Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

И она продолжала напевать эту проклятую песню «Возле озера Лох-Ломонд».

— Ты слышишь меня? — спросил он, хватая ее за руку.

— Да, дорогой, — пропела Бри, хлопая ресницами с насмешливой покорностью. Это его рассердило, и он развернул ее к себе.

— Я серьезно, — сказал он, глядя в ее широко открытые синие глаза, в которых все еще таилась усмешка. Он сжал запястье Брианны, и в его широкой ладони ее пальцы показались ему тонкими и хрупкими, несмотря на ее высокий рост. Внезапно ему привиделось, как кости проступили сквозь ее кожу: широкие высокие скулы, купол черепа и длинные белые зубы в вечном оскале.

Он дернул ее к себе и сильно поцеловал, стукнувшись зубами об ее зубы, не обращая внимания на боль, которую мог причинить.

Она была в одной рубашке, и он не потрудился снять ее; просто толкнул жену на кровать и задрал ей подол. Она потянулась к нему, но он не позволил ей дотронуться до себя, прижав ее руки к одеялу и навалившись на нее всем весом своего тела, вдавливая ее в матрац, двигаясь на ней и ища уверенности в тонкой плоти, прикрывающей ее кости.

Они двигались в молчании, осознавая присутствие спящего ребенка. И где-то в середине ее тело ответило ему глубоким потрясающим образом, для которого нет слов.

— Я серьезно, — повторил он тихо в мягкую путаницу ее волос некоторое время спустя. Он лежал на ней, обхватив ее руками и не давая ей двигаться. Она дернулась, и он сжал ее сильнее, удерживая под собой. Она вздохнула, и он почувствовал, как ее зубы мягко впились в его плоть под ключицей. Она укусила его. Не резко, но медленным всасывающим укусом, который заставил его задохнуться и отстраниться от нее.

— Я знаю, — произнесла она и, вытащив освобожденные руки, обхватила его спину, прижимая его к своей теплой влажной мягкости. — И я серьезно.

«Ты этого хотела?» — прошептал он теперь вслух, но тихо, чтобы не разбудить ее. Тепло ее спящего тела просачивалось сквозь одеяло; она не проснулась.

Если в произошедшем было то, чего она хотела, то что точно? Она ответила на грубую животную природу его любовных ласк? Или она почувствовала силу того чувства, которое лежало за ними — его отчаянную потребность видеть ее в безопасности?

И если это была грубость… он сглотнул, сжимая кулаки при мысли о Стивене Боннете. Она никогда не говорила, что произошло между ней и Боннетом, и для него было немыслимо спросить ее об этом. И совсем немыслимо было предположить, что в том насилие было нечто, постыдно возбудившее ее. И все же она действительно возбуждалась в тех редких случаях, когда он был вынужден брать ее резко, без его обычной мягкости.

Теперь ему было не до молитв.

Он чувствовал себя, словно в рододендроновом лабиринте — куда бы он не повернул, всюду были переплетенные влажные корни и нависающие листья. Сумрачные туннели, казалось, давали надежду на спасение, но вели только к новым поворотам.

Его душа снова болела; его кожа горела, а ноги подергивались от нервных спазмов. Над ухом заныл комар, и он хлопнул по нему, но, конечно, опоздал. Не имея сил лежать неподвижно, он тихо выскользнул из постели и сделал несколько приседаний, чтобы расслабить стянутые узлом мускулы.

Это принесло некоторое облегчение; он лег на пол и стал отжиматься, тихо ведя счет. «Один. Два. Три. Четыре». Концентрируясь только на растущем горении в груди и плечах, на успокоительной монотонности счета. «Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…»

Наконец, когда его мускулы задрожали от усталости, он поднялся, открепил шкуру на окне и встал возле него голый, впитывая влажный холодный воздух. Он, наверное, впустил много москитов, но также мог выпустить комара, который не давал ему спать.

