Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Она все понимала, но выглядела так, точно вот-вот заплачет снова.

Хепри обнял ее, и Меритамон благодарно прижалась к нему. Хепри чувствовал себя так, как чувствовал себя его отец, пряча в сумку сокровища гробниц – как нечестивец, укравший счастье, который знает о расплате, но готов пожертвовать будущим ради настоящего…

Девушка в последний раз вздохнула, отодвинулась, а потом вдруг обхватила ладонями голову Хепри и прижалась губами к его губам.

Несколько мгновений уста ласкали и молчаливо вопрошали друг друга, что это значит…

Меритамон отстранилась, нежно улыбаясь.

- Я была пьяна тогда. Я хочу испытать это трезвой и запомнить, - улыбаясь, сказала она, глядя Хепри в глаза. Она разрумянилась от поцелуя, но, казалось, Меритамон ничуть не сожалеет и не стыдится своего поступка – почему?..

- Госпожа, ты должна понять, что так нельзя, - серьезно сказал Хепри. – Ты не должна больше видеться со мной и делать такие вещи.

И вдруг Меритамон свела брови, глаза ее вспыхнули, сделав девицу на удивление похожей на брата.

- Это еще почему! – воскликнула она, упирая руки в бока. – Почему?

- Потому что ты госпожа, - нежно, умоляюще сказал Хепри, пытаясь отговорить ее – неужели он мог бы осмелиться читать ей нравоучения? Только остеречь!

- Ну и что? – гневно ответила Меритамон. – Почему я не могу дружить с тем, с кем дружит мой брат?

“Ты хочешь сказать, что это дружба?..”

- Ты девушка, - ответил юный жрец. Он опустился бы перед нею на колени, если бы не боялся смутить ее или, еще хуже, разгневать…

- Ты не можешь ходить ко всякому простому человеку, - сказал Хепри, не зная, как еще ей это втолковать. Она была словно дитя. Неужели не понимала, что это непристойно, невозможно, что она роняет себя?

- Ты хочешь, чтобы я ушла? – сердито спросила Меритамон.

Она стала быстрыми движениями оправлять платье, хотя оно было в порядке. Хепри залюбовался ее чистым лбом, опущенными удлиненными зеленой краской глазами.

- Нет, - тихо ответил Хепри. – Я не хочу, чтобы ты уходила от меня…

Наверное, его обуял злой дух.

Меритамон вскинула глаза и так улыбнулась, точно только этого и ждала. Потом кинулась юноше на шею, быстро поцеловала в щеку и прошептала, прижимаясь щекой к щеке и часто дыша:

- Я не пойду замуж ни за какого важного господина. Отцу пока недосуг искать мне жениха, потому что он занят Неферу-Ра и братом, а когда он снова начнет и будет заставлять меня, я не послушаюсь.

- Но ты должна, - сказал Хепри.

Меритамон оттолкнула его и топнула ногой.

- Ничего я не должна! Надоело!..

Хепри вскинул руки в ужасе.

- Брат женился, потому что должен, - яростно продолжала Меритамон. – Эта тощая жердь за один год выпила из него все соки!.. Я так люблю Аменемхета, и так страдаю, видя, что Неферу-Ра делает с моим прекрасным братом!..

- Дорогая госпожа! – воскликнул Хепри.

- Зови меня Меритамон, - яростно перебила его девушка. – Я любимица Амона, слышишь, Хепри?

Вдруг она засмеялась.

- Похожа я на любимицу бога?..

- Меритамон, так нельзя, - прошептал Хепри.

Он жалел ее, восхищался, ужасался – эта девица была каким-то кипящим сплавом нежной женственности матери и властности отца, которые в ней постоянно сменяли друг друга.

Вот и сейчас это произошло.

Меритамон поглядела на него, будто опомнившись – и заплакала.

- Я испорченная девушка, - сказала она, всхлипывая. – Прости меня и забудь мои жестокие слова. Неферу-Ра сама несчастна, я должна пожалеть ее…

Она повернулась и, раздвинув деревья, ушла.

Хепри нисколько на нее не сердился – эта прекрасная девица была только несчастна. Как они все, по чьей-то жестокой, непонятной никому воле.

========== Глава 51 ==========

Тамит была почти счастлива сейчас, как удовлетворенная хищница. Она слышала, конечно, о беременности Неферу-Ра, как и о ее страданиях – ей поведали об этом самые желанные уста.

