Исцеляющее прикосновение

Доктор поудобнее устроился в кресле.

— Я знаю вас, милорд, с самого детства. Я видел, как из милого и приятного молодого человека вы превращались в мужчину, жесткого и порой очень несимпатичного, но я еще не видел, чтобы вы были жестоки к кому бы то ни было — будь это человек или животное.

Граф посмотрел на своего собеседника с искренним изумлением.

— Неужели вы действительно сказали мне сейчас эти слова?

— Я сказал их вам потому, что больше никто их вам сказать не осмелится, — без обиняков ответил доктор. — Я был очень привязан к вашей матушке, и, думаю, ей было бы чрезвычайно неприятно видеть, как вы сейчас себя ведете.

Граф смущенно поежился. Доктор понимал, что больше всего хозяину дома в эту минуту хотелось осадить его, чтобы не лез не в свое дело. Однако доктор Фолкнер занимал особое место — и не только среди обитателей замка. Пожилого врача любили все члены клана, готовые преодолеть немалое расстояние, чтобы получить его совет. Во всем поместье не нашлось бы женщины, которая не просила бы его принять у нее роды.

Доктор Фолкнер читал мысли графа, и в его глазах появились лукавые искорки.

— Ну, полноте! Вы не хуже меня знаете, что оплатите девочке обратную дорогу до Лондона или, вернее, до деревни, где она жила с отцом и матерью, пока они не умерли. После этого дом продали, чтобы уплатить долги ее отца.

— Это меня совершенно не касается! — недовольно заявил граф.:— Не пытайтесь меня разжалобить.

— В конце концов, ведь это ваш спаниель ее укусил, — напомнил врач. — Полагаю, суд присудил бы ей компенсацию за понесенный ущерб.

Граф удивленно посмотрел на доктора.

— Вы хотите сказать, что она собирается подать на меня в суд?

— Она слишком юна, чтобы до такого додуматься. К тому же она не только невинна, но и совершенно не знает мира, в котором есть такие страшные люди, как вы!

Граф невольно засмеялся.

— Будьте вы прокляты, Фолкнер! — воскликнул он. — Вы пытаетесь заговорить мне зубы и заставить пожалеть эту надоедливую женщину.

— Ну а мне ее искренне жаль, — сказал врач. — И если б я мог найти ей место, где ее оставили бы в покое мужчины и где были бы к ней добры, я б это немедленно сделал.

— И если вы так к ней относитесь, то это вас не затруднит, — огрызнулся граф. — Но здесь для женщины места нет, и пока это от меня зависит — не будет!

Доктор Фолкнер поднялся с кресла.

— Именно это я и ожидал от вас услышать. Через пару дней я попрошу вас оплатить Джакобе дорогу до Лондона. Хотя, если принять во внимание ее красоту, нехорошо отправлять ее в путь без сопровождающих.

Граф ничего не ответил. Он встал и подошел к камину.

Врач направился к двери, и, когда уже взялся за ручку, его догнал вопрос графа:

— Почему эту женщину зовут Джакобой? Это — шотландское имя!

— Конечно, шотландское, — согласился доктор. — Я ее об этом не спрашивал. Можете сами задать ей этот вопрос.

Он был уверен, что ответ графа будет злым, и поспешил выйти из кабинета.

Спускаясь по лестнице, врач улыбался. Его забавляло то, что граф, поклявшийся не впускать в замок женщин, вынужден сделать именно то, чего так не хотел. И у доктора Фолкнера не было намерения торопить Джакобу с отъездом. Он хотел, чтобы его пациентка полностью поправилась.

А пока у Джакобы не только не спала до конца опухоль вокруг раны — испытанное ею потрясение все еще давало о себе знать. Она по-прежнему была немного вялой и быстро уставала.

«Отдых пойдет ей на пользу!» — думал доктор Фолкнер, выходя из замка.

Ополоснувшись и немного походив по комнате, Джакоба была рада снова вернуться в постель. Однако она получила огромное удовольствие от великолепного вида на море, открывавшегося из окна.

Замок был расположен в долине, и по обе его стороны возвышались склоны. А еще Джакоба впервые увидела северное сияние, о котором ей рассказывала мать. Она говорила, что в Шотландии это чудесное явление природы красивее, чем где бы то ни было.