Лес был посеребрен лунным светом, и слабый отсвет огня в его глубине говорил о лагере милиции, который был там расположен. Они приезжали весь день на мулах или косматых лошадках с мушкетами, положенными поверх скатанных одеял. Он уловил звук голосов и короткий смех, донесенные до него ветерком. По крайней мере, бодрствовал не он один, и эта мысль успокоила его.

В дальнем конце полянки с боковой стороны большого дома замерцал более яркий свет. Фонарь, две фигуры, идущие рядом, одна высокая, другая пониже.

Мужчина что-то вопросительно произнес рокочущим голосом; Роджер узнал голос Джейми, но не смог разобрать слова.

— Нет, — ответил голос Клэр, ясный и звонкий, теперь, когда они подошли ближе. Он видел легкие движения ее рук, обрисованные светом фонаря. — Я грязная после посадки. Собираюсь сначала помыться. А ты иди и ложись спать.

Большая фигура, поколебавшись, вручила ей фонарь. Роджер на мгновение увидел освещенное фонарем женское лицо, поднятое вверх с улыбкой. Джейми наклонился и коротко поцеловал ее.

— Поторопись, — сказал он, и Роджер мог слышать ответную улыбку в его голосе. — Я не могу спать без тебя, сассенах.

— Ты уснешь сразу же, как только коснешься головой подушки — произнесла она с добродушной насмешкой и замолчала.

— Нет, не сразу, — фигура Джейми растаяла в темноте, но ветерок дул в сторону хижины, и его голос донесся туда из ночных теней. — Но я вряд ли могу делать что-нибудь другое, если тебя нет рядом, не так ли?

Клэр тихо рассмеялась.

— Начинай без меня, — сказала она, направляясь к колодцу. — Я присоединюсь к тебе.

Роджер ждал возле окна, пока не увидел, как она вернулась с фонарем, раскачивающимся от ее быстрых шагов, и вошла внутрь. Ветер поменял направление, и он больше не слышал людей в лесу, хотя костер еще горел.

— Ты рано, дружок, — произнес он и легонько подтолкнул пальцем светлячка. — Думаешь, кто-нибудь еще есть снаружи?

Светлячок сдвинулся на несколько дюймов и остановился, мигая светящимся животиком.

Он посмотрел на лес; его коже стало холодно, и грудь покрылась гусиной кожей. Он рассеяно потер ее и почувствовал место, где она укусила его. «Останется ли оно до утра?» — подумал он.

Потянувшись, чтобы прикрепить кожу на место, он уловил отблеск лунного света на стекле. Маленькая коллекция личных вещей Брианны лежала на полке возле окна: пара черепаховых гребней, подаренных ей Джокастой, серебряный браслет, маленький стеклянный флакон пижмового масла, два или три кусочка губки возле него и большая банка с семенами атаманты. У нее сегодня не было времени воспользоваться маслом пижмы, но он был готов поклясться жизнью, что она успела принять семена атаманты днем.

Он подтолкнул кожу по краям окна и отправился к кровати, остановившись перед колыбелью, чтобы послушать теплое дыхание ребенка. Джем сбросил одеяло с ног. Роджер поднял сетку и укрыл его, подвернув одеяло. Его рука наткнулась на что-то мягкое… о, тряпичная кукла Джемми, которую он прижимал к груди. Роджер постоял мгновение, держа руку на спине ребенка, проникаясь спокойным ритмом его дыхания.

— Доброй ночи, малыш, — прошептал он, наконец, и коснулся его круглой попки. — Да благословит тебя, Господь, да сохранит он тебя.

Глава 58

С днем рождения

1 мая 1771 г.

Майский военный лагерь

Я проснулась на рассвете, разбуженная каким-то насекомым, пробирающимся по моей ноге. Я дернула ею, и насекомое торопливо спрыгнуло в траву, очевидно, испугавшись того факта, что я оказалась живой. Я на всякий случай поджала пальцы ног, но не обнаружив больше никаких незваных гостей на одеяле, глубоко вдохнула свежий воздух и расслабилась.