувствам подобно урагану. Отбросив сомнения и столь близко ощущавшийся момент прозрения, Эндрю спокойно сделал глубокий вдох. Выражение его лица стало леденяще холодным и твердым, как каменная статуя; он достал чистый лист бумаги, чтобы написать записку своим адвокатам. Сунув письмо и подписанный договор о попечительстве в новый конверт, он отложил его в сторону, чтобы позднее отправить. Все шло так, как он и планировал, и теперь — только чтобы доказать себе, что не изменит своего решения, — Эндрю написал вторую записку директорам Оперы. В письме он предлагал устроить в честь вечера повторного открытия театра бал-маскарад, все это время полностью отдавая себе отчет, что они не смогут отказать в просьбе своему новому покровителю.

«Больше никаких сомнений. Теперь я знаю, что должен делать. Она будет моей… даже если ради этого мне придется перебить половину жителей Парижа. И просто для того чтобы убедиться, что на ее сердце больше нет претендентов, я уложу этого проклятого человека в маске в могилу. Больше никаких трюков… никаких уловок… нет, на этот раз мне придется быть более прямолинейным. Прямолинейным, как пуля в голову».

«Она будет моей…»

*

Зарывшись в груду покрывавших ее кровать одеял, Брилл пыталась игнорировать раздражающий холод, который посылал дрожь вдоль позвоночника. Когда мурашки переползли на руки, она, открыв один глаз, уставилась на дальнюю стену. Со стоном оставив усилия вновь уснуть, она перекатилась и забросила руку на другую половину кровати, с улыбкой шаря среди простыней в поисках теплого тела Эрика. Когда ее пальцы вместо тела наткнулись лишь на оставленное им углубление, уже успевшее остыть от несомненно длительного отсутствия, улыбка увяла.

Приняв сидячее положение, Брилл растерянно оглядела комнату, не обнаружив нигде ни намека на присутствие Эрика. Натянув простыню, чтобы прикрыть обнаженное тело, она перебросила ноги через край кровати и прошлепала к двери. Высунув голову в коридор, она позвала Эрика, но ответа не получила.

Вернувшись обратно, Брилл поплотнее запахнулась в простыню, чтобы защититься от никуда не девшегося холода. Полная тишина в комнате внезапно показалась ей малость тревожащей. «Я и забыла… что это место так глубоко под землей. Он очень старался, чтобы сделать его похожим на дом, но все же… в действительности это скорее каменная гробница». Бросив короткий взгляд вверх, Брилл подошла к стоящему в углу комнаты гардеробу. Открыв одну из дверец, она заглянула внутрь, на висящую в нем восхитительную одежду, прекрасно сознавая, что каждое из платьев было пошито для другой женщины.

Вытащив симпатичное бледно-голубое платье, Брилл сняла простыню и облачилась в подобающие слои нижнего белья. Немного повозившись с одеждой, которая явно была предназначена для более худой фигуры, она застегнула ряд маленьких белых пуговок впереди, с трудом сладив с верхними пуговицами лифа на груди. «Во имя всех святых, эта девушка, должно быть, питалась одним воздухом, чтобы стать такой худенькой!» — кисло подумала Брилл, стараясь дышать неглубоко, чтобы не растягивать сильнее необходимого и без того плотно сидящее платье.

Повернувшись, она подошла к стоявшему у одной из стен ростовому зеркалу, чтобы посмотреть на себя. По мере того, как она изучала свое отражение, с ее лица медленно сползло угрюмое выражение. Проведя ладонями по затейливо вышитому лифу, Брилл не сумела сдержать расцветший на щеках довольный румянец. Бледно-голубой шелк выгодно оттенял цвет ее глаз, придавая им мягкий оттенок старинного серебра, и, хотя платье было тесным, пошито оно было отлично. Взяв с комода коробочку шпилек, Брилл заколола волосы в простой пучок на макушке. «Что ж, может, я и не могу дышать, но будь я проклята, если у Эрика не прекрасный вкус. Давненько я не нашивала таких чудесных платьев».

Слегка воспрянув духом, она улыбнулась, вышла за дверь и направилась в органную комнату. Остановившись на пороге, она оглядела помещение. Сейчас была освещена лишь половина пространства, большая часть толстых белых свечей стояла в своих канделябрах незажженной; тени добавляли этому месту ощущения тишины, почти заброшенности. Рассеянно пробежавшись пальцами по мягкому шелку платья, Брилл стряхнула очередную волну смятения и двинулась вперед. «Как он не сошел с ума, живя здесь в полном одиночестве? Здесь так тихо… словно я осталась единственным человеком в мире».

Нуждаясь в чем-нибудь, чтобы отвлечься от того факта, что она одна-одинешенька в месте, откуда она понятия не имеет, как выбраться, Брилл подошла к столу и задвинула все стулья. Составив вместе несколько разбросанных книг, она подняла их и пристроила на ближайшую полку. Теперь, расслабившись оттого, что не нужно думать, насколько пугающим кажется озеро, протянувшееся во тьме справа, Брилл принялась собирать скомканные листы бумаги, разбросанные по всему полу вокруг органа. Вывалив забракованные сочинения в мусорную корзину, она не могла не подивиться тому, каким безалаберным становился Эрик, когда сосредотачивался на своей музыке. Повсюду вокруг его органа и ближайшего письменного стола в буквальном смысле валялись кучи забытых шариков из пергамента.

— Фу, ну что за неряха, — со смешком пробормотала Брилл и потянулась, чтобы уцепить еще один скомканный листок бумаги возле самого стола. — Кто бы мог подумать, что он такой неопрятный. Он всегда так тщательно следит за своим внешним видом.

Уже готовая кинуть этот последний шарик к прочему мусору, она заметила, что — в отличие от остальных — на этом нет нотного стана. Отогнув пальцем уголок, Брилл сумела разглядеть толстые линии и тени рисунка углем. «Я и не знала, что он рисует». Отставив мусорную корзину, она выпрямилась и с улыбкой разгладила листок на столе. И моментально узнала нарисованную на нем девушку. Брилл плюхнулась на ближайший стул и вперилась в улыбающееся лицо Кристины. Что-то в ее сердце надорвалось, и она отпихнула рисунок в сторону, отчаянно пытаясь успокоить внезапно ставшее поверхностным дыхание.

«Он рисовал ее…» — оцепенело подумала Брилл; боль омыла ее сокрушающей волной. Ее вновь придавило одиночеством пустой комнаты, оставив дрожащей и прислушивающейся к эху собственного дыхания, звучащего слишком громко для ее ушей. Сжав губы, Брилл пыталась хоть как-то сладить со своими быстро сорвавшимися в штопор эмоциями. «Перестань так драматизировать. Он может делать все, что ему угодно… это всего лишь рисунок. Кроме того, он валялся на чертовом полу…»