Незримый гений (СИ)

— Да, и на следующей неделе подаю ходатайство на причисление к лику святых… — со смехом парировала Брилл.

Улыбнувшись ее подколке, Эрик покосился на ее волосы. Что-то в выражении его лица изменилось, улыбка пропала, и он легонько провел пальцами по одной из прядей.

— Что ты сделала со своими волосами?

— Я носила парик… — выдохнула Брилл, на миг потерявшись в штормовой синеве его глаз. — Подумала, что лучше бы прикрыть белый цвет…

— Хорошо, я рад, что это не было постоянным… Мне нравится белый.

Дыхание замерзло у Брилл в груди, пока она ждала, что Эрик сделает тот единственный шаг, который нужен, чтобы сократить расстояние между ними. Каждая клеточка ее тела ждала… и ждала, но он не шевельнулся, и Брилл в полном ужасе втянула воздух. «Я хотела, чтобы он меня поцеловал… о боже мой… о боже мой… я точно рехнулась». Отвернувшись от Эрика, она скорее почувствовала, чем увидела, как его рука упала обратно.

— Я должна идти… — дрожащим голосом сказала она. — Завтра мне надо рано вставать и учиться у Мари, как быть гадалкой. Так что я должна… идти…

— Брилл… — торопливо позвал Эрик, когда она развернулась и бросилась через комнату к дверям. — Что я сказал?

— Ничего… — отозвалась она, махнув рукой. «Я должна убраться отсюда!» — подумала она; теперь паника затуманивала ее разум до такого состояния, что ей пришлось несколько секунд бороться с дверьми, чтобы открыть их. — Увидимся позже! Спокойной ночи…

Брилл слышала, как Эрик издал тихий протестующий звук, когда она выбежала из библиотеки, но не последовал за ней. Слепо мчась по внушительным каменным коридорам передних помещений Оперы, Брилл, задыхаясь, остановилась у парадной лестницы. Привалившись к прохладному мрамору одной из колонн, она прижалась пылающим лицом к гладкому, ровному камню. «О боже мой… о боже мой… этого не может быть… этого не может быть…»

Подняв раскрасневшееся лицо и невидяще уставившись в пол, Брилл ощутила слабость, когда ужасное осознание обрушилось на ее чувства, оставив ее потерянной и паникующей в его волнах. Прикрыв рот рукой, она с силой прикусила нижнюю губу, чтобы удержать готовый сорваться смятенный вздох. «Это худшее, что могло случиться! НЕТ… НЕТ…»

«Я все еще люблю его».

Комментарий к Глава 47: Перемены

* Часть церковного облачения, шелковая лента шириной 5-10 см и длиной около 240 см, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь. Епитрахиль надевается поверх подризника или рясы. В крайних случаях заменой епитрахили может служить любой длинный кусок материи или веревки, благословленный как епитрахиль. Впоследствии такой благословленный предмет надлежит использовать только как епитрахиль либо сжечь.

** То же, что и соборование.

========== Глава 48: Исповеди ==========

Тихонько преклонив колени в задней части пустой часовни, Брилл беспокойно перебирала в пальцах бусины четок. Взглянув на изображение распятого Христа, висящее над скромным алтарем в передней части, она прерывисто выдохнула, прижимая согнутые руки к порхающим в животе бабочкам. Опустив взгляд от мирного лица Христа на маленький ряд свечей слева от него, она смотрела на зажженные огоньки, надеясь найти в их свете своего рода безмятежность или понимание.

Всю прошлую ночь Брилл не спала — лежа в постели, она глядела на собственное отражение в гигантском зеркале, одержимая пятью ужасными словами. «Я все еще люблю его». Часы тянулись медленно; утро настало, не привнеся никакой ясности в ее мысли. Она понятия не имела, что делать с этим новым осознанием, с новыми эмоциями, наполняющими тело и подавляющими чувства.

Когда проснулась Ария, Брилл не забыла помочь ей одеться перед тем, как отвести в классную комнату, но все это время была словно в оцепенении от усталости и эмоционального переутомления. Словно бы ощущая страдание матери, Ария шла тихо, без своих обычных шалостей, ее серые глаза тщательно следили за каждым выражением лица Брилл. Это немного нервировало — насколько понимающим казался взгляд дочери. Стряхнув это чувство, Брилл быстро вернулась в свою комнату, но как только вошла, тут же внезапно появилась Мари с колодой ярко раскрашенных карт и лекцией, объясняющей их значение. Урок не продлился долго: когда Мари опостылела невнимательность Брилл, она, фыркнув, удалилась, в спешке оставив карты.

