Тайна старой девы

uf ein wunncclichez lebenl

— Странно! — воскликнул он. — Строфа не имеет начала... Ах, это ведь отрывок из стихотворения Ульриха фон Лихтенштейна «Вечная любовь». Перевод всей строфы будет приблизительно следующий: «Если вы любите друг друга всем сердцем, если вы навеки соединились и ваша любовь всегда нова, — верьте, что Бог соединил вас на счастье!» Этот браслет, несомненно, имеет верного товарища, связанного с ним одной строфой, — заметил он. — Другой браслет не у вас?

— Нет, — ответила советница, низко склонившись над работой, пока браслет переходил из рук в руки.

— А откуда у тебя эта замечательная вещица, Адель? — спросил профессор.

Молодая женщина покраснела.

— Папа подарил мне ее недавно, — ответила она. — Даже не знаю, у какого любителя древностей он ее откопал.

Она надела браслет и начала разговаривать с одной из присутствующих дам.

В то время как всеобщее внимание обратилось на браслет, Фелисита обошла стол. Никто не обратил на нее внимания, и она так же незаметно ушла на кухню. Уступая просьбам маленькой Анны, игравшей на тенистой дорожке, она на минуту остановилась, стараясь достать ветку акации. Близорукий адвокат вдруг схватил свой лорнет и принялся разглядывать Фелиситу, а советница, которая, казалось, прилежно вышивала, зорко взглянула на него. Несколько минут спустя она тихо поднялась и направилась в дом, куда ушла Фелисита.

— Милая Каролина, — сказала она, входя на кухню, — вам нет надобности прислуживать... Налейте в кофейник горячий кофе, а я сама займусь, разливанием. По правде говоря, вы ужасно выглядите в этом полинявшем ситцевом платье. Как вы можете показываться на глаза мужчинам в этой, короткой, ужасной юбке? Это просто неприлично. Неужели вы не понимаете?

Это было лучшее, воскресное платье Фелисити, полинявшее, но зато безукоризненно выстиранное и выглаженное. Этот упрек заставил девушку горько усмехнуться, но она промолчала.

Когда советница вернулась к столу, госпожа Гельвиг с резким смехом повторяла свой вопрос:

— Удивительно красива? Что должна я подумать о вас, милый Франк? Всмотритесь в это бледное лицо с ужасными волосами. Эти вызывающие манеры и легкомысленные движения, эти глаза, бесстыдно и назойливо смотрящие прямо в лицо приличным людям, — это наследство порочной, необузданной матери. Девять лет я тщетно старалась спасти эту душу для Господа...

— Теперь ведь еще недолго осталось терпеть, тетя! — успокаивающе сказала советница, наливая кофе. — Еще несколько недель — и она покинет твой дом навсегда... Я тоже думаю, что доброе семя упало на каменистую почву: в этой неблагодарной душе, стремящейся сбросить узы морали, наверное, нет ни одного благородного помысла. Впрочем, нам, имеющим счастье происходить от почтенных родителей, не следует судить ее слишком строго — легкомыслие у нее в крови... Быть может, во время одного из ваших путешествий, господин Франк, — шутливо обратилась она к адвокату, — вы будете где-нибудь любоваться ею на канате или в цирке.

— Это на нее не похоже, — внезапно спокойно и решительно сказал профессор.

Госпожа Гельвиг гневно повернулась к сыну, а глаза молодой вдовы утратили на мгновение свою неизменную кротость. Затем она, добродушно улыбаясь, встряхнула кудрявой головкой и хотела что-то сказать, но ей помешал громкий плач Анхен. Девочка быстро бежала к матери, с судорожно зажатой коробкой спичек в правой руке. Платьице ребенка пылало... Советница в ужасе вскрикнула. Ее взгляд скользнул но собственному легкому платью, и как безумная, со смертельно бледным лицом она вытянула вперед руки, как бы желая оттолкнуть ребенка, и одним прыжком исчезла за стеной из тисов.

Дамы с криком разбежались во все стороны, как испуганная стая голубей. Одна госпожа Гельвиг мужественно поднялась с места, и мужчины стремительно бросились вперед. Но они опоздали. Фелисита завернула в свою юбку ребенка, стараясь потушить пламя, но оно было слишком велико, и тонкая ситцевая юбка молодой девушки загорелась. Не теряя присутствия духа, она схватила девочку на руки, пробежала по лугу на плотину и прыгнула в ручей.

