Возвышение падших (СИ)

Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Гюльхан Султан.

Как всегда, в минуту тревог и переживаний Гюльхан Султан беспокойно расхаживала по своей опочивальне, заламывая руки. Её длинные рыжие волосы, струящиеся по спине и плечам подобно языкам пламени, взметались в воздух при каждом резком развороте. Джихан-калфа стояла неподалеку, хмуро за этим наблюдая. Билгелик-хатун же вышивала вместе с Зеррин Султан на террасе и о чём-то с ней разговаривала.

— Отчего вы так переживаете, султанша? — нахмурилась Джихан-калфа, не совсем понимая причину её метаний. — Эсен-хатун ни вам, ни шехзаде Сулейману не помеха.

— Нельзя недооценивать её, — процедила Гюльхан Султан, злобно сверкнув синими глазами. — Я делала это прежде. Погляди, чего она добилась за несколько лет. Я рядом с Орханом двадцать лет, а всё ещё рабыня и простая наложница… До этого момента она не встречала достойного сопротивления, но больше тихо отсиживаться в стороне я не намерена.

— Что же вы предпримете?

— Наша шпионка сообщила, что повелитель и Эсен отправляются в Амасью, так как Дэфне больна, и у Баязида родились дети. Мы подождём, когда они вернутся, а после я отправлюсь в Топ Капы и изменю ситуацию. Эта рабыня будет сослана также, как и Селин.

Джихан-калфа устало вздохнула, глядя на негодующую султаншу. Ей не хотелось ещё больше её расстраивать, но если она смолчит, то ещё больше разгневает её, как только всё откроется.

— Вам нужно знать кое-что, султанша.

— В чём дело? — насторожилась та, прекратив свои метания.

— Хельга-хатун снова не смогла попасть на хальвет, так как к тому времени, когда мы подошли к дверям покоев шехзаде Сулеймана, в них была Айсан Султан.

— Ей мало того, что я устроила ей в отсутствие Сулеймана?! — разгневалась Гюльхан Султан. В подобном неистовстве она не пребывала долгие годы. В её груди что-то металось и рвалось, обуреваемое гневом и возмущением.

Зеррин Султан, вернувшаяся с террасы в опочивальню, напряжённо покосилась на мать.

— Что-то случилось, валиде? Вы чем-то расстроены?

Гюльхан Султан, растерянно обернувшись на неё, устало вздохнула. Огромным усилием воли она проглотила гнев и натянуто улыбнулась, дабы не волновать дочь.

— Всё в порядке, Зеррин. Вы уже закончили вышивать?

— Это занятие меня утомило… — капризно нахмурилась султанша.

Понимающе кивнув рыжеволосой головой, Гюльхан Султан опустилась на тахту, а Зеррин примостилась рядом.

— Айсан снова расстраивает вас?

— Не думай об этом.

Зеррин Султан хотела сказать что-то ещё, но двери распахнулись, впуская в опочивальню шехзаде Сулеймана. Джихан-калфа и Билгелик-хатун, опустив головы, поклонились.

— Сулейман!

Улыбнувшись, шехзаде Сулейман чинно поцеловал в лоб подбежавшую к нему сестру, которая засветилась радостью при его появлении.

— Прогуляйся на террасе со служанкой и калфой, Зеррин, — мягко велел он. — Мне нужно поговорить с валиде.

Зеррин Султан в сопровождении Билгелик-хатун и Джихан-калфы вышла на террасу, откуда вскоре донеслись обрывки их разговора. Горделиво сидя на тахте, Гюльхан Султан выжидающе смотрела на сына, и тёплая улыбка украшала её лицо.

— Мы так и не смогли поговорить со времени твоего возвращения. Как ты, сынок?

— Неплохо, — сухо ответил шехзаде Сулейман и заложил руки за спину, чем напомнил своего отца. — Было бы ещё лучше, если бы вы не пытались в моё отсутствие избавиться от Айсан.

Тут же напрягшись, Гюльхан Султан внешне осталась вполне невозмутимой.

— О чём ты говоришь?

— О том, что вы пытались организовать никях Айсан и сына лалы Ферхата-паши. Вам помешало лишь то, что Айсан, как оказалось, ожидала ребёнка.

Гюльхан Султан, усмехнувшись, поднялась с тахты и неспешно подошла к сыну. В синих глазах горело возмущение, истинное или обманчивое.

— Она смеет жаловаться на меня? Тебе не кажется, Сулейман, что ты несправедливо обвиняешь меня, свою мать и султаншу, защищая эту рабыню?

