Там за Вороножскими лесами. Зима (СИ)

- Приманки нет, все птицы склевали, - подхватил новый разговор Горшеня, - сначала надо за ягодой сходить.

- Какая ягода? Опомнись, божьи птахи все подъели, снег выше колена!

- Так снег - это и хорошо. Я там, в овраге терновника заросли нашел, то, что надо. Птицы ведь когда ягодки склевывают, они часть в снег роняют. А еще, наверное, на нижних ветках плоды какие есть, птахам под снег не забраться, а мы раскопаем, да соберем. Может и на кисель хватит.

- Вот еще придумал, чтобы вои дружинные по сугробам ягоды за птицами подбирали! - возмутился второй десятник.

- Есть захочешь и не туда залезешь, - отмахнулся Горшеня. Он твердо решил, что люди Олексича голодать при нем не будут, и изыскивал все новые и новые способы добыть пропитание. Старый десятский помалкивал, что уже послал сына и Нижатку тайком проследить за местными, где они и как ловят рыбу. Покупать у вороножских улов по безбожной цене Горшеня не собирался.

[1] - Стрый - дядя по отцу.

5.

Демьян пошел со своими собирать мерзлый терн. В тайне он надеялся, что дева опять выйдет на лед или по какой надобности будет крутиться у городни. Но за стенами заставы ольговцев встретила унылая пустота. Пока вои ползали в овраге на коленях, выискивая маленькие сморщенные ягодки, и радуясь, как дети, каждой находке, Олексич с мрачным выражением лица бесцельно мерял сугробы. Память услужливо подсовывала то теплые девичьи губы, то лучистые глаза, то нежные ручки. «Побоялась она, что я обману, сделаю, как князь советовал, что бесчестье ей будет. Вот и не показывается, а если бы я встретил ее еще раз, так все бы объяснил... Если бы встретил...»

Вернулись под вечер, голодные и уставшие. Проня, оставленный за кашевара, суетился у очага, помятое лицо, говорило о том, что он проспал счастливым богатырским сном до заката, и еды сотоварищам придется ждать долго.

- Тебя, дурень, зачем оставляли! - накинулся на него Первуша. - Есть охота, аж животы сводит, а он только котел на огонь ставит.

- Да я не виноват, то домовой меня одурманил, сон напустил, - оправдывался Проня, роняя под ноги черпак. - Говорил я, задобрить его нужно, кашки на ночь в уголок поставить, а то проказничать начнет. Не дали, вот и озорничает.

- Я те сейчас как дам тем черпаком по макушке, так и домового задабривать не придется, в следующий раз каша сама вариться станет, - пригрозил десятник, показывая нерадивому кашевару кулак.

- Ну, здесь дело долгое, - махнул рукой Демьян, - пойду я к князю. Горшеня отсыпь терну, снесу.

В горнице у князя было томно жарко. Александр в одной исподней рубахе валялся на широкой лавке.

- Явился? - лениво протянул он, потягиваясь. - Где бродили? Опять за перепелами ходили?

- Вот, княже, побаловаться тебе принес, - Демьян поставил на стол невысокий туес с мерзлым терном.

- Сметливые у тебя людишки, - подивился Александр, подсаживаясь к столу. - Слышал, воевода из Чертовиц вернулся, говорит, кабанчики в округе появились? На охоту зазывает. Завтра поедем, косточки поразомнем, это тебе не перепелки. Эх, на вепря бы выйти в одиночку да местным носы утереть! - молодой князь мечтательно прикрыл глаза.

- Это да, - согласился Демьян.

В дверь робко постучали.

- Входи! - крикнул Александр.

Появилась нечесаная голова меньшого Горшеньки.

- Я это... мне Демьяна Олексича надобно, - промямлил он, низко кланяясь.

- Ну, чего там стряслось? Первуша Проньку черпаком убил? - усмехнулся боярин.

- Да нет..., - замялся парнишка, растерянно поглядывая на князя.

- Говори уж, - махнул рукой Демьян.

- Там к тебе девица приходила.

Олексич так быстро рванул к Горшеньке, что чуть не опрокинул стол, Александр на лету подхватил, готовый рассыпаться синими ягодами, туес.

- Тише ты, окаянный, - засмеялся он.

- Что за девка? Какая из себя? - Демьян нетерпеливо дернул отрока за рукав.

- Красивая такая, - Горшеня описал в воздухе руками довольно дородную фигуру.