- У нее все время болит спина и голова, и она страдает от жары шему больше, чем все остальные, - мрачно сказал Аменемхет, лежа рядом и не глядя на нее. – Ей очень тяжело носить бремя, хотя еще только шестой месяц и ребенок вырос совсем мало.

Тамит любовалась красотой его профиля и улыбалась – молодой человек этого не видел.

- Она тебе жалуется? – мягко спросила женщина.

- Нет, - ответил жрец. – Она никогда не жалуется, но кричит на слуг и бьет своих прислужниц.

- Вот как? – оживилась Тамит.

Ей ничуть не было жалко уродливую гордячку, только хотелось бы на все это посмотреть.

Видя, как Аменемхет сочувствует жене, Тамит притянула его ближе и обняла, нежно целуя в висок. Он вздрогнул, потом обнял ее, а через мгновение на его красивом лице появилась улыбка.

- Ты одна жалеешь меня, - прошептал он. – Только рядом с тобой я успокаиваюсь…

Тамит закрыла глаза, лежа на его груди, и подумала, что нет лучшего наслаждения, чем месть. Этот молодой человек даже не подозревал, что она никогда не переставала помнить своего замученного мужа. В своем высокомерии он вообразил, что чувства низших не так сильны, как чувства господ, и не могут длиться долго… и не имеют такого значения…

Он вообразил, что, отдавшись ему, Тамит его полюбила просто потому, что он господин и иначе нельзя.

Какой глупец!

- Я устал, - пожаловался Аменемхет. – О, как жаль, что нельзя ничего изменить!

Он повернулся к ней и обнял, прижав к себе до боли; сильные мышцы были сведены страданием. Он сейчас вовсе не думал ни о каких жертвах своего отца, ни о том, что Тамит – такая жертва; ему просто нужно было обнимать ее. Как же просты все мужчины, даже самые умные…

- А что бы ты хотел изменить? – мягко спросила Тамит, проводя рукой по его голове. От прикосновения к чувствительной коже молодой человек вздрогнул.

Потом вдруг встал.

- Я бы хотел изменить все, и все – запрещено, - коротко, зло бросил молодой жрец через плечо, и быстро убежал в темноту. Тамит едва успела увидеть, как он взбирается на стену. Это опасное путешествие стало для него таким привычным, что он проделывал его очень быстро и почти без страха.

Изменить все, улыбаясь, прошептала Тамит. Она понимала все, что недосказал ее любовник. Аменемхет хотел бы освободиться и от жены, и от отца, а может – и от ребенка, которого носила жена… Конечно, все это запрещено и очень грешно…

Тамит тихо засмеялась.

Боги выполняют и грешные желания, если они очень сильны…

Неферу-Ра действительно страдала. Но она не соглашалась, чтобы ее освободили от жреческих обязанностей, пока не потеряла сознание прямо в храме, в один особенно жаркий день. Ее перенесли со двора в тень, сбрызнули водой; прибежавший храмовый врач, прижавшись ухом к плоской груди больной, услышал частое испуганное биение сердца, на лице Неферу-Ра выступил пот… но она долго не приходила в себя.

Когда жрица очнулась, она тут же попыталась сесть, и ее тут же стошнило. Неферу-Ра закричала и забилась в судорогах среди ошеломленной тишины, увидев, как она осквернила храм – несчастную подняли на руки и унесли. На носилках ее доставили домой, и с этих пор строго запретили возвращаться к прежним обязанностям, пока она не родит и не выкормит ребенка. Неферу-Ра плакала и сопротивлялась, и ее снова тошнило – тогда пришел великий ясновидец и сам приказал ей оставаться дома. Он с уважением и состраданием смотрел на некрасивую, но такую преданную служительницу бога; с сокрушением Неб-Амон понимал, что никто в доме, кроме него, не ценит такого рвения. Даже сын не таков, хотя больше всех домашних похож на него.

С этих пор Неферу-Ра оставалась дома – и распространяла свои терзания на весь дом. Она никак не могла забыть о том, какую скверность сделала в храме, о том, что оказалась слишком слаба для служения… она не могла думать и о ребенке. Эта женщина понимала, что ущербна как женщина, и очень страдала, оказавшись ущемленной в том, что составляло смысл ее жизни.