— Об этом мне рассказал сам Ферхат-паша на утреннем заседании совета провинции. Он спрашивал, всё ли в порядке с Айсан-хатун, рабыней из моего гарема, которую Гюльхан Султан обещала в жёны его сыну.

Осознав, что факты против неё, Гюльхан Султан напряжённо поджала губы. Как же она не сообразила обговорить всё с Ферхатом-пашой, дабы он держал язык за зубами?

— Я же просил вас, валиде. Успокойтесь. Займитесь, наконец, гаремом и воспитанием Зеррин. Найдите себе занятие, если от скуки вам приходится строить козни против наложниц моего гарема или даже матери моего шехзаде Орхана.

— Пойми же, Сулейман, я желаю тебе только добра, — горячо возразила та, положив руку на плечо сына. — Айсан не та женщина, что должна быть рядом с тобой. Тебе кажется, что она добрая и благодетельная, но на самом деле она ни чем не лучше меня. Ей…

— Довольно, — устало оборвал её шехзаде Сулейман и убрал материнскую руку со своего плеча. — Я предупреждаю вас в последний раз, валиде. Если вы снова разожжёте конфликт, то я буду вынужден отказаться от вашего присутствия в этом дворце.

Развернувшись, он покинул опочивальню. Гюльхан Султан, тяжело вздохнув, растерянно бросила взгляд на террасу. Зеррин Султан, слышавшая разговор, грустно взглянула на мать, а после, подойдя к ней, взяла её за руку.

— Как он может так с вами разговаривать? — возмутилась она.

Улыбнувшись, Гюльхан Султан только поцеловала дочь в лоб.

Дворец санджак-бея в Эрзуруме.

Со дня своего возвращения в Эрзурум тучи печали и скорби так и нависали над Османом Беем. Потеря обожаемой жены, Севен Султан, казалось, полностью лишила его смысла жизни. Без неё он потерял себя. Весь мир утратил краски, звуки и очертания.

Пытаясь справиться со своей болью, Осман Бей закрылся в своих покоях, меланхолично всматриваясь в какую-то точку, известную только ему. По прошествии двух дней он постепенно пришёл в себя. Наконец, перестал отказываться от пищи, переоделся.

В каждый из дней в его покои просилась Назлы-хатун, желавшая показать Михримах Султан, но он был не в силах встретиться с ними. Но, сегодня всё изменилось. Вошедший в опочивальню охранник сообщил, что Назлы-хатун вместе с Михримах Султан ожидают за дверьми. Взволнованно сглотнув, Осман Бей, наконец, позволил им войти.

Назлы-хатун, вошедшая в покои на руках с маленькой Михримах Султан, поклонилась и печально ему улыбнулась. У девочки, к потрясению её отца, были золотисто-светлые волосы, как у Севен Султан, и серые глаза, как у него самого, его матери и бабушки.

— Это — Михримах Султан. Хотите взять на руки?

Тяжело дыша, Осман, словно во сне, поднялся с тахты и неспешно подошёл к калфе. Михримах Султан с любопытством и детской добротой рассматривала его. Несмело протянув к ней руки, Осман вздрогнул, когда девочка подалась к нему навстречу.

— Михримах Султан знает, что вы её отец, господин. Севен Султан, а после и я много о вас рассказывали. Она ждала встречи с вами. Не оставляйте её…

Последние слова Назлы-хатун были полны скрытого смысла. Осман Бей, тоскливо смотря на дочь, бережно держал её на руках и содрогался от её сходства с двумя главными женщинами его жизни: женой Севен Султан и матерью Хюмашах Султан.

— Помнишь, Михримах, твоя мама рассказывала тебе о папе, что скоро вернётся? — нежно произнесла Назлы-хатун, глядя на смущённую девочку. — Это — он. Не бойся.

Осман Бей, впервые со дня своего возвращения улыбнувшись, погладил дочь по золотисто-светлым волосам.

— Михримах Султан— всё, что осталось от Севен Султан, — продолжала говорить Назлы-хатун, теперь уже обращаясь к Осману Бею. — Ради неё Севен Султан отдала свою жизнь. Дорожите этим. Она нуждается в вас…

Топ Капы. Покои Эсен Султан.

Когда явно обеспокоенный Зафер-ага вошёл в опочивальню, Эсен Султан, восседая на тахте, приветливо улыбнулась ему. Зейнар-калфа, неразлучная со своей госпожой, стояла в стороне, молча наблюдая. Бирсен-хатун вместе с шехзаде Мехметом была в детской, откуда раздавались их голоса.