Пятнадцатый пассаж (СИ)

- Мадемуазель, - проговорил он, оказавшись возле нее, тем же голосом, что несколько недель назад, когда хотел помочь ей сойти с экипажа.

Она вздрогнула, растерянно взглянула на окликнувшего ее молодого мужчину, и лицо ее стало непроницаемым.

- Мы не знакомы, сударь, - даже голос ее оказался таким же ледяным, как и взгляд, который вновь достался офицеру.

- Мы не были представлены и только-то. Но вас я знаю, - он улыбнулся, щелкнул каблуками сапог и кивнул: - Штабс-капитан Гешвенд. Максим Максимыч. К вашим услугам, мадемуазель.

Ответом ему стал шорох юбки и быстрый стук каблучков туфель удаляющейся барышни.

Он снова смотрел ей вслед, как тогда, когда впервые увидел. И один уголок его губ медленно пополз вверх, искажая лицо кривой усмешкой. В его глазах цвета грозы отражались не люди на пристани, а единственная тонкая фигура в светлой накидке, которая спешно шагала прочь от него, ни разу не оглянувшись.

Пассаж четвертый. Внезапный

Вечера у полковника Гладышева были тем немногим, что хоть отчасти скрашивало пребывание штабс-капитана Гешвенда в Севастополе. Каждый четверг полковник собирал в доме офицеров с позволения дорогой своей супруги Елены Михайловны. Кутежей не допускал. Был строг по этой части. Однако некое разнообразие в мирное течение жизни вносил. В доме хорошо кормили, всегда имелся неплохой табак, и общество образованных людей было несколько более приятным, чем бесконечная муштра солдатья.

Максим Максимыч обыкновенно ездил к Гладышеву верхом. Конем своим, Ветром, он любил щегольнуть перед окружением. Тот был неизменным предметом его гордости и зависти прочих. Пользуясь здесь, вдалеке от столицы, некоторой свободой, подчас он объезжал верхом окрестности, и красивый штабс-капитан на вороном коне теперь уже стал привычным зрелищем в городе и не казался столь экзотичным, как прежде.

В тот вечер все шло из рук вон плохо. Конь захрипел с утра. Пришлось искать лекаря. Тот ворчал, что не иначе животное застудилось. Гешвенд сердился. Проведя весь день на конюшне, в конце концов, оставил Ветра на попечение денщика.

К Гладышеву тоже теперь опаздывал.

Когда входил в дом, шумные разговоры из гостиной уже слышны были и на первом этаже. Торопливо пересекая совсем пустой в это время коридор, он, к собственному изумлению, вдруг столкнулся с мадемуазель Игнатьевой, покидающей комнаты госпожи Гладышевой. Елена Михайловна была одной из первейших заказчиц Варвары Львовны, и нынче они обсуждали платье к Синопскому балу.

Завидев штабс-капитана, Варя вздернула подбородок и поджала губы, с явным намерением миновать сие нечаянное препятствие. Но не тут-то было. Едва увидав выражение ее хорошенького и такого высокомерного личика, Гешвенд тут же ускорился и, оказавшись прямо перед ней, широко расставил ноги, не давая ей пройти дальше.

- Какая приятная внезапность, мадемуазель! - нарочито радостно заявил он. - Вы здесь.

- Позвольте мне пройти, сударь, - строго проговорила Варя, норовя его обойти.

Пренебрежение модистки, признаться, Гешвенду порядком поднадоело. Он окинул взглядом ее сердитую фигурку. Казалось, на ней сердятся даже шляпка с перчатками. От этого сделалось смешно. Он шагнул к ней, отчего расстояние между ними резко сократилось, и теперь почти уперся в ее грудь.

- И куда это вы вечно торопитесь? - полюбопытствовал Максим Максимыч.

- От вас! - девушка недовольно выдохнула и отступила назад. - Ни одна порядочная барышня не позволит вам приблизиться к себе!

- Вот как? - черная бровь изогнулась. - Ваши слова ранят в самое сердце. Я ведь с самыми честными намерениями.

С этими словами, будто бы им в подтверждение, он резко склонился к Варе и самым нахальным образом завладел ее губами. Но ненадолго - ее ногти вонзились в его шею. Коротко выдохнув от неожиданности, Гешвенд выпустил свою внезапную добычу.

- О том, что ваши поступки разнятся с вашими словами, наслышан весь город, - заявила Варя, поправляя капор. - А также об обстоятельствах вашего перевода на службу сюда и о вашей репутации бретера и волокиты. И если вы, господин штабс-капитан, еще раз позволите себе подобную вольность, я позову городового!