Поерзав на коленях, Брилл опустила глаза на каменный пол. Она пришла в часовню, чтобы попытаться очистить смятенный разум, но до сих пор на нее ни снизошло ни капли умиротворенности. Вздохнув, она прекратила перебирать четки и убрала длинную нитку бус в карман. «Не знаю, чего я ожидала. Может, немного божественного вмешательства… или, может, небольшой совет бы не помешал. Что делать, когда осознаешь, что влюблена в совершенно неподходящего человека? Что делать? Возможно, если я не скажу ему вслух «я люблю тебя», это не станет реальностью. Не говори этого вслух…»

Вновь посмотрев на распятье, Брилл подавила вздох и поднялась на ноги.

— Это глупо… Я не должна была просить помощи такого рода. О чем я думала?

— Возможно, вы просто искали некой защиты? — раздался позади нее приятный мужской голос.

Резко развернувшись, Брилл узнала стоявшего в дверях часовни уныло одетого человека.

— Отец Томас… я не думала, что здесь кто-то есть, — выпалила она, виновато оглядывая комнату, чтобы избежать приветливого взгляда голубых глаз священника.

Войдя в часовню, тот послал ей добродушную улыбку, явно заметив ее дискомфорт.

— В это время я всегда выслушиваю исповеди… хотя, должен сознаться, большую часть дней я только и делаю, что читаю, — сказал священник, для выразительности подняв небольшую книжку в кожаном переплете. Когда Брилл лишь нервно заломила руки, он опустил книжку обратно. — Вам нет нужды так беспокоиться. Я не заинтересован в нападении на тех, кто пришел помолиться в мою часовню.

Осознав, насколько глупо она себя ведет, Брилл с усилием расслабила плечи.

— Конечно же нет, святой отец. Я бы ничего такого не подумала… — осекшись, она потупилась, вопреки всему надеясь, что священник не узнает в ней ту, с которой ссорился над бесчувственным телом мадам Дюбуа.

После секундного замешательства отец Томас поправил очки:

— Вы скажете мне наконец свое имя? Я уже некоторое время пытаюсь выяснить, кто же именно воскресил мадам Дюбуа.

Окоченев от того, к чему он клонил, Брилл быстро перебила его:

— Простите, святой отец, но мне правда нужно идти. Всегда есть работа, которую необходимо сделать.

Склонив голову набок, отец Томас лишь всмотрелся в ее лицо сквозь свои толстые линзы.

— Не стоит… — начал он, неловко потянув за свой воротничок. — Я знаю, что раньше был слегка недружелюбен, но это не значит, что мы не можем начать все сначала. Какие бы у вас ни были сомнения, они абсолютно беспочвенны. Кроме того, я священник… если вы кому и можете доверять, так это мне, — закончил он с забавной кривобокой улыбкой.

Чувствуя себя совершенно по-идиотски из-за недоверия, с которым изначально отнеслась к этому явно доброму человеку, Брилл вздохнула. Шагнув вперед, она протянула священнику руку и неуверенно улыбнулась.

— Простите, святой отец… последняя пара деньков выдалась напряженной. Я сама не своя и боюсь, что была груба с вами.

Охотно пожав протянутую руку, отец Томас чуть пожал плечами; в его небесно-голубых глазах, кажущихся больше из-за очков, плясали искорки смеха.

— Если думаете, что были грубы, вам стоило бы посмотреть, как ведут себя со мной некоторые другие, — со смешком сказал он. — Предыдущий приставленный к Опере священник не продержался и двух недель. Хотя… вроде как он был сварливым старым ублюд… — выпустив руку Брилл, отец Томас слегка скривился. — Ой, я не должен был так говорить. Он был прекрасным человеком.

В горле Брилл плескался смех, пока она наблюдала, как лицо отца Томаса краснеет от смущения. На миг ее неспокойные мысли отступили назад, дав секунду свободы от окутывавшего ее весь день тумана дурных предчувствий.