Незримый гений (СИ)

— Меня зовут Брилл Доно… Доннер, святой отец. Простите, что не сказала вам раньше. Думаю, это просто толпа заставила меня разнервничаться.

Понимающе кивнув, священник прошел мимо Брилл в переднюю часть часовни, где прибрал спички и неиспользованные свечи возле алтаря. Повернувшись обратно лицом к ней, он провел рукой по волосам, убирая лезущие в глаза кудрявые пряди.

— Я это понимаю. За кулисами слухи распространяются очень быстро. Вы об этом тревожились?

Улыбка замерцала и стекла с лица Брилл.

— Тревожилась? Что навело вас на эту мысль… — пробормотала она, и все подавляемое смущение с новой силой обрушилось на ее мысли.

— Может, я и священник, мадам Доннер, но я не дурак. Я распознаю тревогу, когда вижу ее, — сказал отец Томас, погрозив пальцем в ее сторону и озабоченно наморщив лоб.

Расслабившись, Брилл послала ему еще одну улыбку. «Как странно, что мне понадобилось столько времени, чтобы найти самого милого обитателя этого места. Конечно, большинство людей, с которыми я работала, были не очень религиозны. У них не было причин упоминать о нем. Я бы хотела, чтобы они упомянули… всегда на пользу, когда есть кто-то, с кем можно поговорить… — Слегка кивнув, Брилл посмотрела на дверь, затем снова туда, где, участливо глядя на нее, стоял отец Томас. — Ну, я просила совета… может, он прямо перед глазами».

— Вы сказали, что обычно принимаете исповеди примерно в это время? — медленно спросила она.

— Хмм… да, — ответил тот.

— Тогда, наверное, вы можете выслушать сегодня мою исповедь? — неуверенно поинтересовалась Брилл, одновременно гадая, верно ли поступает.

Просияв, отец Томас подошел к ней по проходу между скамьями.

— Конечно, могу. Идемте сюда, — взволнованно сказал он и повел Брилл к исповедальням в углу, прежде чем та успела обдумать, что же она делает. Придав лицу более серьезное выражение, он открыл одну из дверей для нее, а затем вошел через другую и закрыл ее за собой.

Оказавшись в заложниках собственного выбора, Брилл сделала глубокий вдох и шагнула в исповедальную кабинку, закрыв ее за собой. Усевшись, она с тревогой ждала, когда отец Томас откроет занавешенное сеткой окошко, соединяющее две крохотные комнатки. «Не ошибка ли это? Могу ли я доверять… господи, Брилл, неужели ты стала настолько циничной, что не можешь доверять священнику? Он духовное лицо… возможно, из этого разговора выйдет что-нибудь хорошее. Мне же необязательно упоминать имена. Это исповедь… а не просто там болтовня о прошлом». В этот момент заслонка на маленьком окошке с тихим щелчком скользнула в сторону, заставив ее слегка подскочить.

Прочистив горло и собравшись с мыслями, Брилл склонила голову:

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась шесть месяцев назад.

— Так давно? Неудивительно, что у вас столько тревог, — почти непринужденно отозвался священник с той стороны перегородки. — Тогда просто начните откуда вам угодно. Что особенно занимает ваш ум?

— Да я и не знаю, с чего начать, — пробормотала Брилл себе под нос, откинувшись затылком на стену позади себя. «Что особенно занимает мой ум… у меня на уме только одно. Нет! Не думай об этом… не говори этого вслух». — Я поняла, что позволяю своему гневу взять надо мной верх. Это происходит слишком часто, и я знаю, что должна демонстрировать больший контроль. — «Хотя Эрик заслужил каждый божий раз, когда я на него орала», — мысленно пробурчала Брилл и сощурилась от этой мысли.

— Ваш гнев разжигает какой-то конкретный человек или таких много? — ровно спросил отец Томас.

Сделав было вдох, чтобы ответить, Брилл захлопнула рот, когда сообразила, что собиралась упомянуть мужчину, который особенно действовал ей на нервы.

— Никого конкретного, — сказала она вместо этого. — Некоторые другие женщины здесь умеют быть весьма ехидными. Я просто позволила им достать меня.

— Позволив себе встретить их бесчувствие злобой, вы дали обидчикам одержать над вами верх. Вы загнали себя в ловушку гнева по собственной воле. Нас учат прощать тех, кто выступает против нас, а не встречать их яростью. Вы понимаете?

