Навечно преданный (СИ)

— Согласна — это была глупость с моей стороны… — виновато вздохнула девушка.

— А сплетни — это бред, бессодержательная болтовня, вызванная недовольством от королевских противотифозных мероприятий, и беспокоиться тут не о чем. Поговорят и перестанут, — самым решительным тоном прервал её Шерлок. — Тем более, что я, в отличие от вас, могу себя защитить.

— Разумеется можете, господин Шерлок, — Молли с грустью взглянула на мужчину. — И себя, и других. И защищаете. Вот только мне совершенно непонятно, зачем вы хотите казаться более жестоким и равнодушным, чем есть на самом деле?

Должно быть, этот смелый вопрос из уст обычно робкой девушки застал королевского секретаря врасплох. Во всяком случае, маска надменного безразличия спала с его мужественного лица, сменившись выражением едва ли не детской растерянности и беззащитности. Откровение длилось лишь несколько мгновений, но и этого было достаточно, чтобы леди Хупер, поддавшись внезапному импульсу, стремительно приблизилась к Шерлоку и, положив ладонь ему на затылок и привстав на цыпочки, отчаянно, в каком-то немыслимом для самой себя порыве, прижалась губами к чуть дрогнувшим губам мужчины.

Поцелуй не получился страстным. Со стороны Шерлока ни одно движение не выдало ничего, даже отдалённо напоминающего хоть какую-нибудь заинтересованность. Его сомкнутые уста — такие нежные и податливые на вид — оказались непреодолимой преградой на пути вспыхнувшего в сердце мисс Хупер и так внезапно потерявшего контроль устремления.

Нет, мужчина не пытался отстраниться, но так бы не отстранилась и каменная статуя, которую обезумевший от любви к своему творению скульптор захотел бы оживить горячим поцелуем. Чуда не случилось, и уже понимая это, Молли оторвалась от бесстрастных губ и в отчаянии прошептала:

— Простите меня… Простите… Я… Я люблю вас, Шерлок…

Сильные руки мягко отстранили девушку, бережно придерживая за ссутулившиеся плечи — если б не это, наверное, она просто бы упала, не удержавшись на подкосившихся ногах. Бирюзовые глаза смотрели участливо и почти виновато.

— Это вы простите меня. Вы замечательная, мисс Молли, умная и добрая. И, несомненно, заслуживаете, чтобы вас любили всем сердцем. Я же вам этого дать не могу. Вы ведь прекрасно знаете, кто я…

— Не имеет значения — кто вы, — упрямо мотнула головой леди Хупер.

— Имеет, ещё и как имеет, — почувствовав, что его собеседница приходит в себя, Шерлок ослабил хватку. — Преданный может быть связан только со своим Хозяином. Всякие иные узы для нас невозможны.

— Потому, что ваше сердце принадлежит лишь ему? — девушка старалась не смотреть в завораживающую зелёную бездну, боясь вновь потеряться там — теперь уже безвозвратно. — Его Величеству?

— И не только сердце, миледи.

Поддерживать эту странную беседу было мучительно, но Молли продолжила, словно надеясь болью погасить пылающее в груди пламя:

— Наверное, это прекрасно, когда кого-то так любят!

— Это не совсем и не только любовь, миледи. Это преданность, возведенная почти в абсолют. Инстинкт, с которым невозможно бороться. Для Преданных — такая же необходимость, как дыхание. — Возможно, он просто хотел успокоить девушку, но, судя по всему, ей действительно становилось легче от этих незамысловатых объяснений. — И мы не можем выбирать. В отличии от вас, миледи.

Осторожно подведя леди Хупер к скамье, притулившейся у цоколя башни, Шерлок усадил её, опустившись рядом на корточки. Сжав холодные руки замершей девушки в своих ладонях, он произнёс, убеждающе и проникновенно:

— Осмотритесь вокруг. Уверен, совсем рядом есть душа и сердце, которые их владелец готов положить к вашим ногам.

— О ком вы говорите? — это не был живой интерес, скорее — простое поддержание разговора. Только бы не молча, только бы не выгореть внутри!

— Просто приглядитесь получше к окружающим вас людям, — губы мужчины тронула ласковая улыбка. — Уверен, вы увидите это и без моих пояснений.