- Да хоть Его Императорскому Величеству отпишите, - рассмеялся он. - На меня давно махнули рукой.

И он снова навис над ней. Но Варя юркнула под его руку, и юбки возмущенно зашуршали по паркету коридора прямо к выходу. Она была так сердита, что не заметила под лестницей двух офицеров, из последних сил сдерживающих смех.

- Премило! - рассмеялся князь Щербатов, показываясь на свет. - Какой пассаж!

- Я полагаю, твой смех, Михаил Александрович, здесь не вполне уместен, - рявкнул Гешвенд. Еще не хватало, чтобы об этом происшествии стало известно.

- Отчего же? - искренне удивился подпоручик Шубин, также посмеиваясь.

- Оттого что смеется тот, кто смеется последним, так сказывают. Кобылка норовиста, так и наездник опытный.

- А это как посмотреть, Максим Максимыч, - снова прыснул Щербатов. - Пока кобылка ускакала, оставив наездника ни с чем.

Гешвенд побледнел и окинул недобрым взглядом приятелей.

- Дайте срок, господа, - процедил он сквозь зубы. - Дайте срок. К зиме я покажу вам подвязки ее чулок.

- Выкупите у ее кухарки? - откровенно забавлялся князь.

- Ну отчего же у кухарки? - растянул губы в усмешке штабс-капитан. - А желаете пари, поручик?

- Пари?

- Пари, пари. Коли до конца осени означенная особа не станет смотреть на меня влюбленными глазами, презрев отца и свет, я буду должен вам... ящик шампанского? Седло? Ружье? Хаудах мой помнишь?

Брови князя удивленно взмыли вверх. Шубин помалкивал.

- Коня! - сказал Щербатов.

- Ветра?

- Да. Отдашь своего Ветра.

Гешвенд скрежетнул зубами и протянул ему руку.

- Не отдам. Я выиграю это пари. Шубин, разбейте!

- К вашим услугам, господа! - подпоручик улыбнулся и резанул ладонью воздух и руки заключивших пари офицеров.

Весь последующий вечер штабс-капитан Гешвенд то и дело касался пальцами саднящих следов на шее. Жена полковника буравила его тяжелым взглядом. И только Гладышев, громко хохоча, когда супруга вышла, всерьез спросил: «Эк вас, Гешвенд! Кошка или собака?»

Пассаж пятый. Представление

- Дневное платье, Ваше Сиятельство, можно сделать из шерстяного фая. Я на днях видела такой в лавке Гендлера. Очень пойдет к вашим глазам. На юбке пустим две широких оборки с купонным узором, им же отделаем рукава и пелерину. И обязательно короткий шлейф. Нынче это в моде. Серебряную пряжку к поясу и пуговицы можно выбрать у Дайбера.

Натали задумчиво разглядывала рисунки в журнале. Этот самый журнал она лично и привезла с собой из Петербурга. И в итоге подарила модистке, у которой руки были золотые. В этом утверждении княжна уже не сомневалась. После нескольких нарядов, что мадемуазель Игнатьева шила для нее, сомнений остаться не могло. Да и сама модистка была разнаряжена, как с картинки.

- Хорошо, пусть будет фай, - согласилась Наталья Александровна. - Но шлейф на дневном платье... Варенька, вы уверены, что нас правильно поймут?

- Через полгода сами такие же начнут заказывать, - отмахнулась Варя. - Это новый крой юбки. Спереди ткань ложится по кринолину, а сзади расширяется, от чего сильно ниспадает, образовывая шлейф.

- Что ж, вам виднее, моя дорогая. Мне это все с собой в Петербург везти. А там ошибок не прощают.

- Не беспокойтесь, Наталья Александровна. Конфуза не случится. Вы когда собираетесь уезжать?

- Дорога далекая. Называется, приехала повидать братца, - рассмеялась княжна Щербатова. - Но к Николину дню все же надеюсь поспеть. Сколько вам нужно времени для платья?

- Я обязательно успею к вашему отъезду, - улыбнулась модистка.

- Было бы чудесно! - обрадовалась Натали, поднялась с кресла, надела накидку и перчатки и снова улыбнулась: - Что ж, я отнимаю ваше время. Дайте знать, когда приходить на примерку. Все, что нужно, заказывайте, я оплачу. Вот вам мое добро. И вот что... примите уж мое приглашение на чай, будьте любезны.