Необоримая стена

Настя обняла его и прижалась что было сил. Аника обхватил её обеими руками и, открыв дверцу дилижанса, выпрыгнул из него. Кубарем скатившись с холма, они оказались возле самой опушки.

— Беги в лес, Настя, помни, что я тебе велел, беги в лес!

Настя рванула вглубь со всех ног, Аника встал. Из остановившегося дилижанса за ней побежали двое, он кинулся наперерез, сбив одного из преследователей с ног. Завязалась драка, Аника в исступлении молотил бандита, хотя тот уже не мог сопротивляться. Вдруг, около виска щелкнул курок.

— Даже не думай, парень, мне вовсе не нужно взять тебя живым, я пристрелю тебя тут же, если только дернешься. Куда побежала девка?

— Ага, так я тебе и сказал.

— Ну, ты же себе не враг? Если поможешь быстро найти девку, пристрелю вас, чтобы не мучались, а если нет — все равно найду, свяжу, кину в яму и негашеной известью живьем засыплю.

— Как тебя звать?

— Ну, Вася.

Аника с разворота ударил его в висок так, что из руки его выпал револьвер. Нападавший лежал без движения. Аника подобрал револьвер, засунув его за пояс, и поддел носком ботинка руку лежавшего:

— Что ж ты такой душегуб-то, Вася! — в темноте он устало побрел в сторону леса.

Настя бежала, не разбирая дороги. Отчаяние загнанного зверя и страх за Анику смешались в её сознании, под ногами хрустели ветки, ели своими колючими лапами цеплялись за её васильковое платье. Она не почувствовала земли под ногами — просто какая то пустота, в следующую минуту она полетела вниз. Боль от удара о дно ямы была настолько сильной, что она просто отключилась.

Сколько она была без сознания, Настя не знала, когда пришла в себя, она сначала не поняла где она и что с ней. Где-то высоко вверху было ночное небо. Вокруг были земляные стены, под ногами площадка в пять шагов длиной и три шага шириной. Что это? Ловушка? Волчья яма? Как теперь вырваться наружу, как Аника найдет её? Одно его поручение она уж точно выполнила на совесть — она спряталась так, что её просто невозможно найти. Послышался дикий треск и вскрик. Настя почувствовала удар сверху и вновь потеряла сознание.

Кромешная темнота вокруг и яркий свет вверху. Настя открыла глаза. Она по-прежнему лежала в яме. Она пошевелилась — болело все тело, голова раскалывалась, она дотронулась до макушки — там была огромная шишка. Настя попыталась встать. Рядом кто — то лежал. Она закричала.

— Это я, Настя, я…

— Аника!

— Я…

— Как вы здесь? Как вы меня нашли?

— Я шел по вашему следу, вы после себя просеку оставили.

— Вы целы?

— Кажется да. Вы смягчили мое падение. А вы? Как вы?

— Если не считать, что я ушибла спину при падении в яму, а вы свалились мне на голову, и теперь там огромная шишка, то я цела. Где наши преследователи?

— Надеюсь, что убрались подобру-поздорову. Если они пойдут по нашему следу, то нас здесь окажется четверо и это будет не самая приятная компания.

— Где мы, что это за яма?

— Похоже на ловушку для зверя.

— Мы сможем выбраться?

— Без веревки нет. Земля слишком твердая, чтобы сделать в стене ступеньки.

— Что же делать?

— Не бойтесь, мы обязательно выберемся! Ну не для того же на самом деле мы избежали стольких бед, чтобы умереть на дне этой ямы.

Акакий Петрович трясся как осиновый лист, вытирая обильный пот со лба платочком и подобострастно кланяясь:

— Не извольте беспокоиться. Ваше высочество, не извольте…

— Мне простите, когда начинать беспокоиться? — голос человека, сидящего в высоком кресле спиной к Акакию Петровичу дрожал от нетерпения и тщательно скрываемого раздражения. — Образ должен был быть в Варшаве еще месяц назад. Это только для вас дело в деньгах. Здесь замешана политика, большая политика! Я выделил достаточно средств, и вы сказали мне, что выкупили образ. Я дал слово, что добуду для Велепольского эту икону. Я дал слово! Вы понимаете! Я ни на йоту не собираюсь посвящать вас в свои планы, вам только надо знать, что если дело сорвется, вы лишитесь головы. Как вообще можно было допустить, чтобы святыню похитили! Служба в моем ведомстве требует большего усердия!

