Добровольная зависимость (СИ)

Я была поражена этим комплиментом, ничего подобного я не ждала. Ещё какое-то время мы молчали, пока он не закончил и не отложил полотенце в сторону. Он не распускал рук, не лез ко мне с грубостью, а ведь я читала о первой брачной ночи совсем другое, не считая нескольких однообразных романов.

А Коллет никогда не рассказывала мне о том, как прошла её брачная ночь.

— Почему вы всё-таки пришли? — осмелилась спросить я, хоть и говорила с трудом.

— Где же быть мужу, как не в постели новобрачной в их первую ночь? Или ты думала, что я пренебрегу твоим присутствием?

— Я вовсе не... это не так... не о том речь.

От волнения я всё сильнее дёргала ткань сорочки и смотрела только на собственные дрожащие пальцы.

— О чём же речь? Ты, видимо, совсем не ждала меня.

— Я думала, что вы подождёте хотя бы до возвращения домой.

— Это ни к чему. Нет никакой разницы, где это произойдёт. А завтра... Да, завтра мы будем уже в Лейстон-Холл. У тебя будет всё необходимое, обещаю. Ты играешь? В гостиной у нас стоит спинет, оставшийся мне от... деда. Я играю крайне редко, так что, возможно, тебе он больше пригодится...

Вдруг Готье издал какой-то неопределённый звук — полустон-полурык — и я снова повернулась к нему; он был напряжён, я видела это по его сжавшимся кулакам, по лицу, покрытому испариной, и вдруг для меня стало предельно ясно... «Да он пришёл просто потому, что ты такая же женщина, как все; он будет удовлетворять свою похоть с тобой, пока твои бездействие и неопытность не успеют надоесть. Тогда он найдёт для себя любовницу, если уже не имеет таковую».

Вот, что я думала.

Когда он поднялся и встал прямо передо мной, я охнула от неожиданности; чёрные брюки всё ещё держались на его бёдрах, пусть и без ремня, и я невольно скользнула взглядом по всей его высокой фигуре. Сейчас он казался куда крупнее, чем в одежде; сгорая со стыда и краснея, я уставилась на его плоский живот.

Следующее его действие никак не вязалось ни с чем произошедшим ранее и после. Он глухо позвал меня по имени, дождался, пока я посмотрю ему в лицо, затем медленно завёл руки за голову и снял свою повязку.

Едва сдержав крик ужаса, я закрыла ладонью рот... и вдруг поняла, что всё это время выдумывала совершенно невероятные вещи. Его глаз был абсолютно цел, но верхнее веко пересекала яркая полоса, словно кто-то пытался сделать на коже надрез. Его зашивали, я видела тонкие нити, продетые через кожу. Участок же кожи вокруг глаза покраснел от натёртости ткани.

— Что с вами случилось? — спросила я, поражённо глядя на него. — Кто это сделал?

Он закрыл глаза, распрямил плечи так, что я услышала резкий хруст костей его спины, а после мне показалось, что он вздохнул с невообразимым отчаянием и болью.

— Это моё прошлое пыталось лишить меня зрения, — сказал он, снова глядя на меня. — Оно наказывало меня за грехи.

— Ваше прошлое?

Я не поняла его слов, зато по его дальнейшим действиям поняла, что должно было вскоре произойти. Это было неизбежно, как оказалось, ничто не могло бы предотвратить события той ночи.

Очень медленно он приблизился ко мне, гипнотизируя своим пристальным взглядом, таким диким и безумным из-за увечья, что я невольно попятилась назад. Но его сильные руки парой резких движений опрокинули меня на спину, и через мгновение я уже была прижата его телом к кровати.

— Невероятно красивые губы! Как же можно обделять их поцелуями? — прошептал он в паре дюймов от моего лица. — Однако, больше всего меня интересуют губы, скрытые под этим одеянием. Я хочу на них посмотреть. Но сначала... закрой-ка глаза...

Я подчинилась, и в ту ночь я делала всё, чего бы он ни попросил. Уже позже я осознала, почему вела себя так, а не иначе: не было никакого смысла в криках и сопротивлении, я никогда в жизни не устраивала истерик, и тогда не собиралась. Его неторопливые действия были знаком того, что, пусть он и не любил меня, зато уважал, как женщину, и никогда бы не сделал мне больно.

Когда его губы касались моих, а горячее дыхание опаляло кожу, я привыкала к новому ощущению разделения этого долгожданного момента — соединения двух тел. Его нежность, проявленная ко мне, поначалу обескураживала, но, по мере того, какими настойчивыми становились его губы и язык, я обнаруживала в себе скрытую где-то в глубине души потребность к ласкам.

Его длинные пальцы пробрались под мою сорочку и очень медленно, с самой искусной осторожностью принялись гладить чувствительную кожу. Всё ниже и ниже. Грудь, живот, бёдра... Я превратилась в живую безвольную куклу под ним, которая стонала от каждого прикосновения. Мне казалось, что жар его тела, тяжёлого и твёрдого, передался и мне; мы могли бы спалить не только простыни, но и саму постель.

Единственный момент напряжения, когда я мимолётно решила, что могу просто умереть, наступил, стоило его пальцам коснуться меня между ног. А я даже не заметила, как до этого он достаточно высоко задрал ночную сорочку и развёл мои колени в стороны! Меня затрясло от ощущения вторжения его пальцев, я едва могла дышать и тем более думать. Но никакой боли, ни намёка на боль!

Возможно, всё могло бы быть иначе: я бы напряглась, возмутилась или разозлилась из-за того, что муж делал со мной... Всё могло бы быть по-другому, если бы в какой-то момент я не услышала, как он застонал, терзая мои губы: более прекрасного и возбуждающего звука я не слышала никогда прежде. Его мягкий, пронизанный чувственностью голос проник в меня, в саму мою душу, как его пальцы, что ласкали мою плоть в тот момент, подготавливая к большему.