Тайна старой девы

— Слезай сейчас же, Анхен, — заворчала Роза, выходя из комнаты, — мама ведь сказала тебе, чтобы ты никому не позволяла брать себя на руки...

Она увела плачущего ребенка в комнату и заперла дверь.

Генрих пошипел, спускаясь с лестницы:

— Вот видишь, Феечка, что вышло из твоего доброго намерения?

Фелисита молча пошла рядом с ним. Когда они уже спустились вниз, перед домом остановился экипаж. Раньше чем Генрих успел дойти до двери, ее кто-то отворил сильным движением. Несколько быстрых шагов — и вошедший уже стоял перед дверью в жилые комнаты. Затем послышался удивленный возглас госпожи Гельвиг: «Ты стал неаккуратен, Иоганн. Мы ждали тебя только завтра».

— Это он! — прошептала Фелисита, испуганно прижимая руку к сердцу.

— Ну, теперь начнется! — проворчал Генрих, но тотчас же замолк, прислушиваясь к тому, что творилось на лестнице.

Советница буквально летела вниз по ступенькам, ее белокурые локоны развевались, а белое платье клубилось, как облако.

— Ну, Феечка, теперь мы знаем, почему в гирлянде оказались незабудки! — засмеялся Генрих и вышел, чтобы внести вещи.

На следующее утро Фелисита воспользовалась свободной минуткой, чтобы проскользнуть к тете Кордуле и сообщить ей, что визит Генриха к бедному столяру окончился благополучно. В коридоре второго этажа она встретила Генриха, с усмешкой показавшего ей на дверь, которую он вчера украшал. На полу в беспорядке лежала целая куча гирлянд, а у стены выстроились вазы с цветами.

— Как все это выбрасывалось! — прошептал Генрих. — Я пришел, когда он стоял на лестнице.

— Кто?

— Да профессор. У него было ужасное лицо. И подумай, Феечка, он даже протянул мне руку, когда я пожелал ему доброго утра, — это меня удивило.

Фелисита хотела ответить, но в это время у дверей комнаты послышались чьи-то быстрые шаги, и девушка скрылась за угол.

Когда она возвращалась из мансарды, внизу послышался голос советницы:

— Бедные цветы! — сказала она жалобно.

— Ты поставила меня в неловкое положение, Адель, — ответил мужской голос, — ты ведь знаешь, что я терпеть не могу подобных встреч!

Это был тот же холодный голос, который произвел когда-то такое неизгладимое впечатление на маленькую Фею. Фелисита перегнулась через перила и посмотрела вниз. Иоганн медленно спускался с лестницы, ведя за руку маленькую Анну. Представители науки всегда казались молодой девушке окруженными ореолом величия и благородства, но профессор Гельвиг был не таков. В его плотной и крепкой фигуре, в его угловатых движениях было что-то упрямое и суровое. Можно было подумать, что эта шея никогда не сгибалась для поклона. Выражение некрасивого лица не стало доброжелательнее. Но в его непривлекательной наружности все же заключалось что-то значительное.

Он наклонился к девочке, которая с трудом спускалась с лестницы, и взял ее на руки.

— Поди сюда, дитя, твои бедные ножки еще не могут ходить, — сказал он удивительно кротко.

«Он ведь говорит не с ребенком комедианта», — подумала Фелисита, и ее сердце наполнилось горечью.

Утро оказалось шумным в тихом доме Гельвигов. Звонок у дверей звенел не переставая. И в этом маленьком городке, как и везде, находилось много людей, стремившихся к тому, чтобы и их будничные лица озарило сияние славы, не думая о том, что это сияние неумолимо озарило бы и их жалкое «я». Фелисита очень обрадовалась этим визитам. Хотя она страстно ждала решения Иоганна, но боялась первого столкновения и чувствовала, что она еще недостаточно приготовилась к борьбе. После обеда Генрих пришел на кухню, внимательно посмотрел на платье Фелиситы и неуверенно сказал:

— У тебя коса немного распустилась, Феечка, заколи ее хорошенько и иди в комнату покойного господина — они там... Ну, зачем так пугаться? Ты так побледнела... Смелее, Феечка...

Фелисита отворила дверь и тихо вошла в комнату. Точь-в-точь как девять лет тому назад, госпожа Гельвиг по-прежнему сидела в кресле у окна. Рядом с ней, спиной к дверям, заложив руки за спину, стоял Иоганн.

