Любовь Илги: осень, лето.

Любовь Илги : осень и лето.

Времен минувших небылицы,

В часы досугов золотых…

А.С. Пушкин.

Глава 1

Разве я могла в самом начале даже догадываться о том, чем закончится эта история? Неожиданные повороты делает иногда судьба. Замысел-то был совершенно другой. Мы с Рысью еще за месяц все распланировали: где будем ждать их повозку, как я попаду в крепость Кривец и что буду делать там по нашему плану. Одежду мне подготовили соответствующую для богатой беглянки: тоненькую вышитую льняную рубаху и парчовый ярко- голубой сарафан, слегка изодранный по подолу. Коня привели кольчужники - тонконогого норовистого красавца гнедого, богато украшенного сбруей с серебряными бляхами. Да… План ни в коем случае не мог провалиться, но, как оказалось, никто ничего не может знать наперед.

Дорога, возле которой мы сейчас прятались в лесу, была уже просмотрена соглядатаями Рыси вдоль и поперек, место выбрано самое правильное и совсем не случайное: на небольшом пригорке за плакучими ивами и кустами ольховника, с которого очень хорошо была видна дорога, ведущая к крепости.

Была уже средняя осень, и легкий морозец серебрил ветки в лесу и поляну с пожухлой травой, по которой должны были проехать те, кого мы ждали.

Хитрый соглядатай горбун Еля валялся перед нами, приложив ухо к земле.

- Тихо! -все всадники Рыси и я замерли.-Едут!- прошипел он, вскакивая на ноги.

Сначала я услышала какой-то тяжелый скрип, как будто два дерева терлись друг о друга стволами, а потом топот. Внизу на поляне показалась тяжело груженая повозка, покрытая лисьими и куньими шкурами с прицепленными к ним по бокам и низу тяжелыми медными пластинами, ярко начищенными и сильно сверкавшими даже на слабеньком осеннем солнце. Это нелепое сооружение покряхтывающее, поскрипывающее и постанывающее с трудом тащили шесть мохноногих крупных лошадей, запряженных попарно друг за другом. Рядом с повозкой ехало не меньше десятка всадников в сверкающих серебром кольчугах и островерхих шлемах. Над их головами торчали рогатины с развевающимися рыжими лисьими хвостами и серебрились широкие секиры.

- Ну вот сейчас и встретитесь! – наклонился ко мне Рысь и хитро усмехнулся.

Он резко выпрямился. В его руке неизвестно откуда появилась ветка терна с яростно торчащими шипами. « Решил ударить меня для пущей достоверности!»- испугалась я, но он повернулся и с силой стегнул веткой моего жеребца! Вот уж об этом мы совершенно не договаривались! Я почувствовала, как конь вздрогнул, когда шипы вонзились в кожу, и так подпрыгнул, что я едва успела вцепиться в его красновато-коричневую жесткую гриву, почти упав на накрытую медвежьей шкурой мускулистую спину. Резко всхрапнув, конь помчался сквозь деревья вниз на поляну к скрипящей повозке. По моему телу больно ударили тяжелые ветки. Пришлось изо всех сил вжаться в горячую исходящую влагой конскую шею, чтобы не выхлестнуть ненароком глаза. Скачка была дикая, именно такую, видимо, хотел Рысь, когда хлестал коня колючками терна, поэтому сейчас жеребец мчался, подкидывая от боли вверх задние ноги, а я еле-еле держалась на его спине.

Наконец конь вырвался из леса и понесся по свободному от деревьев пригорку. Там лишь тонкие хлесткие кусты изредка смачно били по ногам.

Когда мы выскочили на покрытую пожелтевшей травой поляну, я осмелилась приподнять голову и взглянуть вперед.

Остановившаяся повозка стремительно приближалась. Всадники выстроились перед ней и наклонили вперед сверкающие секиры.

В затуманенном от безумной скачки мозгу всплыли наставления Рыси:

« Держись до последнего, пока не окажешься прямо перед ними».

« Если они меня не изрубят сразу в куски - это будет удача»,- мелькнула паническая мысль.

- Ну еще немного, еще! - пробормотала я, изо всех сил пытаясь протянуть как можно дольше и дальше по поляне, ближе и ближе к ним.