Слегка выпрямившись, Брилл раздраженно сжала губы. «О, легко сказать. Прощение — это всегда что-то, к чему нужно стремиться… конечно, если только чертов мужчина, которого тебе предполагается простить, не настолько выбивающий из колеи засранец, что ты даже сосредоточиться не в состоянии, когда он в одной комнате с тобой».

— Да, я понимаю… просто мне непросто всякий раз находить в своем сердце это понимание, особенно когда кое-кто сам человек непростой. Кроме того, не то чтобы его стоит прощать прямо сейчас. Это не должно быть для него так легко.

— Теперь это звучит так, словно вы говорите о ком-то конкретном, — сказал священник со слабым оттенком веселья, проникшим в его голос в ответ на ее мстительный тон.

Чуть порозовев от собственной оплошности, Брилл нервно разгладила руками юбки:

— О, ну, полагаю, что говорю.

— Итак, почему же из-за этого конкретного человека вы даете волю гневу?

«Отличная работа, Брилл…»

— М… ну, это долгая история, святой отец. Думаю, это не то, что вы хотели бы…

— У меня весь день впереди, дитя мое. Если вы хотите прощения за свои грехи, то должны признаться в их причинах.

Последовал миг тишины, во время которого Брилл стиснула руки в кулаки. «Черт, черт, черт! Я хотела вытравить этого мужчину из своих мыслей — и при первом же удобном случае принялась трепаться о нем. Хотя я все равно хотела прийти сюда… может, избегать говорить об этом — неверный план». Побежденно вздохнув, она откинулась назад и с жаром принялась рассказывать долгую драматичную историю о событиях прошлого года. Она намеренно опускала ключевые детали вроде имен и того факта, что она недавно узнала, что мужчина, которого она спасла в подвалах, был Призраком Оперы, и что он по-прежнему обитает где-то в здании.

После того, как Брилл закончила, отец Томас откашлялся.

— Следовательно, сейчас вам приходится столкнуться с тем же человеком, который бросил вас и вашу семью? Теперь я могу понять ваш гнев, мадам Доннер. Разум не в силах постичь всего, за что вы должны его ненавидеть.

Поерзав, Брилл нахмурилась.

— Я не ненавижу его, — выпалила она, слегка ощетиниваясь на нотку недовольства, с которой священник говорил об Эрике. — На самом деле главная проблема в том, что я люблю его… — Ужаснувшись тому, что нарушила собственное правило и вслух упомянула о своих чувствах, Брилл прихлопнула рот ладонью. «Дура, дура!»

— А, я понял. Это может быть проблемой… но любовь не грех. Конечно же, вы не думаете, что сделали что-то дурное, всего лишь полюбив этого человека. Даже если он совершил несколько ошибок.

Вновь наклонившись вперед, Брилл покачала головой:

— Нет… меня так сильно беспокоит вовсе не то, что мне есть дело до этого мужчины. Меня мучает то, каков он. Он совершенно не подходит…

— Каким образом не подходит? Он плохо с вами обращается? Причиняет физический вред?

— Нет… он всегда так заботится обо мне. Если только он не в сильнейшем нервном напряжении, то всегда обращается со мной как с хрустальной. И даже когда я слишком давлю на него, он не бьет меня, — ответив, Брилл вспомнила Эндрю: вспомнила холодное, собранное выражение его лица, когда он ударил ее по щеке.

— Значит, он слишком много выпивает? — с некоторым смущением спросил отец Томас.

— Нет, не думаю, что вообще когда-либо видела его выпивающим.

— Тогда что для вас столь неподходяще, дитя? По сравнению с тем, за кого вы согласились выйти замуж… этот мужчина, по-видимому, вполне безвреден, особенно учитывая, что он вроде бы сожалеет о том, что уехал, не предупредив.

— Он не подходит, потому что я почти уверена, что он все еще питает интерес к своей первой любви! Он никогда ничего о ней не говорит… но, разумеется, такое нельзя просто выкинуть из головы, — выпалила Брилл, озвучив один из величайших своих страхов. «Почему я выбалтываю все это? Я не должна была говорить подобное. Эрик даже ни разу не упоминал, что по-прежнему любит Кристину… почему я говорю об этом? Почему я все сильнее и сильнее ревную к девушке, с которой даже никогда по-настоящему не встречалась?»