Необоримая стена

— Бабаня! — в двери избы вошел здоровенный краснощекий детина с корзиной провизии, — здорово, бабаня, а кто это у тебя?

— А! Вот и внучек мой, Захарка. Для него я бабаня, так сызмальства и звал не баба Аня, а бабаня. Заходи, голубь, заходи. Гость у меня. Лихие люди его ограбить хотели, девушку его увели. Ты то мне и нужен.

— Я вот тебе бабаня харчей принес кой, каких.

— Спасибо, внучек, садись с нами покушай, чайку попей.

Старуха выставила на стол из печи горшок с кашей, Захар выложил краюху хлеба и сало. Старуха усадила всех за стол

— Кушайте, и ты ешь, Аникей, подкрепляйся, думать будем, как твою Настю выручать. Повести могли только к нам в Синеево, дальше сам Муром, они ж без лошадей — далеко на себе девку не утянешь. Ты Захарка как поешь, сходи в село, да разузнай, у кого они на постой остановились.

— Они вернутся, они знают, что сумка с иконой у вас, наверняка они захотят вас найти. — Аника покачал головой, — не хочу, чтобы вы пострадали из-за нас.

— Да что за икона в котомке-то? Из-за чего весь сыр-бор?

— Вот, смотрите. — Аника вытащил образ. В темной избе, окна которой были затянуты бычьим пузырем, словно стало светлее.

— Мать честная! — Старуха перекрестилась, — и что? Все из-за неё?

— Это не простая икона — чудотворная, многих от верной смерти спасла, в боях помогала, Настя её в Тобольск везла, вернуть в храм хотела, откуда её украли, да вот саму Настю уберечь не получилось. — Аника завернул образ в ткань и положил назад в котомку.

— Ну, коль за святыню православную страдаете, так ведь грех не помочь, а, Захарка? — старуха наклонилась поближе к Анике и Захару и зашептала:

— Сделаем так….

Настя очнулась в темной комнате, окна были закрыты ставнями, через щели в которых проникал слабый свет. Почти на ощупь она добралась до двери и попыталась открыть её. За дверью слышались мужские голоса. Дверь не поддавалась, снаружи была задвижка, которая предательски лязгала при каждой попытке дотронуться до двери. Снаружи послышался смех:

— Слышь, скребется как мышь, очухалась. Тащи её сюда!

Дверь с шумом открылась, едва не сбив её с ног. Чьи-то руки грубо схватили её и потащили за собой.

— Пустите! — Настя пыталась вырваться, — пустите, я вам говорю, я сама пойду!

В прокуренной комнате сидели Лука и Митяй. Третий, Василий, который втащил её в комнату, устроился перед окном и курил самокрутку.

— Здравствуй, красавица! — Лука, потирая руки, подошел к ней почти вплотную, — как долго мы за тобой гоняемся, уж ноги все в кровь сбили. Мужик твой уже на том свете, а ты, коль не хочешь за ним отправиться, быстро скажи, где икона.

— Ни за что!

— Подумай, как следует! Поздно потом будет!

— И что потом? — Настя дерзко посмотрела в глаза Луке, — засыплете негашеной известью, не так ли? Ведь у вас такой приказ от хозяина моего бывшего?

— Да что ты, что ты, нечто мы изверги какие, такую красоту губить. Пойдешь вон, — он кивнул на Митяя, — да вон хоть к Митяю в прислуги пойдешь, он мастак по дамской части. Слышь, Митяй, — Лука отошел и уселся на лавку, — покажи барышне, как ты умеешь с дамами обращаться!

— Это мы завсегда! — Митяй радостно потирая руки, подошел к Насте. Она метнулась по избе, Митяй за ней:

— Люблю шустрых и несговорчивых, они потом такие горячие. Ну, куда же ты, стой! — он схватил её за руку и прижал к себе. От него пахло табаком и перегаром. Его губы больно впились в её шею.

— Оставьте меня, пожалуйста! Мне страшно! Не надо! — Настя отбивалась изо всех сил.

— Ой, только не строй из себя недотрогу. Почитай две недели с мужиком своим, царство ему небесное, и днем и ночью, пол России с ним объехала, а строит из себя… — Митяй завернул ей руки за спину и впился поцелуем в её губы. Было мучительно больно и противно. Он разорвал платье на её груди и стал бесцеремонно тискать её своими большими ручищами.

— Не надо! — Настя кричала во весь голос! — Пустите меня! Не верю! Вы не убили Анику! Не верю!