- Может такая? - Олексич нарисовал более стройный стан.

- Де нет, боярин, вот такая, - опять широко развел руки парнишка. - Я же говорю, красивая.

- А роста? - у Демьяна еще была надежда.

- Вот такая, - провел Горшенька гораздо ниже, чем хотелось бы боярину.

- Ай, да Робша! Всех местных девок околдовал, сами к нему приходят! - князь заливисто расхохотался.

Демьян равнодушно отвернулся, возвращаясь к столу.

- Она передать просила..., - начал отрок.

- Ступай! - одернул его Олексич.

- Как это ступай? - замахал руками князь, подмигивая Горшеньке. - Сказывай, что она там боярину передала?

- Сказала, дескать, ее хозяйка прощения у Демьяна Олексича просит, а за, что он, мол, сам ведает. Да, чтобы на нее не серчал, гостинец ему передала.

Под ошеломленным взглядом Демьяна Горшенька метнулся в сени, занес огромный узел и с поклоном поставил на стол.

- Вот, - выдохнул он.

- А как хозяйку зовут, ты спросил?! - разволновался Олексич.

- Так я думал, ты ведаешь, - парень удивленно захлопал ресницами.

Князь снова расхохотался.

- Дурень, ты, дурень, - вздохнул Демьян.

- Давай уж смотреть, что там за подарочек, - Александр нетерпеливо начал развязывать края большого шерстяного платка, в котором оказался берестяной короб.

- Ого, - присвистнул он, доставая большой пшеничный каравай. - Теплый, представляешь, еще теплый!

От вида аппетитной румяной корочки все трое сглотнули слюну.

- Кто же она - твоя зазноба? В городце голодно, князья ржаной хлеб напополам с лебедой едят, а тут такое богатство, - Александр опять запустил руку, выставляя на стол небольшой горшочек, горло которого было перевязано тряпицей. - Мед! Мед! - закричал он, сдергивая холщевую крышечку.

Демьян наклонился над горшком, там был не хмельной напиток, не сбитень, а самый настоящий мед, летний дар трудолюбивых пчел, растопленный чьей-то заботливой рукой, и от того янтарный и тягучий. Парень не удержался и обмакнул мизинец, золотая капля игриво побежала по пальцу, приятно холодя кожу.

На дне короба оказалась рубаха из искусно сработанного тонкого сукна, окрашенная в зеленый цвет с узором из диковинных цветов и длинноногих петушков по вороту и подолу. Воистину княжеский подарок! Демьян, глупо улыбаясь, таращил глаза на щедрый девичий дар.

- Вот тебе и дочь воротника! - изумленно выронил Александр. - Хорошо здесь воротники живут. Робша, а не податься ли нам в дозорные вороножские, а? Как думаешь?

Олексич не хотел думать. Осознание, что дева его помнит и привечает, затмевало все остальное. Он отрезал от каравая одну треть и отложил на стол, большую часть сунул Горшеньке:

- На, отцу отдай, путь поделит на наших. Ступай.

Отрок с поклоном удалился.

Князь с боярином, осенив себя распятием и прошептав молитву, сели есть, макая пшеничные ломти в мед.

- Послушай Робша, забудь ты эту деву, - неожиданно сухо сказал князь.

- Как? - Демьян перестал жевать.

- А так, - Александр слегка кашлянул в кулак. - По всему выходит разбойника она дочь, с бродниками якшается.

- Да ты о чем? - Олексич подался вперед, упирая руки в стол.

- А о том. Ты выслушай, а потом брови хмурить станешь. Посуди сам, у кого сейчас добра столько может быть, только у татей, что на чужое зарятся. Остальные впроголодь живут.

- Не нам чужое добро считать! - вспылил Демьян.

- Одета бедно, а заушницы княгине на зависть, откуда? - продолжал гнуть свое князь.

- Она сказала, от матушки достались.

- А у матушки - бабы простой откуда? Не иначе, муженек с какой боярыни при налете сорвал, да на свою жену повесил.

- Почему «бабы простой»? Как видно, не простые они, раз у девы холопка есть, - оборонялся Демьян.

- Может и не простые, только, что она одна на льду делала, если не простая. Почему холопок не послала холстины стирать, а сама пальчики морозила, а? И зачем так далеко от городни отошла, и у заставы полынью прорубить можно? Не знаешь? А я тебе скажу зачем, нас она поджидала, чтобы в городец пройти помогли, пока воевода в отъезде.