Голос действовал успокаивающе, а длинные пальцы, незаметно поглаживающие запястья и кисти девушки, довершали начатое. Тело юной леди стало постепенно расслабляться, а вместе с ним — и скрутившиеся в болезненный узел нервы. Душу охватила сонная истома. Заметив это, мужчина подсел на скамью, подставив собственную грудь под безвольно опустившуюся голову леди Хупер. Его рука, скользнув ей за спину, продолжила ласковые поглаживания, подобно тому, как мать утешает испуганного или расстроенного ребёнка.

— Вам нужно отдохнуть, Молли, — слова вибрировали, проникая под кожу, растекаясь по венам не хуже настойки опия. — Завтра утром всё покажется совершенно иным, поверьте.

Девушке стало хорошо и уютно, а мысли, делаясь ленивыми, больше не стучали в виски назойливой капелью. Одна из них, не давая покоя, всё же заставила Молли поднять голову и взглянуть Шерлоку в глаза:

— Я всё испортила, да? Вы больше не захотите быть мне даже другом?

— Другом? — рука королевского секретаря, на секунду замерев, вновь продолжила свои благотворные манипуляции. — Почему же не захочу? Для меня это честь, и я клянусь вам, что буду самым надёжным и преданным вашим другом, миледи, — чуть наклонившись, мужчина совершенно по братски дотронулся губами до чела девушки. Вздохнув с облегчением, Молли вновь уронила голову ему на грудь и задышала ровно и глубоко.

Через несколько минут, убедившись, что его собеседница крепко уснула, Шерлок встал и, бережно подхватив её на руки, поднялся со своей ценной ношей по крутой лестнице башни. Остановившись возле отведённой леди Хупер опочивальни, он на мгновение задумался, но потом решительно толкнул ногой дверь в лабораторию: оставлять девушку на ночь без присмотра ему не хотелось. Уложив её на кушетку и заботливо укрыв пледом, мужчина подбросил несколько поленьев в почти что потухший камин и, разворошив жар под ними кочергой, вернулся к своим бумагам.

Бесцельно переложив с места на место несколько листов, он откинулся на спинку стула и погрузился в размышления.

Мысли, отпущенные на свободу, незаметно коснулись спящей на кушетке девушки. Её искренние чувства задели в душе Преданного струны, о существовании которых он даже не догадывался. Да и не могло быть в его выхолощенной и вымуштрованной душе подобных струн! Откуда им было взяться, если на любые личные симпатии было наложено строжайшее табу, подкреплённое вспышками боли в случае его нарушения? Одно дело — любовь к Хозяину, пусть даже и не совсем укладывающаяся в рамки принятых между Преданным и господином отношений, и совсем другое — дружеское расположение к девушке, заботу о которой ему даже не поручали. И все остальные эмоции, возникающие где-то в области сердца при виде несчастных больных, просящих о помощи, или женщины, умоляющей о встрече с детьми, или пьяного бродяги, после прикосновения к которому захотелось сразу же вытереть обо что-то руки. И еще — необъяснимый страх перед всеми этими чувствами и подспудное желание их избежать, спрятаться за толстой скорлупой отстранённости и равнодушия.

И причина не только в желании уйти от оглушающего болезненного разряда.

Шерлок задумался. Он уже давно не испытывал той боли, что была его постоянной спутницей во дворце эплдорского князя, являясь следствием не только пристрастия бывшего Хозяина к жестокому и извращённому сексу, но и постоянного, хотя и невольного нарушения приказов, абсолютно несовместимых с базовой личностью Универсала. «Боль — ваш союзник!» Что ж, у Шерлока, кажется, больше не было необходимости в этом союзнике.

Продолжая исследовать в себе то, что у людей было принято считать душой, Преданный не мог не сделать единственно правильный и всё объясняющий вывод: желание Хозяина Джона о том, чтобы Шерлок смог отыскать собственное, много лет назад потерянное «я», начало осуществляться, к тому же — семимильными шагами. Это было странно, удивительно и… пугающе. Но в то же время — и восхитительно.

Мысли роились в кудрявой голове, спеша и обгоняя друг друга.

Они не виделись с Хозяином несколько долгих недель. Разумеется, Джон перед отъездом Шерлока отдал ему приказ не чувствовать себя брошенным или обделённым хозяйским вниманием, но та светлая тоска, что постоянно пульсировала где-то в самом сокровенном уголке сердца, лишь обостряя предчувствие неизбежной встречи, не имела ничего общего с всепоглощающим отчаянием, на борьбу с которым во время разлуки с господином у Преданных уходило множество сил и энергии.