— До чего сердитая! Да не Анику, Тулье, циркача твоего, а у тебя оказывается, и Аника был! — Митяй повалил её на лавку и навалился сверху, раздвинув ей ноги коленом. Настя сопротивлялась из последних сил. Увидев возле своего лица его руку, она вцепилась в нее зубами и сжала их насколько смогла. Митяй заорал и ударил её наотмашь по лицу. В глазах потемнело и она обмякла. Сопротивляться дальше не было ни сил, ни смысла. Если бы Аника был жив, она бы боролась, пока была бы в сознании. Но он умер, они его убили. Зачем теперь все! Сквозь пелену слез в полубессознательном состоянии она почувствовала дикую боль, на неё глядело красное, мокрое от пота лицо Митяя, который пыхтел на ней, и закатывал глаза.

— Пустите, — Настя хрипела, было невыносимо больно, ей хотелось, чтобы эта пытка скорее окончилась — пустите, я скажу, где икона, я вам все скажу, только не надо…

Лука за шиворот оттащил Митяя.

— Ну что ж ты, а я тебя хвалил, сказал, что ты с дамами обращаться умеешь, а ты вон, что с девушкой сотворил, леший тебя побери!

Митяй, не успевший закончить свое грязное дело, рванулся, было обратно к Насте, да только взгляд Луки остановил его от этого необдуманного поступка. Сердито сопя, он завязывал тесьму на штанах. Лука подсел к Насте, которая рыдала от горя, стыда и отчаяния, прижимая руки к низу живота, пыталась унять боль. По краю платья расплывалось пятно крови.

— Ну, милая, ты не плачь, ты прости его, идиота такого, неловкий он оказался, он не будет больше! Ведь не будешь, а Митяй?

Митяй, все еще не остывший, и явно неудовлетворенный таким поворотом дел, что-то промычал в ответ. Лука кивнул:

— Вот видишь, он не будет больше. Сказывай, где образ.

— В лесу остался. — Настя равнодушно смотрела в окно, — бабка его несла, которая нас из ямы вытащила, у неё и остался. Больше ничего не знаю. Можете меня убить.

— Так! Теперь какая-то бабка! Он вскочил с лавки и топнул ногой, — да что ж за напасть то с этой иконой! Какая такая бабка!

— Я не знаю, — Настя отрешенно взглянула на Луку, убейте меня побыстрее, сил нет ждать.

— Погоди, успеешь еще на тот свет отправиться, тут вон очередь охотников побаловаться с тобой, не все ж одному Митяю, а?

Настя закрыла глаза и прислонилась к стене, было ощущение, что её вываляли в выгребной яме. Она не понимала, ни зачем здесь находится, ни весь дальнейший смысл своего существования. Митяй рванулся к ней и снова повалил на лавку. Она даже не сопротивлялась, ей было уже все равно.

— Погоди, Митяй, погоди! — Сидевший у окна Василий встрепенулся, — закрой девку назад в чулан, да рот ей заткни, чтоб не вякнула. Идут сюда. Хозяйка дома и с ней мужик, здоровенный такой.

Насте воткнули в рот кляп и, связав руки, бросили в чулан. Едва закрылась задвижка, как в избу вошла хозяйка — справная светловолосая крестьянка лет сорока и её спутник.

— Вот, гости дорогие, знакомьтесь, это Захар, коновал наш, у него дело к вам очень важное.

Лука засомневался:

— А чего к нам — то, мы его не знаем.

— Так дело у него к приезжим, а на все село вы у меня одни приезжие постояльцы. Так что выходит к вам, больше не к кому. Ну, вы тут беседуйте, пошла я, — она вышла, хлопнув дверью.

— Ты проходи, садись, мил человек, — Лука пригласил его жестом, — о чем говорить будем?

— Слыхал я, вещичку вы ищете одну.

— И откуда услыхал? — Лука зло прищурился, — насколько я помню, мы здесь никому не говорили.

— Мне сорока на хвосте принесла. Короче, нужна вещичка или нет? А то у меня дел по горло, вон у старосты кобыла захворала…

— Ты погоди, погоди, ну, допустим, нужна, что за неё просишь?

— Прошу не я, бабка, что в лесу живет, просит, а я так, — привет передать.

— И что бабка хочет? — Глаза Луки загорелись недобрым огоньком, — денег?

— Девку она хочет, что у вас.

— Какую девку? — Лука расхохотался, — где ты видишь тут девку? — он хохотал до слез, — и зачем бабке девка?