И действительно — невозможно представить себе более впечатляющее зрелище!

Б то же время девушка постоянно помнила, что находится с графом под одной крышей — пусть даже и огромной. Она почти физически ощущала на себе его ненависть. Ей было трудно понять, почему графа так разъярила шутка его племянника.

Джакоба до сих пор вздрагивала от его гневного голоса. Еще страшнее было вспоминать, с какой яростью он указал ей на дверь, после чего собаки набросились на нее.

И все-таки, несмотря на пережитый ею ужас, она радовалась, что попала в Шотландию!

«После того как уеду на Юг, я, возможно, больше никогда сюда не вернусь! — думала она. — Мне надо запомнить эту красоту и этот поразительный замок!»

В первое же утро Джакобу разбудили странные звуки; она поначалу не смогла определить их природу. И только спустя несколько минут поняла, что слышит волынку.

Тогда же она вспомнила, что в Шотландии главу клана всегда будят волынщики, — об этом она узнала из какой-то книги. Они обходят его замок, играя мелодии, под которые воины клана идут на битву.

И потом каждое утро Джакоба просыпалась под звуки волынки. Такое начало дня казалось ей на удивление приятным.

Как только она смогла встать, она подошла к окну, чтобы увидеть музыканта. Волынщик в килте, пледе и шапочке шагал под стенами замка, раздувая мехи волынки. Она обязательно будет вспоминать это, когда уедет из Шотландии.

Ей было также интересно увидеть главу клана при всех его регалиях, хотя, разумеется, она очень страшилась графа.

Дни ее тянулись бы бесконечно, если б не заботливый доктор Фолкнер: он распорядился, чтобы ей приносили книги для чтения. В первый же день лакей принес целую дюжину, приговаривая, что в библиотеке их тьма- тьмущая, так что она может их менять. А доктор намеренно, как показалось Джакобе, выбрал книги о Шотландии.

Лежа в постели, Джакоба погружалась в легенды, которым было много сотен лет, — предания о призраках, проклятиях и вражде между кланами. Все это завораживало.

Всякий раз, как лакей приносил ей поесть, она просила обменять уже прочитанные книги. Бедняги лакеи боялись спросить графа, что именно следует ей принести, поэтому она получала причудливую подборку томов, однако большинство из них представлялись ей интересными.

Доктор Фолкнер навещал ее два раза в день.

Регулярно заходил и дворецкий, немолодой шотландец, служивший в замке уже много лет. Он оказался добродушным, внимательным человеком, и вскоре Джакоба уже знала, что у него есть семья. Однако из-за нового порядка, по которому в замок не допускали женщин, они жили в коттедже неподалеку.

— Как вам, наверное, нелегко ходить туда и обратно, особенно когда идет дождь или снег! — посочувствовала ему Джакоба.

— Да, конечно. Из-за этого я не могу обходить замок поздно вечером — проверять, все ли приготовлено для его сиятельства. Но жене удобно, и детишки могут играть в собственном садике.

Дворецкий, которого звали Росс, много рассказывал Джакобе о замке Мердок, о красивых парадных комнатах на втором этаже.

— Как бы мне хотелось их увидеть! — мечтательно сказала Джакоба.

Дворецкий ничего не ответил, и она поняла, что никогда их не увидит: граф не разрешит провести ее по замку. Она поспешила сменить тему разговора, не желая смущать доброго дворецкого.

«Мне надо поскорее поправиться, — решила она на третий день после визита врача. — Нехорошо оставаться здесь и досаждать графу. И пора подумать, чем я буду заниматься, когда вернусь в Англию».

Она пришла к выводу, что разумнее всего было бы вернуться в деревню. Возможно, мистер Браунлоу поможет ей найти какое-нибудь место. У нее было ощущение, что не следует снова претендовать на место компаньонки, после того как эта попытка закончилась подобным провалом.

«Мне необходимо что-то придумать! — в отчаянии думала она. — Иначе придется продать акции — ведь жить будет не на что!»

Однако Джакоба понимала, что мистер Браунлоу не одобрит такой шаг. Но и рассчитывать на доброту бывших соседей из деревни нет никаких оснований. Там не найдется ни одного дома, где ей могли бы дать место для ночлега: самим обитателям деревни было тесно в старых коттеджах.