Добровольная зависимость (СИ)

— Здесь и твои вещи тоже, — прервал наше общее молчание Готье. Он стоял справа от меня, расстегнув фрак и глядя на работу носильщиков. — Всё самое необходимое. Остальное можно будет приобрести после приезда.

— Что-то я не вижу среди этих вещей ни одного своего чемодана, — ответила я с тенью сарказма.

Чтобы лучи заходящего солнца не заставляли меня щуриться, пришлось повернуться к мужу.

— Не беспокойся, они здесь есть.

— Я всё же не совсем понимаю, к чему такая спешка. Вы можете мне объяснить? — спросила я, вовсе не надеясь на его благосклонность.

Ответил он не сразу, да и то не глядя на меня:

— Моя работа заключается в полном контроле процесса строительства. И неважно, что это будет за здание. Это моя работа — обеспечить лучший результат, оправдать ожидания заказчика. Я хочу, чтобы ты и это знала, и в дальнейшем не подвергала сомнению мои действия. — Его голос снова звучал холодно, отстранённо, а я и не сразу заметила, когда он отбросил в отношении меня все формальности. — Чем быстрее я вернусь домой, тем быстрее продолжу работу. К тому же, я задержал зарплату своим людям.

Я кивнула, опустив глаза; почему-то я чувствовала себя маленькой девочкой, которую грубо отчитали за какую-то проказу. В дальнейшем такое тоже случалось часто.

— Я очень сожалею, что твоя матушка не смогла присутствовать сегодня при венчании, — сказал он тихо, и я вдруг заметила, что он, наконец, посмотрел на меня. — Даю слово, что ты увидишь её, как только ей станет лучше.

— Спасибо, сэр.

Вот и всё, что я могла сказать. На самом деле, даже хорошо, что мать не была свидетелем этого фарса с моим замужеством. Сделка и общая ложь, проще говоря — вся правда, окончательно бы подорвали её здоровье.

Когда прозвучал первый гудок, немногочисленные пассажиры, ожидающие, как и мы, отправки, поезда, постепенно вошли в вагоны. Готье передал билеты проводнику, а тот улыбался ему, иногда поглядывая на меня, будто мы были королевской четой. Как я уже упоминала, Готье умел впечатлить и расположить к себе, естественно, в собственную угоду.

Вещи были погружены, носильщики разошлись, и перрон почти опустел. Очередной гудок возвестил о скором отправлении поезда. А я почему-то не могла сделать и шага вперёд. Я думала о том, что теперь долго не увижу родные улочки, знакомых соседей, всегда таких добрых ко мне и сестре... Коллет... Её я рисковала и вовсе не увидеть больше.

Больше меня не зачаровывала будущая поездка. Я не хотела расставаться с прошлым. Ах, вот бы закрыться в своей спальне и никогда оттуда не выходить!

— Пять минут, и отправимся.

Супруг бесшумно подошёл ко мне, дождался, пока служащий станции пройдёт мимо нас, и вдруг сказал, очутившись прямо передо мной:

— Знаю, это будет непросто. Знаю, чем ты пожертвовала. Но и я тоже, поверь мне...

— Вы так часто просите довериться вам, — тупо произнесла я, глядя на пуговицы его рубашки. — Но думаю, что это последнее, на что я решусь в этой жизни.

— Что ж, будем честными. Ты в этой истории погрязла, как и я, верно? Теперь мы в одной лодке. Теперь, как бы ты ни отвергала меня, всё уже свершилось. Мой характер... не подарок. Со мной трудно жить, порой даже невыносимо. Но я поклялся защищать и оберегать тебя, пока я жив. Знай, так и будет.

Его слова меня ничуть не утешили. Но дальнейшие фразы, что он произнёс достаточно тихо и чётко, пристально глядя мне в глаза, заставили меня задрожать.

— Твоя сестра получила желаемое. Твой отчим, твоя мать — они никогда не будут нуждаться. Я ведь обещал. Но отныне, всё моё принадлежит тебе, а ты... поскольку у тебя нет ничего, что бы ты предложила мне, кроме себя самой... тогда ты принадлежишь мне.

Такой наглости я никак не ожидала. Настолько интимные, личные вещи он начал обсуждать едва ли не на краю перрона, и я просто не нашлась, что ответить; так и стояла перед ним с раскрытым от удивления ртом. Я была его женой всего пару коротких часов и совершенно не была готова к подобной вольности.

— Ты ведь никогда прежде не целовалась? — спросил он спокойно, почти равнодушно, и я просто вспыхнула от смущения. — Да, так и есть. Не нашлось смелого мальчишки в этом городке, который украл бы твой первый поцелуй. Но поскольку ты вполне осведомлена о том, что кроме поцелуев существует нечто более серьёзное, я думаю, что смысла скрывать это от тебя больше нет.

Затем он протянул ко мне руки, его потеплевшие ладони коснулись моих щёк, и, прежде чем я успела отреагировать, он низко наклонился ко мне, зажмурившейся и испуганной, и поцеловал. Это не было похоже на поцелуй перед священником: теперь он приоткрыл губы, попытавшись заставить меня раскрыть мои, но, когда я просто дёрнулась, он прижался ко мне, шумно вздохнув, и целый ураган ощущений захватил меня: острое смущение, и чужое тёплое дыхание напротив моих губ, и его щетина, трущаяся о мою кожу, и даже ткань его повязки на глазу...

Прозвучал последний гудок, и это заставило Готье отпрянуть от меня. Я открыла глаза и увидела, что он всё так же невозмутимо бесстрастен. Возможно, только моя реакция на этот поцелуй походила на впечатление от первой и последней встречи с каким-нибудь ужасным убийцей.

Поманив меня за собой, муж прошёл мимо проводника, и я как во сне последовала за ним, приняла его руку, чтобы взобраться на ступени, и пошла по узкому коридору вагона. И вот тогда меня будто что-то толкнуло. Я застыла, устремив взгляд в окно, откуда я видела станцию с другой стороны; там, за холмами, был мой дом, знакомые места, которые никто не заставит меня забыть. Если только эти воспоминания вырвут из моего сердца вместе с любовью к аллеям парка через несколько домов от нас, или миссис Пиншем с её терьерами, или старенькой городской библиотеке, в которой я перечитала все книги по десятку раз...