Фелисита не без основания опасалась этой первой встречи. Взглянув на Иоганна, она почувствовала, что ею овладевают ненависть и злоба, а между тем самообладание было ей необходимо в этот решающий момент.

— Вот и Каролина, — сказала госпожа Гельвиг.

Профессор обернулся, и на его лице отразилось крайнее изумление. Гордо выпрямившись, хотя и не поднимая глаз, перед ним стояла не своевольная девочка, дитя комедианта, а взрослая девушка. Он подошел к ней и сделал движение правой рукой — может быть, он хотел поздороваться с ней, как с Генрихом. Ее сердце вздрогнуло при этой мысли, руки крепко прижались к телу, и она бросила холодный взгляд на стоявшего перед ней человека. В это время в дверь постучались, и появилось нежное, улыбающееся личико советницы.

— Можно войти? — спросила она ласковым голосом, и раньше, чем ей кто-нибудь успел ответить, она стояла уже посреди комнаты. — Ах, я, кажется, пришла как раз к неприятному разговору? Ну, милая Каролина, вы теперь увидите, что существует и другая воля, кроме вашей, а бедный Вельнер получит, наконец, ответ.

— Пожалуйста, Адель, дай сказать Иоганну, — резко произнесла госпожа Гельвиг.

— Ну, остановимся сначала на этом пункте, — начал профессор. — Скажите, пожалуйста, почему вы отвергаете это лестное предложение?

Его спокойные, бесстрастные глаза испытующе посмотрели на молодую девушку.

— Потому что я его презираю. Он жалкий лицемер, прикрывающий благочестием свою жадность и скупость, — ответила Фелисита твердо и уверенно.

— Какая клевета! — воскликнула советница, всплеснув белыми руками и подняв к небу голубые глаза.

Госпожа Гельвиг коротко и хрипло рассмеялась.

— Вот тебе образчик манер твоей так называемой воспитанницы, Иоганн! — воскликнула она. — Я знаю это злое создание! Кончай скорее! Ты не подвинешься вперед ни на волос, а я не хочу слушать, как клевещут на почтенных людей, бывающих в моем доме.

Профессор ничего не ответил. Его красивая узкая рука медленно гладила бороду. Он не спускал глаз с советницы, все еще стоявшей в позе молящегося серафима. Казалось, что он слышал только ее восклицание.

— Ты, Адель, хорошо успела изучить людей за время своего пребывания тут, — сказал он.

— Боже мой, Иоганн! — живо прервала его молодая вдова. — Надеюсь, ты не подумаешь, что существует особый интерес... — она внезапно замолчала, и густой румянец залил ее щеки.

В глазах профессора промелькнула насмешка.

— Многие дамы, которые часто бывают у тети, считают его благородным человеком, — добавила она. — Через его руки проходят миссионерские деньги, и верующие находят его достойным благодарности.

— И ты, конечно, готова в этом поклясться? — добавил профессор. — Я не знаю этого человека, — обратился он к Фелисите, — и не могу поэтому сказать, насколько ваши слова справедливы.

— Иоганн! — раздраженно прервала его госпожа Гельвиг.

— Позволь, мама, мы обсудим это после, — сказал он спокойно. — До сих пор, — продолжал он, обращаясь к молодой девушке, — я не давал вам права самостоятельно решать свои дела. Во-первых, вы находились в прекрасных руках и потому, что вы всегда противитесь тому, что делается ради вашего блага... Но в этом вопросе я не властен. В некоторых отношениях я даже не могу не согласиться с вами: вы молоды, а он, говорят, пожилой человек. Сверх того — разница положения. В настоящее время он не обращает внимания на ваше происхождение, но это может случиться позже.

Как все это было благоразумно и... бессердечно! В эту минуту в нем пробудился автор тех письменных распоряжений, которые никогда не упускали из виду низкое происхождение дочери комедианта. Он подошел к молодой девушке, губы которой искривились в горькой усмешке.

— Вы нам доставили много хлопот, — сказал он. — Вы не смогли, да и не хотели, заслужить расположение моей матери. При таких обстоятельствах вы сами не пожелаете оставаться дольше в этом доме.

— Я бы с радостью ушла сейчас же.