— Они как сквозь землю провалились, ваше высочество, везде, на каждой станции у меня свои люди, их ждут в Муроме, Перми, Тюмени, Тобольске, их портреты на каждом столбе, я точно знаю, что они направляются в Тобольск, мы схватим их, непременно схватим!

Меня не интересуют подробности. Даю вам еще три недели. Если за это время образ не будет у меня, можете считать себя … вы понимаете. Подите прочь!

— Слушаю — с, так точно — с… — раскланявшись, он пулей вылетел из кабинета.

— Болван! Ничего нельзя доверить! — Сидевший спиной развернулся к входу, вслед Акакию Петровичу с раздражением глядел великий князь Константин Николаевич.

Акакий Петрович несся к пролетке как фурия. Выволочка от великого князя настроения не улучшила, известие о том, что люди Луки в очередной раз упустили Шарля Тулье, взбесило его. Едва сдерживая гнев, он ворвался домой, сбросил с себя обувь и, надев мягкие домашние туфли, упал в кресло. Лука был далеко, он мог только телеграфировать ему. Неуловимый Тулье ускользал даже тогда, когда, казалось, все спланировано, он ничего не подозревает и не готов к нападению.

— Ты уже дома, дорогой?

— Да, Марьюшка, да, дорогая.

— Что сучилось, Акакий? — дородная красивая дама лет тридцати пяти, войдя в комнату, подошла к мужу, — да на тебе лица нет!

— Эти идиоты опять упустили Тулье. Великий Князь в бешенстве! Срываются его грандиозные планы, он сегодня явно угрожал мне.

— Угрожал? Чем же?

— Расправой, Марьюшка…

— Погоди, если все дело в этой иконе то… — она наклонилась к самому уху мужа и быстро зашептала, что-то.

— Ты гений, Марьюшка! Как я сам раньше не догадался! И если я не успею доставить в срок настоящую, то я отдам ему подделку!

— Тем более что найти нужного человека я тебе помогу. Тебе описать её труда не составит.

— Да я не видел её. Знаю только что почти точная копия той, что в Царском Селе.

— Ну, так, значит, её и великий князь не видел, а я после службы у отца Кирилла спрошу, сегодня и спрошу, в точности изобразим, не сомневайся, голодных художников нынче пруд пруди, в неделю изобразят.

— И денежки получим, и … а ну, как подделка откроется! Ведь настоящей то иконе больше трехсот лет!

— А ты на Тулье все свалишь — дескать, взял ту, что у него была, а куда он настоящую дел и слыхом не слыхивал. И потом — можно на другой старинной поверх изобразить!

— И то верно. Верно, Марьюшка. Какая ты у меня умница! С Лукой то уж теперь не свяжешься, пусть они там Тулье ловят, а я тут пока времени терять не стану. — Он, заметно оживившись, потирал руки, — а что, Марьюшка, наливочки вишневой у нас не осталось?

— Акакий, дорогой потерпи, уже к обеду накрывают, будет тебе и наливочка.

— Аника, смотрите, звезды! Это просто чудо какое-то, ведь сейчас утро, а на небе видны звезды.

— Это потому, что мы на дне глубокой ямы, мы значительно ниже уровня земли, яма узкая и очень глубокая.

— И поэтому видны звезды?

— Да, именно поэтому…тс-с, слышите? — неподалеку раздавались мужские голоса. Один хриплый, грубый слышался наиболее отчетливо:

— Где они?

— Да черт знает! Второй день ищем. Как сквозь землю провалились.

— Осел ты, Василий, надо было в него в упор стрелять.

— Лука сказал не убивать, пока икону не отберем, а то вдруг они спрятали где, а ты их прикончишь — как потом дознаешься.

— Тогда валить надо было, и вязать!

— Ага, только ты видел — это ж бык здоровый, один бы я его нипочем не одолел, а ты в отключке валялся.

Голоса слышались рядом с ямой. Ветки трещали, казалось по самому её краю. Настя испуганно прижалась к Анике, оба стояли в напряжении, их могли обнаружить в любую минуту.