Раньше, чем мужчины поняли намерение убегавшей девушки, огонь уже был потушен. Они очутились на плотине в ту минуту, когда Фелисита, придерживая правой рукой мокрого ребенка, схватилась левой за ветви орешника, чтобы выбраться на берег. Одновременно с мужчинами появилась и советница.

— Мое дитя, спасите мою Анхен! — закричала она с отчаянием.

— Не замочи себе ботинки, Адель, а то получишь насморк, — сказал профессор с едкой иронией, быстро спускаясь и протягивая Фелисите руку. Но он медленно опустил ее: совершенно спокойное до сих пор лицо молодой девушки вдруг изменилось, между бровями появилась глубокая складка, и глаза запылали уже знакомым Иоганну холодным враждебным огнем. Фелисита отдала ему маленькую Анну и выбралась на плотину, опираясь на руку адвоката.

Профессор отнес ребенка в дом и осмотрел ожоги: у девочки пострадала только левая рука. В то время как советница была в кухне, девочка незаметно взяла с плиты спички и подожгла свое платье.

Разбежавшиеся дамы снова собрались, осыпая ласками «бедного ангела».

— Милая Каролина, — сказала советница с кротким упреком, — неужели вы не могли присмотреть за ребенком?

— За несколько минут до этого вы запретили мне выходить из дома, — мрачно возразила Фелисита, бросая на молодую женщину проницательный взгляд.

— Почему это, Адель? — удивленно спросила госпожа Гельвиг.

— Боже мой, тетя, — ответила, не смущаясь, вдова, — ты поймешь это, если посмотришь на ее волосы. Я хотела избавить всех нас от того дурного впечатления, которое производит неряшливость.

Фелисита растерянно схватилась за голову. Гребень, никогда не сидевший крепко в этих густых упрямых волосах, выскользнул и лежал теперь, вероятно, в ручье. Распущенные локоны свободно обрамляли щеки и плечи девушки, еще покрытые водяными каплями.

— Так-то вы благодарите за спасение вашего ребенка? — резко спросил адвокат, не спускавший глаз с Фелиситы.

— Как вы можете быть так несправедливы ко мне, господин Франк! — обиженно воскликнула советница. — Мужчина никогда не поймет материнское сердце. В первую минуту всегда невольно сердишься на того, кто мог бы предотвратить опасность, хотя и признаешь с благодарностью, что эта небрежность искуплена. Дорогая Каролина, — обратилась она к молодой девушке, — я никогда не забуду сегодняшнего дня... Если бы я могла сейчас высказать вам свою благодарность! — Она быстро сняла с руки браслет и протянула его Фелисите. — Возьмите его, он мне очень дорог, но за мою Анхен я с радостью пожертвую самым любимым!

Глубоко оскорбленная, Фелисита оттолкнула руку советницы, которая хотела уже надеть ей на руку браслет.

— Благодарю вас, — сказала она, гордо откинув голову, — я никогда не приму вознаграждения за любовь к ближнему, а тем более — за жертву... Вы сами сказали, что я только искупила свой проступок, и потому вы мне ничем не обязаны.

Госпожа Гельвиг почти вырвала у советницы браслет.

— Ты с ума сошла, Адель! — проворчала она сердито. — Что Каролина будет делать с этой вещью? Подари ей простой, добротной материи на платье, вот и все!

— Я нахожу, что мы все жестоко относимся к вам, — сказал Франк Фелисите. — Сначала вас оскорбили, предложив вам золото, а затем мы равнодушно оставляем вас в мокром платье... Я отправлюсь в город и пришлю вам и малютке все необходимое.

Он поклонился и вышел.

— Дурак! — раздраженно сказала госпожа Гельвиг, обращаясь к дамам, с сожалением посмотревшим вслед Франку.

Профессор, занятый ребенком, не проронил ни слова. Но в ту минуту, когда советница предложила молодой девушке браслет, он сильно покраснел... Наконец Иоганн отдал завернутую в плед девочку в нежные руки дам и направился к двери. Фелисита отошла в сторону и прислонилась к стене. Мертвенная бледность ее лица, нахмуренные брови и сжатые губы ясно указывали, что она испытывала сильную боль от обожженной руки. Взор профессора остановился на молодой девушке, и через мгновение Иоганн уже стоял перед ней.