- Все! больше не могу…- я неимоверным усилием заставила себя отцепить руки с гривы и упала с безумно скачущей лошади…

Удар был такой силы, что в глазах потемнело, тошнота подступила к горлу, рот наполнился слюной, но, что самое странное, захотелось тут же вскочить на ноги и бежать, бежать, бежать отсюда скорей и подальше! Уж не знаю, какой силой я заставила себя не подняться с земли… Мне нельзя было убегать ни в коем случае.

Я лежала почти у заднего колеса остановившейся повозки. Перед моими глазами переступал по съежившейся желтой траве тонконогий чужой конь.

« Все хорошо… Я сделала все правильно, как ты сказал»,- мелькнула последняя ясная мысль, а потом в ушах начал нарастать и нарастать тонкий противный звон, громче и громче, пока не заполнил все; открытые глаза уже ничего не видели : ни неба, ни повозки, ни всадников…

Я только почувствовала на своем теле крепкие мужские руки, поднявшие меня…

Нежный детский голосок проговорил в моей темноте:

- Я таких красивых-то и не видала. А посмотри какие волосы у нее, мягкие, как куделя у нашего ягненочка…

Маленькие нежные ручки погладили меня по голове.

- Не трогай ее, мамка заругается,- прозвучал более старший голосок.

- Не говори ей! Я же не сказала, что ты утром у нее лепешку со сковороды утащил.

- Очень кушать хотелось,- повинился мальчик.

- Личико у ней тоже красивенькое, - продолжал первый голосок.- Как у ангела на иконе в Христовом Храме.

-Ты что, глупая! Разве человек может быть похожим на ангела?

- Но она-то похожа! Вот если бы я стала такой, когда вырасту!- мечтательно произнесла девочка.

- Ага, и ездила бы в серебряной повозке,- засмеялся мальчик.

Я открыла глаза.

-Ах!- сорвался одновременный вздох с детских губ. Минуту два маленьких чумазых храбреца смотрели на меня. Потом русоволосая девочка лет пяти быстро вскочила, с трудом толкнула тяжелую бревенчатую дверь и, сверкнув босыми ножками под длинной серой рубашонкой, выбежала в коридор, из которого потянуло слабым холодком.

-Мама Мира! Мама Мира! - быстро удалялся ее звонкий голосок.

Мальчик лет семи, худенький до прозрачности, с тоненькой шейкой, торчащей из ворота серой рубахи как осенняя замерзшая былинка из земли, продолжал сидеть неподвижно на грубо отесанном березовом столбушке рядом со мной и спокойно смотрел на меня большими ясными серыми глазами.

- Кто ты, малыш?- слова еле вытряхнулись из моей гудевшей головы.

- Я Малик. Мамка сказала, посидите тут с ней, пока схожу принесу квасу с крепной травой, потому как пить просить будет.

Пить действительно очень хотелось, высохший язык еле-еле передвигался во рту.

Я лежала на лавке в маленькой клети-чуланчике, верхнее оконце ее, затянутое мутно-желтым бычьим пузырем, пропускало чуть-чуть закатного солнца.

Кроме двух толстых березовых столбушков, на одном из которых сидел мальчик, десятка завязанных крученой пенькой серых мешков, пары почерневших бочонков да деревянного сундука с откинутой крышкой, из которого выглядывало какое-то тряпье, в каморке ничего не было.

Я приподняла к лицу правую руку: заветное кольцо с тускло блеснувшим смарагдом никто не отобрал. Потом приложила ладонь на живот: поясок с самоцветами тоже оказался на месте на теле под рубахой.

-Тебя Игнатий принес мамке. Сказал, походи тут за ней, потом князь ее к себе позовет, - продолжал мальчик.

- Вы здесь живете?

- Да, в крепости. Я и Таля, а мамка на кухне помогает.

- Отец у князя служит?

- Нет. Папаня прошлым летом заболел и помер.

Дверь вновь тяжело отворилась. Шустренькая девочка вскочила в комнату и уставилась на меня восхищенными голубыми глазенками. За ней степенно вошла рослая красивая женщина с глиняной кринкой в красноватых полных руках. Она была в простом домотканом грубом сарафане и серой льняной невыбеленной рубахе. Единственным ее украшением были зеленые бусы из крашеного березовым листом ореха да ярко-белый платочек, повязанный низко над бровями.